– Каким был Марухин? – медленно повторила Самсонова. – Дайте подумать. – Она сложила ладони и уткнулась в них лбом.

Пока женщина собиралась с мыслями, Смирнов разглядывал кабинет. Стеллажи, сейф, оргтехника, вентилятор в углу, куча дипломов в рамках, развешанных по стенам. Бросалось в глаза только одно: кубки и медали на разноцветных ленточках, видневшиеся буквально повсюду.

– Кому принадлежат все эти призы? – спросил Смирнов.

– А? – подняла на него глаза женщина, не сразу поняв вопрос. Затем улыбнулась. – Это наших детей. – Она взяла стоявшую на столе фотографию в рамке и развернула так, чтобы следователь мог ее видеть. – Ксюша и Максим.

На Смирнова смотрели два улыбающихся подростка. Очень похожие друг на друга.

– Сколько им? – вежливо поинтересовался полицейский.

Если тебе показывают фотографию своих детей, надо задать хотя бы пару вопросов.

– По четырнадцать.

– Близнецы?

– Двойняшки. Они разнояйцевые.

– А как похожи.

– Да уж.

Смирнов помолчал, разглядывая детские лица. Вдруг ему в голову пришла неприятная мысль.

– Они больны? – уточнил он. – Что-то генетическое?

– Нет, что вы! Просто держу тут их… добро. – Женщина улыбнулась. – Чтобы не расслабляться, – добавила она.

– Соревнуетесь с собственными детьми? – тоже улыбнулся Смирнов.

Самсонова нахмурилась:

– Нет, конечно. При чем тут это?

– Извините, это я так. Давайте вернемся к Марухину.

– Как скажете, – недовольно проговорила Самсонова. – Александр Викторович всего себя отдавал науке. Хотя, бывало, и по головам шел.

– Но из-за этого не убивают, – возразил следователь.

Самсонова пожала плечами:

– Не знаю. Наверное, всякое бывает.

– Что еще можете сказать о покойном?

– Только хорошее, – невесело усмехнулась женщина. – На самом деле даже не знаю. Человек как человек. Мы же с ним работали вместе, а не жили. Что конкретно вас интересует?

– На молоденьких он не заглядывался?

– Чего не было, того не было. Александру Викторовичу не до того было. Он с утра до вечера только о работе думал, я ведь вам сказала.

– С женой из-за этого проблем не было?

– Если и были, то я не в курсе. Спросите ее саму.

– Так и сделаю. Вы никого не подозреваете?

– Да нет. Кого я могу подозревать? Тем более я так поняла, что убийца – псих.

– Почему вы так решили?

– Судя по тому, что он сделал.

– А вам откуда это известно? – поинтересовался Смирнов, хотя уже знал, что услышит в ответ.

– От жены Марухина. Она ходила на опознание.

– Ей должны были показать только лицо.

– Простыня случайно соскользнула.

– Понятно. Ваш муж сказал, что вы вирусолог.

– Да, и что?

– Не объясните, что это значит?

– Это имеет отношение к убийству Марухина?

– Нет, считайте, что мне просто любопытно.

– Ладно, только кратко. Договорились?

– Конечно, – согласился Смирнов. – Делайте скидку на мое невежество.

– Дело в том, что вирусы могут внедрять генетический материал в геном клетки хозяина, причем стабильно, то есть навсегда. Поэтому они используются для доставки нужной генетической информации в геном клеток.

– Как транспорт?

– В общем, да. В случае необходимости они способны корректировать дефекты генома. В восьмидесятых удалось получить изолированные гены и осуществить перенос у мышей. Тогда все и завертелось. Это был настоящий прорыв.

– Потрясающе, – вежливо сказал Смирнов.

– Еще что-нибудь?

От следователя не укрылось, как женщина якобы украдкой взглянула на часы.

– Нет, это все. Не знаете, где Александра Николаевна Кушекова?

– В лаборантской. Отсюда налево и до конца коридора.

Попрощавшись и взяв ее номер телефона, Смирнов отправился искать лаборантку. Та оказалась приятной полноватой женщиной лет сорока, в русом парике и с выщипанными бровями, которые походили на изогнутые ниточки. От нее пахло дешевым одеколоном и реактивами. Когда полицейский вошел, она мыла чашки Петри в стальной раковине.

