Так они добрались до маленькой кофейной комнатки в противоположной части дома, Мария Александровна предложила чай с вишневым вареньем и коржиками, она ждала этого приезда, и приготовила все и сама приготовилась. Последнее время, за этот месяц они встречались уже третий раз, столь же часто, как за последние три года, но каждого визита ей не все равно не хватало.

Нефедов и сам, казалось, никуда не спешил. Он неторопливо оглядывал комнату, пил чай, закусывал коржиками и молчал; молчала и сама хозяйка, не зная, с чего начать столь давно подготовленную беседу. Неожиданно он сам пришел ей на помощь.

– Ты часто бываешь одна, не скучно? – спросил он, памятуя о том, что  Раиса Сергеевна в последние дни перебралась в Москву.

– Нет. Напротив. Я брожу тут одна, мне никто не мешает, слуги знают, что я не люблю, когда… знаешь, как раньше я боялась тишины. А теперь я упиваюсь ей. Честное слово, я напитываюсь здешней тишиной, кажется, мне никогда не будет довольно, – она глубоко вздохнула и замерла.

– И еще воздух.

– Прости?

– Здесь самое чистое место в Подмосковье.

– Я не знала. Нет, правда, я не знала, – он улыбнулся, она немедленно подхватила его улыбку. Подсела к нему, он отставил чашку. – Тебе это кажется странным?

– Вообще, да. Знаешь, последнее время мне все кажется странным. И то, что мы…. – он не договорил. Не решился.

– Нам просто чуть-чуть повезло? Ведь если бы не все это, Денис никогда бы не послал тебя в Питер. А ты…

– А я бы продолжал работать по специальности, – он смотрел на нее не отрываясь.

– Стараясь не думать.

– Маша…

– Влад, я не могу. Извини, но я не могу больше. Мы столько молчали, столько скрывались друг от друга. Да, я была, не знаю, назови меня дурой, ты и называл, наверное, тогда, увидев нас с Денисом вместе, – он хотел возразить, но не успел, Мария Александровна проворно закрыла ему рот ладонью, невольно он взял ее в свою. Оба замерли.

– Мы столько времени потеряли, – прошептала она. – Прости меня. Столько времени. Я даже себе боялась в этом признаться. Пока ты не приехал за мной в первый раз.

– Маша, ты…

– Нет, не говори, дай мне сказать. Понимаешь… Я любила Дениса, что скрывать, любила его, ты и сам это видел. Потому и отпустил, – он медленно кивнул. И спросил, пользуясь паузой:

– Значит, сейчас…

– Он меня по-прежнему очень любит. А я… я только сейчас начинаю понимать, что мне не надо было тогда бросать. Надо было остаться. Не спрашивай почему, поймешь, если сможешь. Ты ведь можешь, да? Ты столько ждал, я видела, ты ведь именно ждал, да? – это были не вопросы, утверждения. Нефедов молча смотрел на нее. – Я выбрала не тебя, почему, бесполезно отвечать. Просто вот так случилось, и все. И себя измучила, и тебя, и теперь, после ее смерти, Дениса, – имя дочери никак не могло сойти с уст. Она порывисто вздохнула, прижалась к своему старому другу и тут же отстранилась. – Не могу простить, что он купил ей эту машину, разрешил гонять. Я понимаю, не его вина, но не могу, не могу. Может, я виновата больше, ведь Денис чаще с ней занимался, да что я тебе рассказываю, ты знаешь. Ты молодец, ты все знаешь и всегда молчишь.

– Работа такая, – неловко пошутил он. Мария Александровна не слышала его слов.

– Так Денис остался с ней, а я – одна. Не могла простить ему. Не могла и себе. Металась в четырех стенах, потом уехала в Питер. Думала, там будет легче… И когда ты приехал… я как чувствовала, что именно ты появишься, что он пошлет за мной тебя, я поняла…. Нет, я давно все поняла, просто, увидев тебя на улице, я…

– Лучше не говори, – попросил он, мягко, как когда-то обнимая ее. Мария Александровна всхлипнула, уткнулась ему в пиджак, замолчала, только изредка вздрагивала всем телом. Наконец, выпрямилась. Ни слезинки не было в ее глазах. Все выплакала – давным-давно.

– Прости меня, Влад. Прости за все. Не могу я от него отказаться. Но и быть рядом тоже не могу. И тебя извожу. Даю надежду и тут же обрываю… и так столько раз, уже третий, да?

– Не надо, Маш.

