После завтрака все расходятся по своим делам. Лиля с Эрихом отправляются в офис у ворот – встречать первую экскурсию. Бахман и Понтип идут с ними. Я же возвращаюсь в свою башню. Через полчаса я должен быть в АРГ у фрау Адамс. Едва успеваю поднять себя по лестнице в комнату, как звонит Федя.

– Халло!

– Халло! Выходи. Я у ворот.

– О’кей!

Опять спускаюсь в коридор, потом ещё ниже до первого этажа, прохожу вдоль всего крыла к офису. Там Эрих озабоченно обсуждает что-то с Бахманом и Понтип. Лили нет. Видимо она уже водит посетителей по территории. Машу на прощание рукой художникам и через ворота покидаю Замок. На улице зябко. Возле ворот стоит белый мерседес-внедорожник. Это Федин. Карабкаюсь на сиденье возле водителя. Федя сердечно жмёт мне руку, затем рывком трогает с места тяжелую машину. Он не умеет ездить плавно. Совсем как одна моя знакомая. Знакомую зовут Лана. Женщина-кошка. Погибель для мужчин. Полгода назад у меня с ней случился краткий роман. Сейчас Лана в Лондоне – учится в школе биржевых брокеров. Из Лондона она позвонила мне только один раз.

«Халло, мой Повелитель! Как дела? Всё так же талантлив до неприличия? Что пишешь?»

«Зачем звонишь?» – с пересохшим от волнения горлом спрашиваю я. Вот дурак!

Лана мгновенно меняется. Совсем как раньше. Она обиженно ворчит своим низким голосом: «Ну, ты и хрюня! Может же девушка соскучиться?»

«Извини. Просто ты меня смутила».

Лана довольно хихикает. Вот ведь вредина!

«Ах, смутила?! Скромник! А ты не забыл, смущительно-смущалочный мурмужчина, как вдохновлял меня на сложноконструктивные ласковости?»

Я вздыхаю. Да, ласковостей с ней хватало. Сложноконструктивных.

Заметив моё рассеянное состояние, Федя озабоченно спрашивает:

– Что вздыхаешь, Вадим? С тобой всё в порядке?

Я с усилием отвлекаюсь от прошлого.

– Всё в норме. Готовлюсь к встрече с фрау Адамс.

Возле АРГ автомобильная парковка запрещена и часто ходят так называемые «вайнахтсманы» – служащие муниципалитета прозванные народом дедами морозами. Вайнахтсманы призваны городской администрацией штрафовать наглых водителей. Федя знает про эту беду, поэтому скоренько высаживает меня возле стеклянного здания АРГ, а сам едет дальше в поисках легальной стоянки.

Вхожу. Лифт мягко поднимает меня на третий этаж. Покидаю прозрачную коробку и, не обращая внимания на разношёрстную очередь к стойке дежурной, достигаю кабинета фрау Адамс. Возле знакомой двери сидит толстая тётка-турок в чёрном платке по самые брови. Рядом с ней вертится во все стороны круглоголовый мальчишка-турок лет семи. Непоседливый сорванец поминутно вскакивает с места, беспокойно озирается, что-то бубнит, потом опять с размаху плюхается на, обтянутую кожзаменителем, лавочку. Тётка не обращает никакого внимания на выкрутасы своего отпрыска. Я здороваюсь с согражданами:

– Халло!

Тётка что-то буркает себе под нос. Я не понимаю. Может, она по-турецки? Бросив на меня исподлобья быстрый взгляд, проказник тоже теряет ко мне интерес и опять скачет как кенгуру. Ну и аллах с ними!

Дверь кабинета распахивается и в коридор выглядывает очкастая фрау Адамс.

– Сервус, герр Росс. Прошу вас.

В Нашем Городке, приходя в государственное учреждение, барабанить в двери не принято. Чиновники сами приглашают войти. Такое правило. Наполовину уничтоженный злобным взглядом тётки-турка, захожу в кабинет, сажаю себя к столу фрау Адамс. Она приветливо улыбается, не отрывая очков от экрана монитора. Пальцы так и прыгают по клавиатуре. Именно очкастая фрау Адамс занимается выплатой пособий. Чахнет над златом.

– Как ваше здоровье, герр Росс? – наконец, спрашивает меня фрау Адамс. Разумеется, она в курсе всех моих умираний и воскрешений.

– Не так хорошо, как бы мне хотелось, – бормочу я. Чтобы фрау Адамс были видны масштабы катастрофы, протягиваю перед собой дрожащие руки. Она сочувственно цокает языком.

– Мне очень жаль, герр Росс, но вы же понимаете, что моя задача заключается в том, чтобы вытолкнуть вас на работу.

