Это правда. С Пустецом ничего уже нельзя сделать. Его так долго пожирала злость на всех вокруг, что от прежнего человека ничего не осталось. И чтобы избавить его семью от беды, нужно, чтобы он умер по-настоящему. Но Аглая отказалась тогда… и отказывается сейчас.

— Я виновата перед ним.

— Чем?

— Наверное, это я обрекла его на такую жизнь.

— Он просто трус и тряпка.

— Вы не знали его раньше… — женщина тяжело опустилась на стул, сложив руки перед собой, опустив плечи. Нарядное платье не украшало ее, а лишь подчеркивало возраст и изможденность. — Он был веселый. Смеялся много и меня смешил… Он пытался улыбаться даже когда узнал, что у нас детей не будет. Я лечилась, долго, но все без толку. А он был рядом, ухаживал, потратил все свои сбережения… Это тяжело было. Он выпивать начал именно тогда… Однажды, я не выдержала и тайком от него постучалась в дверь наверху… И попросила жильца о помощи.

— Он согласился помочь? — Ян спросил, и тут же осекся. Дурацкий вопрос.

— Он предупредил меня, что плата велика… Я приняла ее. Рамон так хотел сына…

Аглая резко подняла голову. Утомленное лицо прояснилось.

— Я не жалею, что променяла прежнего мужа на Инека. Но теперь я отвечаю за них обоих.

Ян неуверенно возразил:

— Вряд ли… Вряд ли рикошет ударил именно по вашему мужу. Скорее всего он стал другим по другим причинам.

— Это неважно. Главное, что я сделала его несчастливым. Так или иначе.

— Неправда! — вмешалась Ева. — У вас же есть сын!

— Я сделала несчастным Рамона. Рамон делает несчастной меня. А Инек примиряет нас с происходящим, — Аглая горько усмехнулась. — Чем не нормальная семья?

Бедняга Инек. Только тебе некуда деваться…

На экране телевизора возникла бледная и ушастая физиономия человека, пытавшегося плеснуть кислотой в Яна:

— …это было настоящее отвратительное чудовище! Оно прыгнуло на меня и пыталось перегрызть горло. Вот, у меня до сих пор остались шрамы… — ушастый с готовностью продемонстрировал повязки и царапины.

Ева, откусившая от двух бутербродов сразу, подавилась, возмущенно расширив глаза, но не в силах разразиться протестами. Ян с удовольствием постучал по ее выгнувшейся спине.

— На себя бы посмотрел! — выдохнуло, наконец, «чудовище» вместе с роем крошек.

— Возможно, это тот самый монстр, о котором говорили раньше местные жители, — перехватила инициативу репортерша. — А может, это нечто новое. Говорят, где-то в этом районе проживает знаменитый горелом, и возможно именно потому, что он живет здесь, пробудилось так много чудовищ.

— …это из-за того, что он вошел в Замок. Он разбудил в замке зло!

Ну, вот кто их учит, этих корреспондентов, а? Лучше бы про мировой финансовый кризис с тем же пафосом вопили.

Они уже собрались уходить, попрощавшись с понурой, но, все же немного приободрившейся от общения Аглаей, когда негромко лепетавший телевизор вдруг бросил спину громко и отчетливо:

— Горелом!

Ян обернулся через плечо, узрев на экране осунувшееся и мрачное лицо мэра города. Тот смотрел, конечно, в невидимую камеру, но казалось — прямо на него. Холеная физиономия, хоть и гримированная, измята, глаза больные и затравленные.

— Я знаю, ты слышишь меня, горелом. Город Белополь просит тебя о помощи!..

Ого, ничего себе! Что такого случилось, что узнали городские власти, какую беду им предсказали, если мэр решился на подобное?

Стиснув зубы, Ян переждал приступ муторной тяжести, на несколько мгновений завладевший им, когда вновь невероятные чуждые силы пришли в движение, закрепляя договор. Помимо его собственной воли.

«…Беда складывается из мелочей, из равнодушия и злобы… Мать, избившая своего ребенка. Одноклассники, затравившие девочку на глазах учителей… Шпана забившая бомжа недалеко от оживленной остановки…

А вы уверены, что эти люди — не вымры? Или даже так — вы уверены, что это вымры, а не люди?..»

22.

Зеркало оказалось весьма тяжелым. И как прежний горелом волок его в одиночку? Кроме того пришлось тащить громоздкие часы. И еще нож, который Ян прихватил для комплекта. Возвращать — так возвращать все ценности.

