На ноги поднялись трое. Это были Павеллек, Не^ метц и Грюнд — наш ротный брадобрей. Я был счастлив снова видеть их надежные лица. Очень важно знать солдат, с которыми ты служишь, особенно во время испытаний. Солдат, которые годами вместе, которые знают друг друга в радости и в беде. Ты знаешь их сильные стороны и слабости. Ваша уверенность друг в друге сильнее, чем с новыми пополнениями. Это не значит, что можно принижать тех, кого не знаешь. Это просто факт, который знают все.
Я пожал руки всем троим и спросил Павеллека:
— Юшко, что ты здесь делаешь? Я думал, ты уже дома, как счастливый супруг!
Старый армейский «конь» мрачно ответил:
— Было бы прекрасно, но не судьба. Я доехал до Калача; оттуда надо было ехать домой на поезде. И тут началось: русские явно прорвались через румын. Ходу им до моста через Дон всего ничего. Идиоты, они действовали, как тыловики — один сказал «ой», и остальные сказали «ах!». Если бы там были регулярные части вроде нас... Все было бы по-другому. Герр обер-лейтенант, мы с нашими могли бы там закрепиться и организовать оборону!
Я хотел его успокоить:
— Ну, сомневаюсь, что мы справились бы лучше.
— Но меня блевать тянет от того, что вышло! Когда русские наконец появились на берегу Дона — лишь день спустя, — настал конец моему отпуску. Тогда я поспешил добраться обратно в свою роту.
— Господи, Юшко, и ты не подумал об аэропорте, ты, старый проныра?
— Нет, как-то не подумал.
Меня тронуло его невезение; но я был рад, что он снова со мной.
— А наш Фигаро, сколько ты уже на фронте?
— Уже три недели. Как герр обер-лейтенант знает, все теперь на фронте. Герр лейтенант Аугст использовал меня связным в группе управления, после того как убили обер-ефрейтора Вильмана.
— Неметц, кто еще здесь из нашей старой толпы?
— У нас еще 8 человек из нашей роты, с остальными из нашего батальона уже 24, остальные пришли из других частей. Это в основном штабные, артиллеристы, радисты, водители и так далее. Пехотный опыт у них маленький, но они служат, не ворча. У нас даже наблюдателями служат унтер-офицеры.
— Ну, чины уже не считаются. Теперь каждый будет исполнять свой долг за наш народ и за нашу родину.
Вошел лейтенант Аугст, за ним катилась невидимая волна ледяного холода. Он быстро закрыл открывшуюся дверь, подошел к огню погреть ладони.
— Чертов холод, даже через перчатки пробирает. Добрый день, герр обер-лейтенант! Рад вас видеть. Мы сможем использовать на фронте каждого. Сегодня утром снова началось слева от нас, у батальона Воты. На высоте 147,6 было горячо. Мы готовились к контратаке, но товарищи из батальона Воты смогли дать почувствовать свой напор. Русская артиллерия, а также их тяжелые минометы старательно перепахали всю высоту. Неприцельный минометный огонь падал на нас весь день. Хорошо, что по ночам тихо, но все равно приходится быть настороже.
Сложением Аугст был, как я, если не меньше. С черными волосами и темно-карими глазами, он сошел бы за южанина. Но хватало нескольких слов, чтобы его говор выдал в нем саксонца. Он хорошо поладил с силезцами и был умелым и надежным офицером.
— Г ерр Аугст, когда вы чуть позже пойдете на позиции, я хочу, чтобы вы кратко ввели меня в курс дела. Я хочу к утру быть полностью в курсе всех дел. Теперь, когда здесь появился я, хочу спросить вас, где вы собираетесь обосноваться?
— Думаю, на правом фланге кампфгруппы Гауптмана Мато. Там собраны новые солдаты. Я хотел бы взять их под крыло, раз уж у них нет боевого опыта. Я поселюсь у фельдфебеля Купала.
— Не имею ничего против, вы лучше меня знаете, что нужно на передовой.
— Кстати, если вы не заметили: у нас есть прямая линия связи с гауптманом Краузе и оберстом Райни-шем. Даже у самых передовых постов есть телефонная связь, чтобы поднять тревогу в случае чего. «Катушечники» теперь работают каждую ночь.
