Мгновение, и цепкая хватка ослабела. Словно подкошенный, эмпат упал на пол. Я посмотрела в его пустые, словно покрытые коркой льда глаза, на его руку с зажатым в ней лоскутом от моего платья и поняла, что совершила что‑то ужасное. Непоправимое.

Переглянулась с Рэем и увидела в его глазах неподдельное отчаяние.

– Ты его убила, – глухо произнес эльф, и эти слова прозвучали как сигнал.

Двери неожиданно распахнулись, гулко ударились о стены. Меня окружили старейшины, маги. Они что‑то кричали. Потом кто‑то сжал мои запястья, стянул их чем‑то прочным мертвой петлей за спиной. Мне показалось, что подобное происходило в моей жизни и раньше. Как и сейчас, преследуемую ненавидящими взглядами, меня уже уводили коридорами Ирриэтона в неизвестность.

Осознание простой истины повергло в отчаяние. Дважды в этом замке я становилась пленницей и ожидала вердикта Совета. В третий раз, это стало понятно, меня ничто не спасет. Копилка чудес иссякла.

Лонар

Старейшина стоял как громом пораженный. Перед ним распласталось безжизненное тело внука. Внука, который частенько выступал пешкой в его политических играх, а сегодня должен был только разозлить Нарин, чтобы та показала членам Совета старейшин, на что способна. Она и показала, без малейшего сожаления лишив Элека жизни, а Лонара – единственного наследника.

Он добился того, чего хотел. Но какой ценой! Сердце старейшины заполнила нестерпимая боль, а из глаз покатились непрошеные слезы.

Нарин

…Хлопья снега кружили в воздухе, забирались за ворот платья, путались в волосах и таяли на моих ресницах, смешиваясь с каплями слез. Стоя на краю обрыва, я выкрикивала в никуда единственное имя, которое еще могло что‑то изменить в моей судьбе:

– Дорриэн!

Ветер кружил мои слова, имя любимого отголосками играло в закоулках ледяной пещеры, камнепадом обрушивалось со скалистых вершин. Коварные снежинки лихорадочно метались вокруг меня, подталкивая вперед, провоцируя шагнуть в спасительную бездну забвения. Ветер разрывал одежду; словно плетью, обжигал истерзанную морозами кожу.

Мир, который мы с таким трудом создавали для себя, умирал, превращался в ледышку. Таким же холодным и пустым было сердце Дорриэна. Он покинул наше тайное место свиданий и больше не желал возвращаться. Не желал слышать моих отчаянных рыданий в пустоту.

Позади от чьх‑то торопливых шагов захрустел снег, и я обернулась. Дорриэн посмотрел на меня отстраненным взглядом, лишь на миг в его зеленых глазах промелькнула горечь потери чего‑то важного, а потом, так и не сказав ни слова, Владыка заспешил вверх по склону.

– Не уходи! – Осознав, что еще одного расставания я не переживу, бросилась за любимым, увязая в глубоких сугробах. – Возьми меня с собой! Я не хочу возвращаться в тот мир, если в нем не будет тебя!

– Ты не нужна мне, – прошелестели равнодушные губы.

И этот шепот, усиленный во сто крат изменчивым эхом, обрушился на меня всей своей мощью. Только мысли о новой разлуке, о том, что не успела высказать, придавали сил и заставляли идти вперед, пока запорошенная тропка не привела к пещере, в которой Дорриэн, лишь на миг обернувшись, тотчас скрылся. Не чувствуя собственного тела, я бежала по ледяному лабиринту. Но сколько ни ускоряла шаг, размытая фигура эмпата, постепенно тающая в серых сумерках, с каждой секундой отдалялась от меня.

Снежная баррикада, словно выросшая из ниоткуда, положила конец моей гонке за призрачной мечтой. В отчаянии уперлась в нее руками, стараясь разбросать снежные глыбы, разлучившие меня с любимым. От напряжения ладони окаменели. Еще одно усилие, и преграда начала рушиться, распадаясь на огромные комья, а те, подобно снежной лавине, неслись в бездонную пропасть, по одну сторону которой стояла я, а по другую – исчезала фигура любимого, постепенно превращаясь в едва различимую тень…

Глава двадцатая

Не так страшен палач, как отвратительны зрители.

N. N.

Нарин и феникс

Мой тревожный полусон прервал пронзительный крик феникса. Птица кружила вокруг башни; расправив огненные крылья, билась клювом в окно, пытаясь пробраться к своей хозяйке, но заговоренное стекло не поддавалось ее яростному натиску. Точно так же, как не поддавались моей силе заколдованные стены, которые я в порыве отчаяния пыталась превратить в крошево. Могущество Велены оказалось ничем перед сплоченными действиями придворных магов. Я стала пленницей в собственном замке, перебралась из королевских покоев в северную башню, предназначенную, как шепнул мне по секрету Лонар, для особо опасных преступников.

Подойдя к окну, уперлась в него ладонью. Феня замер на узком карнизе, приник клювиком к прозрачной поверхности, исполосованной дождем.

– Все будет хорошо. – Горячее дыхание, согревая стеклянную преграду, покрывало ее мутной пеленой. – Обещаю.

Невыносимо было смотреть в эти черничные глазки, полные тоски, боли и осознания собственного бессилия.

Выдавив из себя вымученную улыбку, ласково произнесла:

– Возвращайся к моим друзьям, будь с ними. И не давай в обиду Лучика, – лукаво подмигнула своему любимцу.

Тот издал гортанный звук, чем‑то похожий на недовольное фырканье, потом, резко взмахнув крыльями, отчего крупные брызги разлетелись в стороны, растворился в тумане.

И снова я осталась одна. Поплотнее запахнув шаль, подбросила в камин поленья. Почти угасшее пламя с благодарностью приняло неожиданное подношение и, задорно шипя, принялось облизывать сухое дерево, живо превращая его в золу.

День протекал мучительно медленно. Постепенно комнату заполнил сумрак. Громоздкая старинная мебель, подернутая паутиной, темнела по углам. Огромных размеров кровать с тяжелым балдахином, за многие годы напитавшимся пылью, совсем не располагала к приятному отдыху. Ее массивная спинка, увенчанная рельефными изображениями диковинных животных, выглядела жутковато. Казалось, стоит только приклонить голову на подушку, как неведомые твари оживут и накинутся на тебя.

Свернувшись клубочком на краю неудобного ложа, я казалась самой себе маленькой и беспомощной, меня как будто заживо похоронили в этой роскошной темнице. Со стен пялились злобные физиономии неизвестных эмпатов. Под перекрестным огнем их пристальных взглядов и думать не стоило о безмятежном сне.

Только поздней ночью, сморенная усталостью, все же сумела забыться. В своем кошмаре я звала Дорриэна, вновь и вновь повторяла имя любимого в надежде, что он услышит меня и придет. Но когда вместо него передо мной предстал совершенно незнакомый мужчина, жестокий в своем равнодушии, я окончательно поняла: если не решусь на отчаянный шаг, потеряю мужа навсегда.

Очнулась уже на рассвете. В окна заглядывали тусклые лучи, несмело просачивались сквозь тучи. Как ни странно, в душе не осталось ни страха, ни сомнений. Я точно знала, это единственный выход при сложившихся обстоятельствах. Все же лучше, чем бессмысленное бездействие.

Взглянув в зеркало, отразившее мертвенно‑бледное лицо с плотно сжатыми губами и потухший взгляд застывших карих глаз, запустила в него бронзовым канделябром. Звон разбитого стекла еще какое‑то время висел в комнате, а пол усыпала зеркальная крошка.