– Александр Викторович имел золотые руки, – начала Кушекова, выслушав Смирнова. – Он мою Ниночку вылечил, так что лично я на него молилась. Мне его сам Господь послал, хотите – верьте, хотите – нет. И тот, кто его убил, достоин… достоин… – Она даже не смогла подобрать слова от возмущения.

Больше ничего путного следователь от нее не добился и, попросив записать ему номер мобильного телефона, попрощался.

Уходя из НИИ, Смирнов уносил в кармане номера телефонов всех сотрудников лаборатории. И, что не менее важно, отпечатки их пальцев, оставшиеся на страницах, где они писали свои номера.

Когда позвонил Дымин, Смирнов пил чай с купленной в ближайшем магазине булочкой.

– Я тут в монастыре все облазил, – гордо сообщил опер. – Место глухое, так что неудивительно, что сразу брата Федора не нашли. Не знаю, как его туда заманили, потому что ему туда соваться было явно незачем.

– Откуда такая уверенность, что его именно заманили?

– Если бы его тащили, то были бы следы. Я забрал у прибывшей на место опергруппы отчет, там указано, что никаких характерных борозд, остающихся, если тело волокут, – нет. Если только его несли на руках.

– А какова вероятность того, что на монаха могли напасть на территории монастыря и перетащить за склад с инвентарем? – спросил Смирнов.

– Почти нулевая. Там хорошо просматриваемый двор, мало деревьев и кустов, а главное – постоянно ходят посетители, монахи и рабочие.

– Какие рабочие?

– Да тут их полно. В монастыре реставрируют половину помещений и фасад со стороны шоссе.

– И, конечно, половина рабочих без регистрации.

– Это мы едва ли узнаем. Когда я туда прибыл, количество рабочих, как мне сказали, сократилось вдвое. Думаешь, кто-то из них замешан?

– Вряд ли.

– Тогда ладно.

– У брата Федора был мобильник?

– Не знаю.

– Выясни.

– Хорошо.

– Если был, узнай номер и посмотри, нет ли его в сотовом Марухина.

– Сделаю.

– Ты узнал насчет картинки?

– Да, ребята из местного отделения постарались, когда узнали, что это серия. Ничего церковного, как я подумал вначале. Это иллюстрация из детской книжки. Сборник древнегреческих мифов в адаптированном изложении.

– И что это за мужик в колеснице? – нетерпеливо спросил Смирнов.

– Фаэтон. Сын Гелиоса, бога солнца. Однажды он взял колесницу отца, чтобы доказать другу, что он сын бога, но не справился с лошадьми, и Зевсу пришлось поразить его молнией, чтобы спасти землю от огня. Я так понимаю, тут намек на то, что каждый должен делать свою работу и не лезть куда не следует.

– Да, наверное, – пробормотал Смирнов.

– И что это, по-твоему, может значить?

– Не представляю.

– На этот раз указание посложнее, да?

– Не говори. Понятия не имею, о чем речь. Но, наверное, надо плясать от слова «Фаэтон».

– Я тоже так думаю.

– Попробуй пробить по Интернету. Может, выпадет что-нибудь подходящее.

– Мне кажется, это бесперспективняк, – с сомнением проговорил Дымин. – Представляешь, сколько ссылок выпадет?

– Просто попытайся, ладно?

– Конечно. Просто не жди многого.

– Не буду. Тело доставили Тумарину?

– Да, я ему звонил. Все три трупа сейчас у него.

– Ну все, давай. Пока.

– Подожди, есть еще информация про Марухина.

– Выкладывай.

– Любовницы не было, все поездки и отлучки подтвердились. Выйдя в день смерти из НИИ, он позвонил только своему коллеге по фамилии Кожин. Это техник из его лаборатории. Он утверждает, что профессор вспомнил, что к следующему утру надо подготовить какой-то микроскоп, и решил позвонить. Больше Марухин никому не звонил. И, если верить его сотрудникам, ни о каких встречах в течение дня не договаривался.

– А он все время был на виду?

– Более или менее. Лаборатория состоит из нескольких комнат, и у Марухина есть свой небольшой кабинет, но по городскому он тоже ни с кем не общался.