— Здорово, тогда я позвоню оберсту Райнишу и доложу о прибытии.
Я позвонил в штаб полка и доложил о прибытии в роту новому командиру и гауптману Краузе.
Потом я пошел с лейтенантом Аугстом к передовым постам. Заблудиться было невозможно. Сделав шаг вправо или влево от утоптанной тропинки, ты утопал в мягком снегу. Ночь была звездная, снег скрипел под сапогами, не было ни малейшего ветра. Можно было увидеть свой выдох от холода, он мгновенно замерзал. При выдохе сбоку от ноздрей нарастали красивые кристаллы. (Похоже, автор минимум несколько дней не брился. «Кристаллы» на лице оседают, только если там растут усы. — Прим. пер.) Весь пейзаж был залит белым светом и стояла мертвая тишина. Лишь в отдалении — от этого чертова города — были слышны звуки боя. Я молча трусил за Аугстом, став частью этой ночной сцены. Мы прибыли на первый наблюдательный пост, и дозорные шепотом отрапортовали. Все как обычно. В углу поста стоял полевой телефон. Имелась пулеметная площадка, сам пулемет был закутан в брезент, чтобы вступить в дело, когда будет нужно. На стороне, обращенной к противнику, снег был навален так высоко, что днем наблюдатель был закрыт и мог быстро добежать до поста из снеговой норы. Назвать снеговую нору жилищем было бы преувеличением. Лишь в темноте можно было разжечь огонь для обогрева, потому что днем дым выдавал расположение противнику. Следствием был прицельный минометный огонь.
Мы прибыли на второй пост. Он был самым передовым. Он стоял у самого подножия высоты 147,6. На посту тоже был телефон. Я узнал обоих дозорных: они были из других частей нашего старого батальона.
Аугст прошептал мне:
— Та высота — критическая точка сектора. За нее отвечают майор Вота и его люди.
Когда бы тут ни заварилась каша, мы поднимаемся по тревоге на случай, если нужна помощь; то же самое и с частью гауптмана Мато справа от нас. Там два подбитых танка — Т-34 и один наш, из 16-й танковой. Утром солдаты из батальона Воты смогли отбить атаку, что-то будет завтра?
Я посмотрел на высоту. В темноте было легко ошибиться, но до вершины было по меньшей мере 100— 120 метров.
Нам надо было проверить еще три поста; мы не заходили в убежища, потому что людям был нужен отдых. При скудном пайке и этом адском холоде было безответственно их будить — особенно когда никто не знал, когда враг напомнит о себе. Лишь на последнем посту лейтенант Аугст вызвал фельдфебеля Купала. Как старый солдат моей бывшей 7-й роты, я хотел поздороваться с ним. Мы без слов пожали друг другу руки. Он похудел с лица, его слегка искривленный нос был таким же острым, как всегда.
— Купал, — прошептал я. — Лейтенант Аугст теперь останется с тобой и приглядит за твоим правым флангом. У тебя найдется для него место?
— Так точно, герр обер-лейтенант, для одного хватит.
— Если что-то случится, сразу же сообщи!
— Так точно, все ясно!
Я пожал обоим руки и сказал: «Берегите себя», и пошел обратно.
Теперь я полностью отвечал за сектор 150-м ширины. Что принесет завтрашний день? Сколько мы сможем здесь держаться? На эти вопросы у меня не было ответа. Можно было только верить, надеяться и ждать.
Штаб XI АК: суточная сводка от 1 января 1943 г.
16-я ТД: беспокоящий артиллерийский и минометный огонь противника. Кроме этого, никаких происшествий.
2 января 1943 г.
С первыми рассветными лучами на высоту 147,6 снова обрушился огонь. Я пытался связаться со вторым постом. Линия еще работала. Дозорные доложили об артиллерийском и минометном обстреле высоты, затем об огне наших пулеметов. Мои уши четко слышали звуки боя. В моем секторе было тихо, не считая рассеянного минометного огня или случайных рикошетов. Однако я приказал повысить степень готовности, на всякий случай. Ситуация может обостриться за считаные секунды.
Около полудня шум боя утих. Из запросов командования в мой сектор оказалось, что атака в секторе Воты снова была отбита. Потери были заполнены за счет расформированных частей снабжения и штабов. Нам тоже должны были прийти пополнения.