— Да держи крепче!

— Сама не филонь…

Надо было идти в обход, но сил брести через заросли не оказалось. Тем более, что людям, уставшим после праздника, было уже не до странной парочки волокущей нечто обмотанное тряпками.

К счастью, особо таращиться было некому. По Ольховой вяло шваркал метлой дворник, смахивая фантики и мятые бумажки с предсказаниями. На другой стороне улицы хмурая тетка тащила за руку активно упирающуюся девочку лет пяти. Встречные прохожие недовольно огибали парочку, занявшую весь тротуар. Цокала каблуками Хелена Цикаль, чью сумочку украшала уже новая ленточка с фестончиками. Хелена привычно помахала Яну рукой, тот только криво улыбнулся.

— Погоди, дай я возьму с этой стороны…

Проклятое зеркало выскользнуло из рук, как только Ева переместилась, и опустилось углом аккурат на ногу Яна. Ян ругнулся так, что даже перекрыл плач девчонки. Она обернула замурзанную физиономию с перекошенным ртом и испуганно распахнутыми глазами. Тетка нервно дернула ее за руку.

Ощущение беды стояло в воздухе, как гнилой привкус в затхлой воде вот уже несколько дней, но в этот миг оно усилилось многократно. И даже не потребовался Пьетр, чтобы определить направление.

— Ева! — прошипел Ян. — Смотри, у той тетки нет тени…

Ева живо повернулась. Но они успели не первыми. Хелена, почти обогнавшая тетку с девочкой, и явно намеревавшаяся, как и все остальные пройти мимо (ну, мало ли, с чего ребенок ревет, незачем вмешиваться в семейные дела), вдруг резко повернулась к ним.

— Эй, а вы куда тащите ребенка?

— Ваше какое дело, — огрызнулась тетка, — моя дочка, куда хочу, туда и…

— Стойте! — Хелена, всегда производившая на Яна впечатление особы легкомысленной и увлеченной разве что расписанием своего ежедневника, твердо взяла девочку за свободную руку.

— А ну пусти, мерзавка! — окрысилась тетка. — Щас полицию позову…

— Это я сейчас полицию!.. — не сдалась Хелена.

Ян с Евой одновременно прислонили зеркало к забору. Как раз в этот момент у вымра не выдержали нервы (или, что там у них?) и тварь обнажила длинные, щучьи зубы, заверещав так, что полопались стекла в соседних домах. А потом бросилась на Хелену.

Благим матом завопила девчонка. Отпрянувшая было секретарша, не дрогнула, а размахнувшись саданула своей дорогой сумочкой тварь по голове. И умело пнула каблуком. Когда подоспели Ян с Евой, и дворник с метлой наперевес, исколоченный вымр явно жалел, что недооценил опасность противницы, но и сдаваться не собирался. На щеке Хелены алели следы когтей, рукав дорогого костюма висел изодранным в клочья.

Зарычала увлекшаяся Ева. Прежде, чем на Ольховой обнаружили новое чудовище, Ян высвободил из кармана серебряный нож и поднырнул под руку вымра, намереваясь ткнуть куда-нибудь под ребра.

У егерей это лихо выходило. Яну тварь заехала локтем в челюсть. Да еще вдруг пыхнуло жаром…

— Вот так вот! — удовлетворенно сказал дворник, щелкая зажигалкой и снимая палец с распылителя яркого баллончика.

Тварь, охваченная пламенем, корчилась под ногами, оставляя на брусчатке жирные следы сажи. Таяла она на глазах и больше уже не орала.

Ян с Евой, Хелена, дворник и ошарашенные прохожие, так и не вмешавшиеся в происходящее, тоже примолкли. Несколько долгих секунд слышался только треск огня и затихающий плач девочки, прижавшейся к ноге Хелены. Воняло паленым.

— Как вы ее… ловко, — наконец, уважительно похвалила Ева.

— Егеря посоветовали, — признался польщенный дворник, подбирая метлу и опасливо трогая кончиком прутьев ошметки сгоревшей твари. — Время опасное… Огнемет дорогой, а это всегда под рукой… Я у дочки лак для волос взял.

— Вы вовремя, — Хелена нервно поправила растрепанную прическу. Стало заметно, что губы ее бледны, несмотря на помаду, и дрожат. — Я испугалась…