Первые четыре параграфа моей платформы гласили о том, что символическую школу я понимаю условно.
1. Символизм базирован историей критицизма; он — прорыв критицизма в свое будущее.
2. Он — строимое миросозерцание новой культуры.
3. Теперешние попытки зарисовать его контуры — временные рабочие гипотезы (стало быть: и моя попытка; и будь она даже кантианизирована, чего не было, — «кантианизация» в ней была бы — условным жаргоном).
4. Не будучи школой, догмой, но тенденцией культуры, символизм пока живее всего себя отразил в искусстве.
Стало быть: анализ того, чем и как отразил, был бы предметом разглядения в течении, которое ставило себя под знак будущего; конкретная симптоматика символизма: новый человек в нас; таково содержание отрывка «Символизм» («На перевале»); лозунг борьбы за новую жизнь, а не «формы» лишь, мне дорог; клеветники из «Золотого руна» кричали, будто я формалист; «Творчество мое — бомба, которую я бросаю»; «жить значит уметь, знать, мочь»; «мочь, т. е. дерзать вступить в бой с прошлым»; [ «Арабески», стр. 21874] когда то же провозглашали Городецкий с Чулковым, то я их отвергал; это значило: отвергал не дерзание, а их дерзание.
Из всего вытекало: «литературная школа» в символизме условна; в содержании символизм — внешколен; он «школа» — борьбы с школьными догматами; символическая школа — в критике; задание школы — вскрытие приемов реализма, романтизма, классицизма, натурализма и т. д.; эти школы — проекции действительности; «школа» должна была критически вскрыть приемы оформления в их положительной силе и в их догматизме (бессилии). «Символизм дает методологическое обоснование не только школам искусства, но и формам искусства», — утверждаю я в статье «Смысл искусства» (1907 г.);75 вместо «дает» следовало бы сказать «должен дать»; символисты «ни за, ни против реализма, натурализма, классицизма» и т. д.; они против школьных приемов, когда последние претендуют на монополию; «за» — когда приемы эти осознают себя проекциями действительности, которая многогранней, чем о ней думают натуралисты, романтики, пассеисты и догматики-символисты.
«Символ, выражая идею, не исчерпывается ею; выражая чувство… не сводим к эмоции; возбуждая волю… не разложим на нормы императива… Отсюда… трехчленная формула… 1) символ как образ видимости… 2) символ как аллегория… 3) символ как призыв к творчеству жизни»;76 символ — неразложимый комплекс «abc», где «Ь» — форма, «с» — содержание; «а» — формосодержание, первичная данность (исход процесса), или — действие творения (результат процесса); символ — «1) образ… 2) идея…
3) живая связь» их; если «а» триады — формосодержание, то, когда оно не дано, имеем дуализм между «b» и «с» (формой и содержанием); когда базируются на форме, то упираются в мертвые, классические каноны; когда старая форма бракуется содержанием, то упираются в романтический бунт, которого опасность — хаос; противоречие меж романтикой и формализмом — снимается в символизме, где «Ь» и «с» взяты в «а»; когда «а» есть сырье, мы — реалисты; когда оно — смутно предугадываемое соответствие, мы — идеалисты; нет идеализма и узкого реализма в действительном символизме; вот восемь типов возможного строенья триады как восемь стилей, лежащих в основе восьми школ: 1) а — be, 2) а — cb, 3) be — a,
4) cb — а, 5) (a) be, 6) a(cb), 7) be (a), 8) cb(a); первые «четыре… способа… объединимы как реалистический символизм…»; последние четыре ведут к аллегоризму; «этот… класс… я назвал бы идеалистическим»; привожу и примеры: тип «а — be» вскрываю как фетишизм первобытных народов; «а» взято природой, но котируемо богом (дерево как идол); тип «а — cb» — греческий мифологизм; «be — а» — образ Рафаэля; «cb — а» — романтический реализм; «а(bс)» — Байрон; «(a)cb» — Верлен, Метерлинк; «be (а)» — Чехов; «cb(a)» — Бодлер, Гофман; классические, романтические и «реалистические» (в узком смысле) проекции — одно; реализм как правда в символизме — другое; в такой установке узкий натурализм — иллюзорен и субъективно идеалистичен; реализм символизма не в том, берет ли он образы из обстания, а в том, что все «Ь» в нем (предметные вещи), все «с» (переживания) даны в «а»: не в форме, не в голом содержании, а в предестинирующем их единстве; так «а — be» вне «а» (символизма) становится просто «be» («а» здесь — нуль); символизм становится идолатрией; в поздней фазе это — фетишизм быта (подчас — грех Золя); «а — cb» вне символизма — «cb»; и тогда в первичных фазах культуры это — спиритизм; в поздних — иллюзионизм Рейсбрука и ранних драмочек Метерлинка.
