* * *

…Башня Пряхи, известная в народе как башня Принцессы, тянулась к небу, норовя пощекотать животы тучам зубчатой короной на макушке. За ночь башня выросла еще метра на три, потому что дождевая вода промыла здоровенную яму у ее подножия, обнажив часть фундамента, покрытого зеленоватыми потеками и известковыми наростами. Яма приходилась как раз на ту сторону, куда выходило единственное башенное окно. Впрочем, у самого края, примыкающего к стене, сохранился небольшой кусок земли, разбавленной гранитом. Там рос шиповник, он цепко держался за камень и не собирался делиться территорией. Шипя и оскальзываясь, Ян сумел вторгнуться в его владения лишь изрядно исцарапанным. Колючие ветки, густо усыпанные мелкими, твердыми и блестящими плодами содрогались от малейшего движения и мстительно драли одежду.

Все-таки идеи, приходящие ночью, поутру оказываются не такими убедительными.

Мелко выщербленная стена стремилась непреклонно вверх. Ян в сомнении запрокинул голову, рассматривая далекое и крошечное окошко. Высоко. С другой стороны, это не в холодную воду нырять… Можно попробовать. Благо, что свидетелей нет. Город позванивал трамваями и шумел автомобилями смутно и далеко. Наблюдали за Яном разве что две примыкавшие башни — левая, почти разваленная, скалила обломок стены, а правая называлась Лукавой и входа не имела вовсе.

Первые ноты «Я иду к тебе» Ян просвистел слабо и неуверенно. Лениво качались спутанные тени. Сверкала вода в лужах. Пахло разворочанной землей, сырым камнем и грибами. Липы, обступившие яму, безмятежно шуршали листьями. Звонко чирикавшая в ветвях птаха даже не сбилась с такта.

Тогда Ян попробовал посвистеть громче и выразительнее. Птичка озадаченно примолкла, потом упорхнула — краем глаза он успел различить темную вспышку в ветвях. И только.

Он добыл из кармана мобильник и покопался в списке обязательного набора мелодий. «Я иду к тебе» оказалась предпоследней. Поколебавшись, нажал кнопку. Мелодия проигралась раз, другой. Был миг, когда ему почудился заинтересованный отклик сверху. Будто сдвинулось там нечто давно замершее. Тугая струна внутри башни чуть звякнула…

М-да… Не хотелось этого делать, но… Ян старательно огляделся, всматриваясь в подозрительные тени, потом набрал побольше воздуха в легкие и в полный голос запел «Я иду к тебе».

Птицы всполошено метнулись в кронах. Кажется, даже липы перестали шуршать, а пораженный шиповник втянул колючки. Башня изумленно таращила черный зрачок далекого окна. Ян сконфуженно умолк уже после пары строк. Уши горели от неловкости. Вокальные данные удручили даже исполнителя. На такое не отзовется не то, сказочная принцесса, но и напрочь лишенная слуха ведьма.

Однако деревья вокруг дрогнули и застыли, словно в оцепенении. Звон часов с другой стороны замка, сигналы машин, гудок буксира с реки разом утратили интенсивность, выцвели, разбавленные накатившей тишиной. А сверху послышалось долгий, вкрадчивый, неприятный шелест. Ян едва не опрокинулся в яму, когда подняв голову, обнаружил, что из окна башни заструилось, поползло вдоль стены нечто волокнистое и светлое. Будто башня внезапно стала отращивать седую бороду.

Волокна спускались все ниже, пока не стали укладываться невесомыми кольцами на измятый шиповник. Один, два, три витка… Шорох стих. Вид растрепанных клочковатых прядей, смахивающих на распущенные, выбеленные солнцем корабельные канаты, не внушал уверенности. На ощупь — тонкие, упругие корни… А насколько прочные?

Поразмыслив, Ян сильно потянул одну из прядей. Какой бы невесомой с виду не казалась эта кудель, но цеплялась вверху она крепко. Пожалуй, вполне способна выдержать и вес Яна. И захватывать удобно — пучки тонких нитей не скользили и не рвались, хотя и слегка кололись.

Что ж… Приглашение получено.

