Гром хотел проскользнуть к двери, но споткнулся об рельс и едва не упал. Шум привлек внимание монстра. Он побежал к дверям, время от времени поливая огнем стены туннеля, и один раз едва не попал в Грома — тот вовремя отскочил, но волна горячего воздуха опалила ему щеку.
Путь к двери был отрезан.
— Эй, — позвал гигант в плаще странным, глуховатым и каким-то неуклюжим голосом, словно давно разучился как следует им пользоваться. — Ты еще здесь?
Гром повертел головой и увидел железную лестницу.
— Выходи — поговорим! — снова пробасил гигант.
Виктор стал осторожно пробираться к лестнице. Он уже положил руку на нижнюю перекладину, когда гигант в плаще, среагировав на звук, резко повернулся и обдал лестницу пламенем.
И опять Гром опередил его на долю секунды. Быстро, как кошка, вскарабкался он по лестнице, хотя и выронил при этом лом. Монстр отшвырнул огнемет и в несколько прыжков достиг лестницы. На бегу подхватил лом и почти так же проворно, как Гром, взобрался наверх, не упуская противника из виду.
«Вот черт!» — в отчаянии подумал Гром, взбираясь все выше и выше. Гигант не отставал. Виктор, преодолев последние перекладины лестницы, запрыгнул на железную площадку. Дальше хода не было. Монстр приближался.
Гром огляделся и заметил в трех метрах от себя такую же железную площадку, как та, на которой он стоял. Больше бежать было некуда. Гром собрался с силами, сгруппировался и — прыгнул. На площадку он не попал — не хватило всего нескольких сантиметров, но, падая, успел ухватиться за металлический прут, которым была окантована площадка.
Виктор повис в воздухе, затем, слегка качнувшись, попробовал подтянуться, но поврежденное плечо подвело. Ослабевшие пальцы едва не сорвались с металлического прута.
Гигант в плаще несколько секунд наблюдал за Громом — казалось, ему доставляет особое удовольствие смотреть, как его будущая жертва отчаянно цепляется за жизнь. Потом сжал в руке лом и тоже прыгнул. В отличие от Грома, он легко перелетел через пустое пространство и твердо впечатал подошвы ботинок в металлическую площадку.
Повернувшись, монстр посмотрел на болтающегося внизу Грома и издал горлом короткий отрывистый звук, похожий на смешок. Затем неторопливо шагнул к краю площадки и, нагнувшись вниз, поставил лом Грому на лоб. Он ничего не делал, просто ждал. И вот пальцы левой руки Грома разжались, и он, как обезьяна на лиане, повис на металлической окантовке, держась за нее одной рукой.
Гигант продолжал с интересом наблюдать.
Гром чувствовал, как пальцы слабеют, но ничего не мог поделать. Высота была метров десять, а внизу — ржавые рельсы узкоколейки и торчащие из земли куски арматуры. Нет, падать никак нельзя.
Пытаясь ухватиться левой рукой за окантовку, Гром сделал последнее отчаянное усилие, но тут силы покинули его. Пальцы правой руки соскользнули с края площадки, и Гром непременно полетел бы вниз, если бы гигант в плаще в последнее мгновение не успел схватить его за руку.
Легко, почти не напрягаясь, монстр втащил Грома на площадку и поставил перед собой. Глядя в замотанное тряпкой лицо чудовища, Виктор презрительно усмехнулся и хрипло проговорил:
— Так ты все-таки человек.
Гигант схватил Грома за подбородок и приблизил свое лицо к лицу бывшего морпеха. Изо рта гиганта воняло, как из выгребной ямы. Обдав Грома зловонным дыханием, монстр вгляделся в его глаза, как любитель украшений, разглядывающий на витрине магазина заинтересовавшую его побрякушку.
— Что, урод, нравятся мои глаза? — насмешливо проговорил Гром. — А ты попробуй выр…
Толстые пальцы гиганта молниеносно схватили Грома за шею и сильно сдавили ее. Гром отключился.
Глава третья
Монстр
— Эй! Вы слышите меня?
Он слышал.
— Если слышите, попытайтесь открыть глаза.
Он открыл. Толстая пожилая врачиха в очках осторожно держала его за плечо.
— Открыли? Вот и умница. Вы меня хорошо видите?
— Да, — прошелестел он одними губами.
