Данила попытался вытащить скобу из рукава, но она сидела крепко.

– Все свои дизайнерские работы собственной рукой пробила, – продолжила она. – Черт, мои родные креативные работы!

– Какие работы? – спросил Виктор.

– Художественные. Я дизайнер. Я накреативила кучу новых форм презервативов, и по моим эскизам даже опытные образцы успели сделать.

– Ого, – восхитился Виктор. – Презервативы новых форм!

– Да, новых. Чего вы ржете? – сказала Ксения.

– Мы не ржем. – Виктор с трудом подавлял смех. – Просто не очень понятно, какие могут быть новые формы у презервативов. Члены у мужчин во все времена были одинаковые. Ну, у нормальных, я имею в виду, мужчин, не мутантов каких-нибудь.

– Основная часть презерватива, естественно, одна и та же, – ответила Ксения. – Но тот, знаете, чулочек на конце, который для спермы предназначен, вот его можно делать разной формы. Например, в виде петушиной головы. Хотя и основную часть тоже можно по-разному сделать. Плюс по-разному можно роспись на резину нанести.

– Роспись? – сказал Данила. – Под Гжель? Или под Жостово?

– Под Жостово – это для жосткого секса, – сказал Виктор и гоготнул.

– Виктор, у меня такое ощущение, что это не Данила, а ты работаешь на скотобазе, – сказала Ксения. – Ты, кстати, где работаешь?

– Да так, то в одной фирме, то в другой, – ответил Виктор.

– А кем? – спросила Ксения.

– Сейчас верхолазом, кондиционеры на стенах зданий устанавливаю. Так ты не договорила, какая там у тебя роспись на презервативах. Под Гжель?

– Гжель и всякий там Палех – это уже вчерашний день, – ответила она. – У меня, например, была серия в стиле хай-тек. Даниле, как программисту, понравилось бы. В общем, это, конечно, надо видеть, так трудно объяснить. Все равно что про картины в Третьяковке читать, вместо того чтобы посмотреть.

– Я бы с удовольствием посмотрел на подлинники твоих работ, – сказал Данила.

– Теперь уже не посмотришь. – Ксения вновь помрачнела. – Теперь меня выкинули, а мое творчество себе зацапали.

Данила, все еще сидя вполоборота, не оставлял попыток вытащить скобу из рукава.

– Мелочь, а неприятно! Правда? – ехидно спросила Ксения, заметив со своего места его старания.

– Да, неприятно, – сказал он, прекратив возню с рукавом. – И это на самом деле мелочь. Мелкое воровство. Мелочовка.

– Мелочовка. Хорошо, – согласилась Ксения. – Ну тогда давай ты покажешь пример масштаба.

– Я уже говорил, что у меня на работе из ценного – только сперма. Комп, на котором я там работаю, не такой уж крутой, и его тупо красть, сразу на меня и подумают. Еще быки там породистые. Но быка тоже как упрешь? Грузовик, что ли, подгонять? Таким образом, остается сперма. И я могу украсть ее когда угодно, – сказал Данила. – Я знаю, как открыть заднюю дверь в производственном корпусе, и я знаю, где лежит запасной ключ от хранилища, а сторож в корпусе по ночам всегда спит, он часов в десять заваливается спать, потому что ему в пять утра вставать, чтобы утренний корм быкам задать. Ночью его пушкой не разбудишь, считай, что его и нет. Но дело не в этом. Просто кому и что я докажу, если украду что-нибудь с работы? Что от этого изменится?

– Откуда я знаю? – ответила Ксения. – Может, все в твоей жизни изменится. А может, и нет. Но в любом случае приятную мелочь-то себе позволить можно?

– Э-э, алло, хватит вам, – сказал Виктор. – Может, вы отложите свою семейную сцену? Сейчас мы приедем к нам домой, выпьем и спокойно поговорим.

– Если Данила не пообещает, что украдет бычью сперму, мы к вам не поедем, – отрезала в запале Ксения.

– У Данилы в принципе и своя сперма может найтись, – сказал Виктор. – Зачем ему бычья?

– Как это… изысканно, Фигаксель. Какой тонкий заезд к девушкам, – сыронизировала Ксения. – Но вообще, дело, конечно, ваше. Витя, тормози, мы с Олей выходим.

– Да пожалуйста! Мне этот дурацкий разговор как-то уже надоел. – Виктор резко затормозил, так что Ольгу, которая уже успела задремать, да и всех остальных, ощутимо тряхнуло вперед.

