Озарение не пришло, но часа через полтора пришел знакомый человек. Не то чтобы очень близко знакомый, но всё же не чужой. Это был один из охранников, кто в самый первый день пристегнул Масу к железным скобам. И потом нанес толковый удар под ложечку. Рыжий такой, со шрамом от пули на щеке.
Маса ему сильно обрадовался. Видимо, это все же было сатори.
Поскольку узнать, кто из синих курток пустил торпеду, вряд ли получится, не назначить ли объектом катакиути вот этого? Чем он хуже других?
Прецедент есть. Верный вассал Усивара Торадзаэмон, который не знал, кто именно из людей Нобунаги умертвил его сюзерена, и очень из-за этого мучился, в конце концов решил, что убьет первого попавшегося самурая Нобунаги, попросит у трупа прощения, если ошибся, и объяснит людям, кому и за что была адресована месть. Никто Усивару не осудил, все отнеслись с пониманием. А тут даже не первый встречный.
Решено.
Маса подождал, пока рыжий выйдет из магазина, и пристроился сзади.
Избранник шел быстро, нес ведерко со льдом, из ведерка торчали серебряные горлышки. Три бутылки шампанского.
Катакиути спешки не любит. Место и момент должны быть идеальными, поэтому Маса не торопился.
На центральной площади перед опрятным домиком был установлен стол, накрытый алым бархатом. На столе пустые бокалы. Вокруг толпились полтора десятка синих. Они замахали рыжему рукой, стали хлопать по плечам, по спине. Ведерко забрали.
Поодаль стояли еще люди. Маса присоединился к ним.
– Не запачкай меня спецовкой, брат, – сказал ему сосед. – Кто этот Финч, знаешь? Чем отличился?
Японец помотал головой. Запомнил: Финч.
Все снова загалдели, заоборачивались. К собравшимся быстро шел, широко улыбаясь, красивый высокий человек с алмазными звездами на воротнике и на кепи. Под мышкой он держал какой-то сверток.
Те синие, что толкались возле стола, выстроились шеренгой. Рыжий Финч один остался впереди, преклонил колено.
– За службу, за великие заслуги перед Орденом, произвожу тебя в офицеры, брат, – торжественно объявил алмазный человек. Вынул из свертка танто с золотой рукояткой и передал награжденному. Потом обнял. Взял бокал с шампанским.
То, что статус Финча повысился, вроде бы делало его кандидатуру еще более привлекательной, но Маса рыжего уже дисквалифицировал.
Зачем убивать вражеского самурая или даже хатамото, если видишь перед собой самого даймё? Кто таков этот алмазный, Маса не знал, но по всей повадке было видно – главнее тут никого нет. Его и называли «принцем».
«Вот ты мне за всё и ответишь, – подумал японец. – И за господина, и за «Лимон-2», и за серую комнату с дыркой в полу. Это будет справедливо. Даже извиняться не придется».
Оказаться с даймё наедине вряд ли будет возможно. Такие люди всегда кем-то окружены. Значит, придется погибнуть прямо на месте катакиути. Жаль. В идеале хорошо бы потом уединиться в красивом месте, написать прощальное стихотворение, насладиться чувством исполненного долга. Но делать нечего.
Маса стал потихоньку протискиваться вперед, прикидывая, толстая ли у даймё шея, переломится ли с одного удара.
Шея была крепкая.
Вдруг принц дернулся, словно ужаленный. Схватился за карман, но ничего оттуда не достал.
– Меня срочно вызывают, – сказал он. – Пойду выясню, в чем дело. А ты можешь не торопиться, Финч. Допей шампанское и приходи. Работа неприятная, но ее нужно сделать.
– Отчего же неприятная, – ухмыльнулся рыжий. Морда у него раскраснелась от радости, а может от вина. – С удовольствием ее исполню. – И зачем-то потрогал распухший, как от укуса осы, нос.
Судьба явно благоприятствовала Масе.
Даймё шел куда-то один, без охраны. Очень быстро, почти бежал. Маса – за ним, трусцой, тихонько, вдоль стеночки.
Повернули в отличную безлюдную галерею. Лучше места просто не придумаешь. Три секунды – и дело будет сделано. Но стало любопытно: куда это так поспешает без трех секунд покойник?
