За ночь 23/24.9. тяжелые бомбовые налеты на городской сектор, а также артиллерийский и ракетный обстрел, но никаких боевых действий...
Меня разбудил толчок в плечо: «Герр лейтенант, герр майор просил вас разбудить».
Я прыжком поднялся на ноги. Быстрое «умывание по-кошачьи», форма приведена в порядок — и я стою перед командиром.
— Лейтенант Холль явился по вашему приказанию!
— Спасибо, Холль. Хорошо ли спалось?
— Так точно, герр майор, можно сказать, хорошо.
— Тогда начнем. Посмотрите на карту. Нам приказали продвинуться до Волги по обоим берегам Царицы — вот она, течет в Волгу и впадает в нее в километре отсюда. Противник устроился в развалинах и ведет упорное сопротивление. Мы наступаем в лоб. Вчера в этой точке наши пионеры (саперы. — Прим. пер.) на южном фланге противника пытались выкурить его огнеметами, пока не стемнело, — но их отбросили с большими потерями. Ваш сосед справа — на этом берегу Царицы — третий батальон гауптмана Риттнера. Левый сосед — батальон разведки 71-й пехотной дивизии. Граница с левым соседом проходит по этой улице, которая идет более-менее прямо в сторону Волги. Вам отдадут остатки 5-й и 6-й рот, а также 8-ю роту, которой сейчас командует обер-фельдфебель Якобс. Мы позавчера получили пополнение из учебно-запасного батальона, в основном 18-19-летних судетских немцев без фронтовой закалки. Вот-вот должны прибыть офицеры. Мне еще нужно получить точное время начала атаки из штаба полка, но, думаю, это будет 06.00. Вопросы?
— Нет, герр майор. Рад, что здесь гауптман Риттнер, так что не придется беспокоиться о соседе справа.
— Да, Холль, Риттнер на фронте надежен, как скала. За успешное командование батальоном его представили к Рыцарскому кресту.
— Рад за него. На карте Сталинград выглядит лучше. Положение похоже на мой родной город Дуйсбург. Оба лежат на реке, оба вытянуты с севера на юг на 30 километров и с запада на восток на 8-10 километров. Только мой родной город лежит на восточном берегу Рейна, а Сталинград — на западном берегу Волги.
— Ну, вам пора идти. Ваш связной Марек проводит вас на командный пункт. Берегите себя, и удачи.
Я отдал честь и вышел. Обер-ефрейтор Марек уже ждал в прихожей. Я его знал с тех пор, как принял роту. Он был из Верхней Силезии, у него там была небольшая ферма — а сам он был воплощенная надежность. Я был рад снова увидеть его честное лицо.
— Ну, Марек, старая каналья, как дела? — я протянул ему руку.
— Хорошо, герр лейтенант. Мне пока чертовски везет!
— Был в отпуске?
— Нет, герр лейтенант, последний раз — еще во Франции.
На обеих фотофафиях: разрушенные дома на Краснознаменской улице, известной у немцев как «Ления»
— Тогда это черт знает как давно!
— Ну да, но я не женат, и пришлось несколько раз уступить его женатым товарищам.
— Когда закончится эта заваруха, придет и твоя очередь. Я прослежу.
Пока мы болтали, Марек вывел меня наружу по лабиринту коридоров под бывшей женской тюрьмой. Через улицу, параллельно, почти точно совпадая с линией север—юг, шла линия железной дороги. Мы повернули на восток и пошли в сторону будущего наступления к Волге. Временами слышался автоматный и ружейный огонь. Он доносился слева, из центра города. Над слегка светящимся горизонтом виднелись развалины каменных зданий, молчаливые и мрачные. Промежуток между ними — мешанина обугленных бревен — еще дымился. Метров через сто Марек ввел меня в подвал частично выгоревшего блокгауза. Я был на командном пункте роты. Он располагался в яме в подвале, перед которым темнели остатки кирпичной стены, с которой можно было наблюдать за противником. Когда я вошел, слабый свет гинденбурговой лампы («парафиновая плошка», или «тепловая свечка». — Прим. пер.) позволял лишь слегка различать обстановку. Темная фигура вытянулась и доложила: «Командный пункт 7-й роты. Фельдфебель Гроссман с тремя связными рад снова видеть вас в роте, герр лейтенант».
Я взволнованно взглянул в глаза испытанных друзей. По небритым Лицам, черным от сажи, читалось напряжение последних недель. Они были искренне рады видеть меня. Слов не хватало — их заменило рукопожатие.
— Спасибо, Гроссман, вольно. Доброе утро, каме-раден!
— Доброе утро, герр лейтенант!
— Марек, пока остаешься здесь. Гроссман, покажи мне, где здесь что, у нас приказ атаковать через два часа. Марек, приведи командиров 5, 6 и 8-й рот и скажи, что приказом командира батальона сегодня они подчиняются мне. Ты знаешь, где у них КП?