— Отлично. Вы — наша гордость, единственный и неповторимый. Вы знаете, сколько дней вы пролежали под завалом?
— Нет.
— Почти месяц! До сих пор непонятно, как вам удалось выжить. Вероятно, грунтовые воды капали вам на лицо. Иначе вам давно грозило бы полное обезвоживание. Ну ничего. Теперь вы спасены и быстро идете на поправку. — Врачиха грубо хохотнула и добавила, блеснув стеклышками круглых очков: — Все раны зарастают, как на собаке! Просто уму непостижимо! Вы, должно быть, голубчик, вели здоровый образ жизни. Я всегда говорила: здоровый образ жизни — это единственный путь к долголетию.
Она слегка отстранилась и окинула взглядом его огромное, спеленутое бинтами тело.
— Вы прямо как мумия. Знаете, что такое мумия? Это засушенный человек. Его тоже пеленают в бинты, но бинты пропитывают специальным составом против разложения. Ой! — Толстуха прижала ладонь к губам. — Что это я несу? С вами все будет в порядке — так и знайте. Кости срастаются на удивление быстро. Скоро вам совсем не понадобится корсет. Еще у вас было сломано бедро, но и оно почти срослось.
Врачиха склонилась к нему и тихо проговорила:
— Мы еще с вами диссертацию напишем. Ей-богу. Вы для меня настоящая находка. Уникум! Хотела бы я знать, что помогло вам выжить. Может, любовь? А ну, признавайтесь, у вас есть возлюбленная? У такого великолепного мужчины, как вы, обязательно должна быть возлюбленная.
Болтовня толстухи утомила его. Он бы с удовольствием свернул ей шею. Что помогло ему выжить? Злоба, вот что. За месяц, проведенный под землей, все другие чувства выгорели, оставив после себя обугленную пустошь. И эти пустоты он заполнил злобой — лютой, клокочущей, бескомпромиссной и безжалостной.
Но толстухе он об этом не сказал. Он ей вообще ничего не сказал.
— Ну хорошо, — прогудела врачиха. — Отдыхайте. Вам нужно набираться сил. — Толстуха поднялась со стула, оглядела его вытянутое тело и со вздохом заметила:
— Жаль, что лицевые кости срастаются гораздо медленнее. Но насчет этого не беспокойтесь. Для мужчины внешность не главное. Главное — ум и… — Тут она снова скользнула взглядом по его телу. — И все остальное. А этого — то бишь остального — у вас в избытке. Вы сильны, как медведь. Чудовищная витальность! Ну, поправляйтесь. Скоро я к вам опять загляну.
Она ушла. А он принялся разглядывать потолок. Потолок был покрыт разводами и трещинками. Он так долго всматривался в них, что стал замечать в неровном рисунке трещинок очертания фигур, лиц и предметов.
И тогда он снова увидел это. Два глаза, вглядывающиеся в него из прорези. Два глаза. На мгновение ему даже показалось, что он услышал голос, негромко спросивший:
— Эй, Шницель, хочешь освежиться?
Но, конечно, никакого голоса не было. Только ветер тихонько шелестел оборками шторы. И не было никаких глаз, только нагромождение ничего не означающих и не изображающих трещинок.
Тогда он попробовал пошевелиться. И у него получилось. Сначала он двинул рукой. Потом ногой. Потом попробовал приподняться, но бинты сковывали его движения. К тому же сильно болела спина, и он вынужден был снова опустить голову на подушку.
— Ничего… — хрипло проговорил он.
Да, да, ничего. Не все сразу. Когда-нибудь он встанет. Он обязательно встанет.
Теперь толстая врачиха приходила постоянно. Она садилась рядом с кроватью на стул, щупала ему пульс и спрашивала:
— Ну, как сегодня наше здоровье?
Он молчал.
— Вижу, сегодня получше, — говорила она. — Снимочки у вас совсем хорошие. Все кости практически срослись. Это просто удивительно, какое богатырское у вас здоровье. В моей практике это первый случай, когда…
И она вновь заводила старую песню.
Он лежал и молчал. Поначалу он ее просто не слушал. Потом она стала раздражать его своей болтовней, как назойливая муха. Отмахнуться было невозможно. Он делал вид, что спит, но она продолжала болтать, не обращая на него внимания и, по всей вероятности, наслаждаясь звуками собственного голоса.