…В эти дни сотни одиноких агитаторов на селе раскрывали свои записные книжки и вспоминали пройденый путь. А из сибирских городов — из Томска, Ново-Николаевска, Омска, Барнаула, Тюмени — десятки тысяч солдат, прошедших полковые курсы агитаторов, шли в деревню на помощь.
Революция наступала.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1.
Дыбилось, бурлило людское море сходами, митингами. Гудели над Сибирью телеграфные провода.
«Видя явную гибель всей нашей страны от предательства и политики Временного правительства, которое в угоду соглашению с иностранной буржуазией ведет нас к гибели, самым решительным образом сход протестует против дальнейшего к нему доверия.
Вся власть должна принадлежать нашим сыновьям — солдатам, нашим братьям — рабочим и нам самим — крестьянам, т. е. Совету солдатских, рабочих и крестьянских депутатов. Лишь только в этой нашей власти мы добьемся выхода из тяжелого положения.
Просим всех товарищей крестьян присоединиться к нашей резолюции».
Так постановили крестьяне села Усть-Погромной. Сотни других деревень откликнулись на их призыв.
«…Мы, крестьяне деревни Ермоловой, Потановой, всецело присоединяемся к резолюции, которую вынесли крестьяне деревни Усть-Погромной…»
«…Мы, крестьяне деревни Смоленки, обсудив на общем собрании резолюцию крестьян деревни Усть-Погромной, всецело к ней присоединяемся. Вся власть должна принадлежать Совету солдат, рабочих и крестьян…»
Совершенно секретно
ПЕТРОГРАД ГЛАВКОВЕРХУ КЕРЕНСКОМУ
Три месяца назад большевики составляли Советах около десяти процентов тчк Сейчас овладевают Советами тчк Само количество Советов увеличилось примерно три раза тчк Случае промедления стороны Временного правительства Сибирь будет искать путь самостоятельной защиты своих интересов тчк Горячо желаю успеха фронте.
Ваницкий
…Гонят ветры набрякшие влагой тучи. Над Барабинской степью моросит мелкий холодный дождь, а дальше, над хребтами Салаира и Кузнецкого Алатау, медленно падают огромные белые хлопья. Реки шуршат от шуги.
Срочно, секретно
ИРКУТСК КОМАНДУЮЩЕМУ ВОСТОЧНОСИБИРСКИМ ВОЕННЫМ ОКРУГОМ САМАРИНУ
Обеспечьте безусловный порядок пределах вверенной вам территории тчк Случае необходимости примените оружие.
Главковерх Керенский
Срочно, секретно
ПЕТРОГРАД ГЛАВКОВЕРХУ КЕРЕНСКОМУ
Большевикам удалось распропагандировать гарнизон зпт настроение войсках мало устойчиво тчк
Командующий Восточно-Сибирским военным округом Самарин
Двадцать третье октября 1917 года. Первый съезд Советов Сибири избрал Первый Центральный исполком во главе с большевиком Борисом Шумяцким.
«Bсex, кому дороги интересы революции и спасение страны, — всех, кто за осуществление требований рабочих, солдат и крестьян, всех, кто за мир, за хлеб, за землю, за свободу, всех зовет 1-й общесибирский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов к дружному объединению вокруг Советов, к защите их и поддержке их власти», — говорилось в обращении съезда.
И как бы в ответ прозвучало:
К ГРАЖДАНАМ РОССИИ!
ВРЕМЕННОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО НИЗЛОЖЕНО. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ ПЕРЕШЛА В РУКИ ОРГАНА ПЕТРОГРАДСКОГО СОВЕТА РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ ВОЕННОРЕВОЛЮЦИОННОГО КОМИТЕТА, СТОЯЩЕГО ВО ГЛАВЕ ПЕТРОГРАДСКОГО ПРОЛЕТАРИАТА И ГАРНИЗОНА.
ДЕЛО, ЗА КОТОРОЕ БОРОЛСЯ НАРОД: НЕМЕДЛЕННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО МИРА, ОТМЕНА ПОМЕЩИЧЬЕЙ СОБСТВЕННОСТИ НА ЗЕМЛЮ, РАБОЧИЙ КОНТРОЛЬ НАД ПРОИЗВОДСТВОМ, СОЗДАНИЕ СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА — ЭТО ДЕЛО ОБЕСПЕЧЕНО.
ДА ЗДРАВСТВУЕТ РЕВОЛЮЦИЯ РАБОЧИХ, СОЛДАТ И КРЕСТЬЯН!
Военно-революционный комитет Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.
25 октября 1917 г- 10 ч. утра 2.
Февральская революция пришла в Рогачево с иконами, молитвами и земными поклонами. Октябрьская революция появилась буднично, незаметно. Просто прошел слушок, что в городе и по селам устанавливается новая власть. Какая — не ясно, но новая.