Таков смысл моей статьи «Смысл искусства», написанной в 1907 году (см. «Символизм»). Символизм Для меня — реализм, что я подчеркивал: «символизм не противоречит реализму» [ «Арабески», стр. 243] (1909 г.); часто «не способны… осознать иллюзионизма… представлений о реальности»; [Там же, стр. 243] символизм — «протест против кажущегося реальным»; [Там же, стр. 24577] «символизм совпадает с истинным реализмом» [Там же, стр. 314] (1908 г.)78.
Я боролся с мещанским натурализмом, с метафизическим реализмом, формулу которого провозгласил Вячеслав Иванов в 1908 году: «От реальностей к более реальному»;79 он котировал идеалистом меня, потому что я издевался над подменой понятия «символа» понятиями мистической геральдики. «Символизм реален… Мысль, достаточно известная… Художник… не может быть назван ни реалистом, ни символистом в прежнем смысле (…в иллюзионистическом)… Что же тут нового?» — т. е. в лозунге Иванова. — «Спор… не о реальности символизма, а о понимании характера этой реальности… Мы требуем от искусства, чтобы оно было осязаемой формой („res“), а не… хаосом мистики» («Арабески», «Realiora»)80.
Суть ивановского реализма стала «вещью» схоластики Ансельма Кентерберийского; от нее веяло средневековым склепом; я хоронил схоластику и метафизическую эстетику: «Метафизическая эстетика… всегда… мелко плавала»; не против реализма боролся я, а против «осельного жернова», подвязываемого Ивановым в виде «символики»: к символизму; возможна ли эстетика как точная наука? «Вполне возможна», — отвечал я; и за это попадал в лагерь «идеалистов».
Метафизический реализм — подмена одного реализма другим; и ползучий эмпиризм — такая же подмена; через двадцать пять лет Ф. В. Гладков писал: мир есть «диалектическое единство сущности и явления, а не просто предметы и вещи… в понимании наивного реализма»; [ «Литературная газета», 1930 г., № 24 — «О диалектическом методе в художественной литературе»81] такое единство и было «а» триады «abc», или то, что я называл символом; символизацией называл я систему образов, раскрывающих единство; многообразие способов раскрывания (школ) должна была вскрыть наша школа в плане кампании 1907 года, легшем в основу платформы «Весов»; символ — «образ, взятый из природы и преображенный творчеством»; [ «Символизм», стр. 882] он — «образ… действительности»; форма его — «материальная схема…»; содержание — в «музыкальном корне искусства»; по Иванову, музыкальность — идеалистична; я Иванову возражал: «Г. Иванов… в музыкальной мелодии видит идеализм, тогда как мелодия связана с ритмом… реальнейшею основой музыки» [ «Арабески», стр. 31583].
В 1930 году Гладков пишет: «Диалектика содержания… одновременно и диалектика формы» («Литературная газета», № 24). В 1906 году я писал: «когда говорим мы о формах искусства, мы не разумеем чего-то, отличного от содержания»; я «пользуюсь термином „форма“ условно» («Принцип формы»);84 «волнение содержания определяет… форму» — с другой стороны; [ «Символизм», стр. 13585] «идеализация… динамизация, материализация… статизация» [ «Принцип формы»] — в диалектике процесса творчества; символизму чужды и идеализм, и механический материализм; он эксплуатирует в идеализме — динамику; в механицизме — технику конструкции форм; формы и неопознанные содержания — пустые вагоны и неперевозимый в них свалень грузов, застрявший в пакгаузах; идеалистический подход к искусству был изжит в фетишизме производства понятий; наивно-реалистический — в бытовом сенсуализме фактико-собирательства; но подлинные образцы искусства в классицизме, в романтизме, в реализме — в сфере реалистического символизма; Гете-классик — символист в «Фаусте»; Байрон-романтик — в «Манфреде»; Ибсен-реалист — в «Строителе Сольнесе»; Золя — в трилогии «Лурд — Рим — Париж»; Чехов — в драмах, и т. д.86