– Мне надо, – тихо сказала она. – Спасибо тебе за все. – Нефедом молча смотрел на нее, не говоря ни слова. – За терпение, за помощь, за все. И за то, что, когда я отбирала у тебя надежду, ты все равно ее хранил. Для нас обоих. Хрупкую, ненадежную, никчемную… все равно хранил и лелеял.

– Маш, не надо, прошу тебя.

Она замолчала. Какое-то время прошло в тишине, в комнату снаружи не проникало ни звука, а изнутри никто не мог и ничто не могло нарушить установившийся покой. Мысли о мертвенной тишине проникли в его сознание, Нефедов вздрогнул, Мария Александровна посмотрела на него.

– Что-то подумалось? Что-то нехорошее, – он кивнул.

– Здесь очень тихо, – сказал он. – Не стреляют. Я отвык.

Против воли она улыбнулась.

– Вот видишь, хоть я тебе могу предложить дом с тишиной. А в Москве сильно стреляют?

– Обыденно. Помнишь, когда  я на Кавказ ездил, в Дагестан, Чечню, Ингушетию. Там полуночная стрельба тоже была фоном, – она помрачнела.

– Так много всего мы за месяц потеряли. Я думала, будет медленнее.

– Я надеялся, мы справимся.

– А я… знаешь, мне даже казалось, что это и лучше. Ведь мы… – и снова неловкое молчание. Мария Александровна зарделась и потупилась. – Глупо, конечно. Не понимаю, почему именно сейчас и именно так…. Мне все время кажется, что ты приехал ко мне не просто так. Не на чай с вареньем.

Он долго не находил нужных слов. Наконец, нерешительно начал:

– Я проверял блокпосты на дальних подступах к поселкам. ФСО отрапортовало, мол, все в порядке, а потом началось бегство и погромы. Сейчас оставлены Горки-2. На этом направлении у нас вообще ситуация из ряда вон…. Нет-нет, ты не волнуйся, пока все еще в порядке.

– Ты всегда приезжаешь, чтобы сказать, что мне пора перебираться дальше. Ближе к Москве, к нему.

– Это не совсем так. Но в районе села Знаменского был массовый выход мертвецов. Но нет, я не про это хотел сказать, – неожиданно резко произнес он, будто пытаясь прогнать собственные страхи. – За этот забор ни один мертвец не проберется, никогда.

– Ты рассказывал.

– Да-да. Никакой опасности нет. Только живые, – он покусал губы, не зная, как лучше сказать. – Здесь много брошенных особняков, сама знаешь, все поселки в округе очень дорогие. И по цене домов, и по цене жильцов. Все хотят быть поближе к резиденции. Или поближе к тем, кто рядом с ней. Ну и выстраивалась, начиная с середины девяностых такая цепочка. Сейчас ее оборвали. Те, кто должен защищать, попросту мародерствует. За неделю на этом направлении мы потеряли пятьсот человек. Я заехал…. Я просто боюсь за тебя. Ты одна. Кроме охраны, конечно, – поспешил добавить он, – я приказал сменить ребят из ФСО на моих, но на душе все равно неспокойно.

– Ты хочешь, чтобы я перебиралась в Москву? – он кивнул. – Я ведь бежала оттуда.

– И все равно. Понимаешь, глупо скрывать, что у нас за ситуация. Завтра назначена еще одна спецоперация, потом Денис улетит во Владивосток, тогда, наверное, все и решится.

– Если бы он не вернулся…. Прости, я сама не знаю, что говорю. Я… господи… Влад, ты меня простишь – за все?

– Маш, конечно. Я никогда не держал на тебя обиды, – она вздохнула с явным облегчением.

– Ты хороший. Ты очень хороший человек, Влад. Не знаю, почему ты до сих пор не можешь выкинуть меня из сердца.

– Ты знаешь, почему.

– Вот это меня и тревожит. Ты не видишь, насколько я ниже тебя, насколько хуже, насколько… насколько всё.

– Не говори так.

– Я должна.

– Я все равно тебе не поверю.

– Ты как ребенок, Влад.

– Ты тоже, Маш, – она вздохнула порывисто, посмотрела ему в глаза. Улыбнулась с трудом, готовясь сказать, покусала губы.

– Я всегда была твоей, Влад, ничьей больше. Денис… это предлог, испытание, попытка уйти, глупая попытка, сама знаю, но я ничего не могла с собой поделать. Я не хотела мучить тебя собой, я как кошка, хотела… хотела быть другой, с другим, но не получилось. Я хотела, чтобы ты забыл, но не смогла, нет, вру, не хотела до конца заставить тебя сделать это. Я… – она замолчала, и неожиданно резко прибавила: – Я все сказала, Влад. Больше мне говорить нечего. Теперь, пожалуйста, оставь меня.