Любопытство сыграло с Масой дурную шутку. Впереди галерея была перекрыта сплошной стеной от пола до потолка, в стене поблескивали металлические ворота, а перед воротами стояли трое часовых. Они смотрели на приближающегося принца, улыбались. Он им кивнул. Самое неприятное, что у часовых на поясах висели кобуры. Первый раз Маса видел здесь вооруженных людей, и это его не порадовало. Ох, нужно было прикончить алмазного даймё по дороге…
Один синий нажал какую-то кнопку, створки раздвинулись и вновь сомкнулись уже за спиной у принца.
Философски вздохнув (это лучшее, что можно сделать, когда не придумал, как быть), Маса пошел вперед. Три охранника с кобурами на поясе – это ничего. Но сколько их там еще, внутри? И что там вообще находится, за воротами?
Заметили.
Все трое вынули оружие, серьезные револьверы «кольт» 45 калибра, и навели на мирно приближающегося сварщика. Непонятно, чем это он вызвал у них подозрение. Может быть, доставать револьверы им полагалось по инструкции.
– Тебя вызвали что-то починить, брат? – спросил тот, что нажимал кнопку. Наверное, старший.
Маса кивнул. Оставалось пятнадцать шагов.
– Но принц ничего не говорил.
Маса пожал плечами. Десять.
– Ты откуда? Из механического?
Кивнул. Пять.
С кого бы начать? Острее всего взгляд у левого. И палец он держит на взводе.
– Стой. Больше ни шагу. Подожди, пожалуйста. Я проверю.
Старший отошел к стене, на которой висел телефонный аппарат. Масе понравилось, что этот синий такой вежливый: «брат», «пожалуйста».
– Как тебя зовут? – обернулся начальник.
– Масахиро Сибата, – ответил Маса, коротко поклонился и тремя движениями перевел часовых из активного состояние в пассивное: сначала левого, потом правого, потом старшего.
Не убил и не покалечил, потому что люди вели себя учтиво, никакого зла от них не было. Просто отключил им сознание и для верности еще разок стукнул по лбу. Раньше чем через полчаса не очнутся.
Где тут у них кнопка?
Вот она.
Ворота раздвинулись. Маса удовлетворенно произнес уместное русское слово, которое ему нравилось своей звучностью: «Опаньки».
Небольшой двор. Охраны нет – это хорошо. Но целых три входа – это плохо. В какой же идти?
Однако, приглядевшись, японец заметил, что левая дверь закрыта неплотно. Очевидно, туда-то торопливый принц и вошел.
Внутри было очень чисто. Маса снял грубые сапоги электрического сварщика, чтобы не пачкать пол и двигаться бесшумно. Пословица гласит: «Хорошая смерть ходит тихо».
Дворец у морского владыки был хоть и чистый, но не сказать чтоб богатый. Ни тебе позолоты, ни хрустальных люстр. Главная красота – море над стеклянным потолком.
По соседству, недалеко, кто-то разговаривал.
Маса на цыпочках приблизился к двери и попробовал заглянуть в щелку, но она была маленькая и через нее виднелись только полки с книгами.
– … Но есть еще одно обстоятельство, благодаря которому ваше отношение ко мне переменится. Я не стал вам говорить про это, когда намеревался вас убить. Но раз принцессе угодно, чтобы вы жили, скажу. У меня есть известие, которое вас обрадует, – сказал мужчина.
– Это н-навряд ли, – мрачно ответил голос, который Маса узнал бы из тысяч и тысяч, даже и без характерного заикания.
– Ооо! – завопил японец. – Неужели?! – И не раздумывая ринулся в комнату.
Господин сидел, прикованный к стулу, очень сердитый, но живой, живой! Появлению вассала он почему-то не обрадовался, посмотрел с неудовольствием.
Ах да. Японец сдернул очки – и лицо господина озарилось таким светом, что у японца на глазах выступили слезы, мир вокруг блаженно затуманился.
Пискнул детский голос – тут была еще и какая-то девочка. Кажется, с желтыми волосами, в чем-то длинном, белом. Но ошалевший от счастья Маса смотрел только на господина.
У того глаза тоже сделались мокрыми. Один-единственный раз, тридцать с лишним лет назад, Маса видел господина плачущим. У мужчин запада считается, что плач – признак слабости, их отучают от этой благородной привычки с детства. Глупости! Плакать нельзя от стыдных вещей – боли или страха, а от возвышенных чувств можно и должно.