– Что, уже приехали? – отозвалась спросонок Ольга.

– Это нам сейчас Данила, наверно, сообщит, – сказала Ксения. – Ну, решай.

– Ладно, тогда – прямо сейчас, – ответил он, выделив последние два слова. – Витек, поехали ко мне на арбайтн, в Быково.

При этом в голове у Данилы мелькнуло, что с Ксенией ему на удивление легко далось решение, над которым раньше он, скорее всего, размышлял бы долго – так долго, что и решение уже принимать было бы незачем. И еще Данила ощутил радость, почти физическую радость оттого, что он так легко может проявлять несвойственное ему безрассудство. Да, ему определенно нравится произносить эту фразу – «Прямо сейчас».

– У тебя с головой в порядке? – спросил, однако, Виктор.

– Всего-то пять километров за МКАДом.

Виктор забарабанил пальцами по рулю.

– Ты мне друг? – сказал Данила.

Виктор посмотрел на него с осуждением и злостью, затем обернулся и в упор посмотрел на Ксению – с такой ненавистью, что казалось, сейчас сорвется и ударит ее, но она ничуть не стушевалась. Ксения смотрела на Виктора с вызовом, и, сколько он ни буравил ее своим взглядом, ее взгляд от этого не становился менее твердым, и в конечном итоге игру в гляделки она выиграла – Виктор отвернулся, шумно вздохнул, посидел некоторое время молча, глядя на светофор, беспрерывно мигавший в ночном режиме желтым огнем, а затем, словно бы найдя во всей этой ситуации что-то забавное, усмехнулся и сказал:

– Ладно.

При этом он без особой надобности огляделся по сторонам, и Данила заметил, что его друг непроизвольно захлопал ресницами. Данила знал, что значит это неконтролируемое хлопанье ресницами: Фигаксель решился, и теперь его уже не остановить, даже если Данила и все остальные вдруг передумают.

– Так куда помчимся? – сонно спросила Ольга. – Домой или за приключениями? Давайте лучше домой. Когда я спать-то буду?

– Оль, – сказала Ксения, – можешь спать уже прямо… как ты говоришь, Данила?

Данила мгновенно понял, о чем она, и, когда Ксения специально повторила «Можешь спать…» и артистично взяла паузу для вдоха и продолжения, он подхватил, и они завершили фразу хором:

– Прямо сейчас!

На следующее утро изможденный, но выглядящий прилично (гладко выбритый, в новеньком костюме) писатель Виталий Кутыкин сидел в одной из комнат Сенатского дворца в Кремле, в приемной президента Российской Федерации. Слева от Кутыкина располагалась солидная дверь, а на ней была крупная табличка золотого цвета, на которой так и значилось: «Президент Российской Федерации Владимир Иванович Паутов».

Виталий был в затемненных пляжных очках, что выглядело несколько странно в помпезно-казенной обстановке приемной. Зато очки, как и всегда, помогали ему чувствовать себя в безопасности. Выходя на люди, он почти всегда надевал их. Когда он был в очках, окружающие с трудом могли проследить, куда он смотрит, а он мог видеть их глаза, и это позволяло ему ощущать себя вооруженным перед враждебным и чуждым ему реальным миром.

В ожидании встречи с президентом мающийся похмельем Кутыкин не глядел ни на золотую табличку у двери, ни на что другое (притом что глаза его были широко раскрыты). Взгляд Кутыкина на мир был туманным и стерильно бессмысленным. В комнате еще была секретарша, дама средних лет, сидящая за большим письменным столом, и стоящий по правую руку от писателя улыбчивый мужчина лет пятидесяти, который встретил Виталия при входе в Сенатский дворец и который теперь пытался быть с ним гостеприимным и любезным.

– Чайку или кофейку не хотите? – спросил мужичок у Кутыкина.

Виталий промолчал.

Секретарша работала за компьютером, тихо постукивая по клавишам, хотя вряд ли правильно называть эти звуки постукиванием, скорее уж слышалось шлепанье. Наверно, по этой причине Кутыкин вдруг вспомнил, как он однажды упал пьяный на даче в траву и не в силах подняться (да и не желая вставать) долго лежал на животе, не двигаясь, но и не засыпая, и настолько слился с матушкой-природой, что забредший на дачный участок ежик стал безбоязненно бегать туда-сюда мимо его лица. Ежик мягко топотал по грунтовой тропинке, и слышались звуки, точь-в-точь похожие на те, которые издавали сейчас клавиши клавиатуры под порхающими пальцами секретарши.