Сложенная из неровных камней стена башни давала надежный упор подошвам, зато больно била по коленям, стоило оскользнуться. Липы напряженно следили за скалолазом. Ян спиной чувствовал их молчаливое внимание. Разреженная золотом тусклая зелень оставалась внизу. Темная ямина казалась разверстой пастью. Зато стала видна река, блестящая чешуей белых искр по хребту. Нет, вниз лучше не смотреть…

Макушку пекло. Руки дрожали от напряжения, волокна заметно огрубели, свиваясь в жгуты и натирая ладони, подошвы все чаще бестолково скребли по выщербленной стенке. Невесть откуда взявшийся ветер принялся сильно толкать холодными лапами, норовя превратить в маятник. Черный зрачок окошка приближался неоправданно медленно…

— Мои соболезнования невезучему барду, — задыхаясь, бормотал вслух уставший Ян. — Ему руки беречь надо, а не лазать тут на каждом свидании… Видно, принцесса и впрямь сказочно хороша.

Нехорошо к ней вламываться, давясь ругательствами.

Ян вцепился в разбитый край оконного проема, из последних сил подтянулся на руках, перевалился через покрытый дождевыми потеками, скользкий выступ. И замер, тяжело дыша, в нише, привыкая к полутьме. Окно не трогали так давно, что стекла затянули грязные бельма, а медные переплеты пристыли к петлям. Ян задел левую створку, она глухо скрипнула, едва качнувшись.

И одновременно в глубине башни обозначилось движение.

В центре округлой комнаты, обшитой источенными жучками деревянными панелями, украшенной сгнившими гобеленами и разбитыми зеркалами, стояло кресло с высокой резной спинкой. Перед ним загадочный предмет, смутно наводивший на ассоциации с прялкой.

Как раз между прялкой и креслом шевельнулась неясная хрупкая фигура, окутанная с головы до ног белесым облаком волос. Светлые волокна лежали свалявшимися, косматыми косами повсюду в комнате. Они невесомо качнулись, когда из спутанной кудели выглянул краешек вышитого бисером платья.

Ян спустил ноги на пол, выпрямился и сделал шаг, вспоминая все подходящие случаю вежливые обороты. Первым его порывом было поздороваться.

— Д-добрый день, сударыня…

Вторым — сигануть обратно за окно.

Покрытые трещинами зеркала десятикратно отразили быстрое, но скованное движение того, что поднялось с кресла. Резко и сильно пахнуло прелой шерстью и гниющими розами. Существо, опутанное бесцветным волосяным облаком, обернулось на Янов голос.

И посмотрело.

Ян шарахнулся, налетев спиной на стену. Ледяной, мертвый взгляд прошивал насквозь. Спасло его то, что горелом в первую очередь чувствует проклятие, а уже затем человека. И «пряха» опоздала. Яна отбросило чудовищной силой магии, будто волной невыносимого смрада, от которого перехватывает дыхание и вышибает слезы. И оттого страшный взгляд прошелся лишь по касательной…

Застоявшееся заклятие, оседая само в себя, существовало так долго, что спрессовалось, переродилось, обросло панцирем. Ян не то, что не смог бы разбить его — оно раздавило бы горелома, как древний ледник, сминающий новорожденные горы.

Между тем, «пряха» шла к Яну… Звякнула валявшаяся на полу лютня. Целые и завившиеся кольцами струны тихо тренькнули, когда подол вышитого платья коснулся разбитого инструмента.

Не соображая, что делает, Ян оцепенело полз вдоль стены, пока не нащупал за спиной сквозящий проем и вывалился из окна, движимый лишь единственным желанием унести ноги. Ветер плеснул холодом. Голова пошла кругом, когда забытая высота с готовностью рванула навстречу. Мятое, зеленое с золотом покрывало парка расстелилось до горизонта.

В самый последний миг Ян судорожно вцепился в податливые волокна, все еще свисающие вдоль стены. Чуть не вывихнул суставы рук и с размаху ударился о бок башни. Взвыл от боли. Затем почувствовал, как колкая пряжа дрогнула и стала рывками уползать вверх. От неожиданности, в первый момент он опять разжал руки, провалившись еще на этаж. Вцепился снова, с трудом дыша. Пальцы свело судорогой.

Еще рывок!

Ян заскользил вниз, пытаясь опередить ту, что тянула спасительную пряжу на себя. Да полно, какая там пряжа! Нити резали ладони не хуже лески… Снова рывок, укравший у Яна целый отвоеванный этаж. Он ругнулся. Концы волокон зацепились внизу за шиповник; там громко трещали, ломаясь, ветки. Слишком далеко…