Фрау Адамс виновато смотрит на меня, оторвав очки от монитора. Я согласно киваю, однако у меня припрятан козырь.

– Должен вас предупредить, что я, по совету моего домашнего врача, фрау Половинкин, подал заявление на признание меня ограниченно трудоспособным.

Фрау Адамс облегченно переводит дух.

– Это совсем другое дело, герр Росс! Как только получите решение – копию сразу пришлите мне.

– О’кей! Я могу идти?

– Да, конечно. Чау!

– Чау!

Прозрачный лифт возвращает меня туда, где и подобрал – в вестибюль АРГ. Выхожу на улицу, сажусь на деревянную скамейку у входа. Подставляю лицо прохладному ветерку. В воздухе вкусно пахнет сдобой. Значит, где-то недалеко отсюда есть кондитерская. Вокруг цветут тюльпаны и магнолии. По камням мостовой весело прыгают чёрные дрозды. Мимо меня бесконечной вереницей несутся блестящие авто. Весна. Хорошо!

На другом конце скамейки дед в полосатых шортах громко болтает по телефону на странном шипящем языке. Невольно начинаю гадать: турок, югослав, поляк? Кого только здесь нет! Кто не знает: сейчас в Нашем Городке живут люди из ста тридцати восьми стран мира. Понаехали.

Всё! Я догадался. Дед болтает по-португальски. Успокаиваюсь и звоню Феде, чтобы забрал меня. Он обещает подъехать через минуту. Кстати, о шортах в марте. Я уже давно не удивляюсь тому, что местные жители щеголяют в летних футболках и шортах, едва температура поднимается чуть выше нуля. Зимой неоднократно видел мамаш с детскими колясками, в которых спали их чада в летних сандаликах на голых ножках. Конечно, зима в Байроне не похожа на уральскую морозяку. Здесь сопли не замерзают на лету, но тем не менее. Я бы не стал разгуливать по городу в одной рубашке с короткими рукавами при трёх градусах тепла. А здесь некоторые разгуливают.

– Ну, что? Закончил с «геморроем»? – спрашивает Федя, когда я устраиваюсь рядом с ним.

Киваю.

– Сегодня фрау Адамс была лаконична.

– Пособие-то она продолжит платить или отправит тебя на каучуковые плантации?

Снова киваю.

– Мой скромный золотой парашют остается при мне.

– Это самое главное.

Федя доставляет меня обратно к Замку. Он спешит – ему скоро на работу. Я жму Феде руку, даю честное слово, приехать в воскресение на день рождения Ванесски, передаю привет Дженнифер и – «Чюсс! – Чюсс!» – отчаливаю.

В Замке бушует сутолока и бестолочь. Каменная громадина наполнена внутренней борьбой и противоречиями. Какие-то люди носят завернутые в серую упаковочную бумагу картины, шумят, ссорятся. Возле офиса стоит Бахман с дымящейся трубкой в руках и озабоченно жуёт нижнюю губу. Всё понятно – началось нашествие художников.

Чтобы не мешать творческому беспорядку, я пробираюсь в свою комнату, ложусь на кровать и умираю от переутомления. К жизни меня возвращает звонок Марины. Смотрю на часы. Ого! Незаметно подкралось время ленча. Беру свой мобильник. Марина сходу даёт мне указания: во-первых, съездить к фрау Половинкин и сдать кровь на анализ. Между прочим, я это и так делаю регулярно. Раз в месяц фрау Половинкин с удовольствием выкачивает из меня красную жидкость. Правда, анализы показывают, что пока результаты так себе.

– Попроси Федю, чтобы отвез тебя к врачу, – требует Марина. – Нет, лучше я сама позвоню брату. Ты же, как маленький. Совсем меня не слушаешься!

Я обиженно надуваю губы. «Вот еще командирка нашлась на мою седую голову!»

– Во-вторых, не забудь съездить на «фенишки», – продолжает руководить мной жена. Кто не знает: «фенишки» – это социальный центр Нашего Городка. Что-то типа бесплатного универмага для малоимущих. Я – малоимущий малоизвестный писатель, поэтому имею право три раза в неделю отовариваться там продуктами и одеждой. Кто и почему назвал социальный центр «фенишками», я не знаю. На мой вопрос об этом Марина ответила просто: «Все так говорят, и я говорю». Что ж – «фенишки» так «фенишки».

– Сам не съешь – Саша поможет. Ладно, всё. Целую! – выдаёт на прощание Марина и отключается. Ей пора идти на ленч. Впрочем, мне тоже. Завтрак Геракла зовёт.