— А ну их к бесам под хвост, — отмахнулся Устин. — Сколь их было, разных властев, за этот год: то царь, то какой-то князь, то Керенский, а мы будем жить, как живем.
Говорил с усмешкой, с издевочкой, добавляя крепкое, соленое слово и довольно поглаживая русую бороду, что растет от самых бровей и лопатой ложится на черного бархата, с искоркой жилет. Ни у кого нет такого жилета в округе. И сапог таких нет, с лаковыми голенищами-пузырями. Да что там о мелочи говорить, о жилете, сапогах, картузе, золоченой цепочке к часам. Стоит у забора Устиновой усадьбы покосившаяся избушка в два оконца. Скособочилась вся. Крыша частью дырами, частью мохом, как шерстью, покрыта. В ней, в этой самой избе, родились, жили и умерли отец Устина, дед, прадед. Сам Устин собирался в ней век коротать, да вышло иначе: нашла Ксюша в Безымянке «богатимое» золото, и ключом забурлила жизнь в рогачевской избе. Ксюшу отбросило в лапы Сысоя, а Устин отгрохал домину — восемь окошек на улицу. Наличники, карнизы, крыльцо деревянным кружевом занавешены, как невеста фатой. В конюшне ржут стоялые жеребцы. И все же Устин тосковал: «Другие взаправду живут, а меня Ваницкий, как медведь малину, жамкает: сгребет в рот ветви, лист, ягоды — все, што попало, и жрет без разбора, дуром. Богомдарованный схамкал. За пустой Аркадьевский отвод последнее отнял. Теперича на моем-то Богомдарованном прииске гудят машины Ваницкого. Стоит магазин Ваницкого. Все вокруг его, кровопивца. И мои батраки его грузы возят. Не Ваницкий, я б теперь ух… дом каменный сгрохал… Округа, была бы моя… При царе-то, однако, слободней жилось…»
Новый слушок о власти привез притаежинекий богомолец, отвозивший зубную боль чудотворной иконе. Вернулся совсем скосоротясь, ухо на глаз налезло и между стонами сказывал:
— Власть-то в городе, слышь, рабочие взяли вместе с солдатами. По селам власть берет голытьба, что над собственной бабой только и строжилась.
— Брехня. Лаптем щи не хлебают, — отмахнулся Устин и отошел, грузный, коренастый, ручищи — как в спорки обуты, на двоих бы хватило. Отошел недалеко и, обернувшись к молельщику, спросил: — А Ваницкий там как?
— Вроде по-прежнему.
— То-то оно! Эх, нашлась бы силища, штоб надела узду на Ваницкого, я б за такую власть денно и нощно молился. Да где такую силищу найдешь?
Богомолец не унимался.
— На степи, слышь, власть ваши, рогачевские, ставят. Лушкин Вавила да сват твой Егорша.
— Бреши складнее. — Устин нагнулся к богомольцу. — Не пьян? А ну-ка дыхни! Кто там ставит новую власть?
— Сват твой Егорша.
— Видать, смехота с кукареканьем, а не власть, ежели путевей Егорши никого не нашлось, — и с тревогой взглянул на дом Кузьмы Ивановича, на лавку его с товарами.
«Ежли такой, как Егорша, власть получит, пусть самую малую, с заячий хвост, так какую же власть заберет себе, скажем, Кузьма? Брехота собачья и все», — пытался успокоить себя Устин, да вечером из расейского края, обычно неслышного, взрывом донеслась незнакомая песня: «Смело, товарищи, в ногу».
Как услыхал ее Устин, так сразу насторожился.
«И водрузим над землею красное знамя труда», — неслось над Рогачевой.
«Знамя труда водрузим? Гм-м… — Дерзкая песня вселила тревогу. — Не к добру эта песня. Знамя им? Ишь! Но и я ведь труженик вечный. Когда Ксюха золото нашла, сам пластаться не стал, так людишек кормил на золоте. Может, оно все правильно в песне? Водрузим, значит, знамя, да ухватимся за него — и… тогда мне сам черт не брат».
Нагнулся, сгреб в пригоршню снега и давнул его с такой силой, что, разжавши ладонь, отбросил ледышку.
«Ухватиться бы только за знамя пораньше других».
Вечернее Рогачево серо, словно засыпано золой, а не снегом. Редко в окне мелькнет огонек. Редко тявкнет собака. Подходя к дому, Устин увидел, что в избушке у батраков темно. — «Спят лодыри? Погодите, за знамя ухвачусь, так не поспите. Волной подыму округу, закручу — деньга забренчит. Вот только мыслимо ль дело с егоршами власть-то делить?» Стукнув крепко кулаком по ладони, Устин решил немедленно ехать на степь, да-, лее на чугунке — в город. Хоть в турки, но найти эту новую власть, опередить других прочих.