— Так точно, герр лейтенант, здесь все сидят друг у друга на головах.
Когда Марек рысцой убежал, фельдфебель Гроссман показал мне, где мы находимся, на захваченной карте Сталинграда. Оторвав глаза от карты, я взглянул в озорные глаза унтер-офицера; у него висел Железный крест первого класса. Мои глаза широко раскрылись от удивления:
— Ничего себе, Павеллек! Юшко — ты унтер-офицер и у тебя Железный крест первого класса! Как тебе удалось?
За него ответил фельдфебель Гроссман:
— Три дня назад Павеллек с легким минометом вывел из строя батарею «ратш-бумов» (советская 76-мм пушка. — Прим. ред.) и был повышен в унтер-офицеры и представлен к Железному кресту первого класса.
— Фантастика! Юшко, ты должен мне об этом рассказать.
— Ну что тут рассказать, герр лейтенант, мы пробивались через южную часть города, и я увидел целую батарею, четыре пушки, которые выкатывали на позицию прямо на перекрестке. Ну, я установил миномет за стеной, одна нога здесь, другая там — и второй выстрел дал прямое попадание, а дальше уже просто домолачивал. 20-30 минут, как дождик — как вы делали под Каневом на Днепре, когда Иваны (немецкое прозвище советских солдат. Подобно тому, как немецких солдат называли «фрицами» или британских «томми». — Прим. ред.) подошли на 40 метров по пшеничному полю, и вы дали им из легкого миномета отпущение грехов. Я ничего не забыл.
Я вернулся в мыслях в Оберлаузиц и во Францию, где я обучал этих грубых, но честных людей из Верхней Силезии владеть оружием пехоты. Иногда они втихомолку ругали меня, но знали, что я так же требователен к себе, как и к ним. В конце концов, я показал им все, что было на самом деле нужно. При этом я просто передал им то, что вложили в меня инструкторы рейхсвера. А они были родом в основном из Силезии и Восточной Пруссии.
— И что потом?
— Ну, весь батальон рванулся вперед; из-за моего благословения сверху Иван почти не оказал сопротивления, и мы взяли еще один кусок этого чертова города.
Я обернулся к фельдфебелю Гроссману. Он был в моей седьмой роте с тех пор, как у Канева год назад в августе (1941 г.) первый батальон был полностью обескровлен (в том бою батальон лишился практически всех офицеров. Командир батальона майор фон Хейдбранд унд дер Лаза и его адъютант, лейтенант Вилль, ранены. Командир 1-й роты, обер-лейтенант Ханн, убит шрапнельной пулей в голову; командир
2-й роты, гауптман Бёге, ранен, взят в плен и вскоре погиб; командира 3-й роты, обер-лейтенанта Майн-харта, постигла та же участь. Командир 4-й роты, обер-лейтенант Риттнер, принял командование батальоном до его расформирования. — Прим. зарубежного издателя) и остатки распределили между 2-м и
3-м батальонами. Он был родом из Мекленберга и был высок, худощав, белокур и голубоглаз — архетип викинга. Его надежность была невероятной. Выговор у него был северогерманский. В речи отчетливо слышалось острое «с», непохожее на четкое, раскатистое верхнесилезское «р» у остальных.
— Ну-ка, Гроссман, что тут происходило с моего ранения 19 апреля у Нырково? Только, пожалуйста, вкратце.
— Как вы теперь знаете, мы были назначены к атаке на Бастион 8 июля. После вас командиром стал обер-лейтенант Менхерт. Его ранили вскоре после того, как мы дошли до городской черты у Сталинграда-Южного. Это было 10 дней назад. С тех пор ротой командовал я. Лобовая атака на Бастион («Бастион» — господствующая высота 234,6, к северу от Нырково, на которой были советские наблюдательные посты. Необходимым условием наступления немецкой 94-й пехотной дивизии 9 июля 1942 г. был захват «Бастиона». 276-й пехотный полк начал атаку высоты 8 июля и после тяжелого боя захватил и удерживал против мощных советских контратак. Имея контроль над высотой, немцы начали основную атаку по плану. — Прим. ред.) у Нырково нам дорого обошлась. Там убили лейтенанта Риделя. Весь Южный фронт кипел, как котел. Для нас все это означало в основном марш — а потом еще марш. Мы с трудом поспевали за моторизованными частями. Через Ворошиловград и Калач, общим направлением на юго-восток в калмыцкую степь, но там дивизию повернули на восток, и мы вломились в Сталинград с юга. Лейтенант Янке, сменивший лейтенанта Риделя в 5-й роте, потерял руку вскоре после того, как мы дошли до черты города; лейтенант Пёнигк наехал на мину под Ворошиловградом и погиб. От старого состава мало кто остался. Теперь, после вашего прибытия, в роте:
