– А что такого сделал Шауб?
Людовик разыграл крайнее недоумение.
– Как, вы не в курсе?
– Насчет чего?
– Он умер…
Альдо показалось, что земля уходит из-под ног. Пальцы его судорожно сжали край стула, лоб покрылся испариной.
– Шауб умер?
– Да, вчера вечером.
– И от чего?
– От удушья. У него на шее слишком сильно стянули шнурок.
Альдо вскочил так стремительно, что стул грохнулся на пол.
– Вы хотите сказать, что он… его…
– …Убили? Да, Эрлангер.
– Но по… почему?
– Да потому, что он был сообщником в ограблении банка Линденманн. Разве вы об этом не знали?
– Не может быть!
– О, да! И кто бы мог подумать такое о папаше Шаубе, а?
– Но в конце-то концов, почему вы решили, что он – один из воров?
– Это целая история, Эрлангер… Вы помните о Дженни? Мне позвонили и сказали, что она попала под машину как раз, когда мы с вами собирались уезжать… Именно из-за Дженни я умолял вас изменить маршрут… Ну, вспомнили?
– Но на суде все уверяли, что ее не существует!
– А она очень даже существовала, Эрлангер. И доказательством тому – наша с ней встреча несколько дней назад.
У Альдо так пересохло во рту, что он с трудом сглатывал слюну.
– И она… вам все объяснила?
– Не успела… Мы должны были встретиться, и тогда Дженни рассказала бы мне все подробности махинации, жертвой которой я стал… Но она не пришла на свидание…
– Не пришла?
– Нет, Дженни выловили из озера… и у нее на шее тоже был шнурок.
Сенталло сделал вид, будто не слышит хриплого стона Эрлангера.
– Ну вот, тогда я пошел поболтать с Вилли Оттингером, ее сожителем. Вероятно, именно Вилли тогда напал на вас, а вы приняли его за меня… К несчастью, Оттингер тоже не успел со мной поговорить… Вечно меня обгоняет этот душитель… Видите ли, Эрлангер, у меня такое впечатление, что тот, кто организовал все это дело, идет за мной по пятам, не упускает меня из поля зрения с той самой минуты, как я вернулся в Люцерн, и методично уничтожает всех своих сообщников, стоит мне только выйти на их след… Короче, убирает опасных свидетелей.
В полной панике Альдо уцепился за руку Людовика.
– Это неправда! Я не верю вам! Просто вы хотите нагнать на меня страху!
– Вас-то мне зачем пугать, Эрлангер?
Сообразив, какую сделал оплошность, Альдо уставился на Людовика перепуганными глазами, а тот вполголоса продолжал:
– Выходит, вы тоже – из этой банды? Так вы отлично знали, что это не я на вас напал?
– Вот вы какой ловкач и хитрец, да? Ужасный хитрец, а, Сенталло? Но вы не заставите меня сказать то, чего я не говорил, и зовите сюда хоть всех легавых Люцерна – ни слова не вытянете! Это вы на меня напали, вы! Я готов поклясться!
– И совершенно напрасно. Лжесвидетельство может очень далеко завести… Впрочем, я вовсе не собираюсь звать полицию… Вот только тот, другой…
– Другой?
– Ну да, убийца… Как вы ему докажете, что не наболтали лишнего?
– Я поклянусь ему!
– Он уже знает, что вы чертовски здорово умеете врать, Эрлангер! Вспомните, как вы лгали судьям. И потом, у меня такое впечатление, что он вообще не станет с вами разговаривать. Этот тип со шнурком…
– Но меня-то он послушает! Он знает, что я не способен на предательство!
На грани истерики, Альдо, сам того не замечая, нервно сплетал и расплетал пальцы и облизывал пересохшие губы.
– Шауб тоже так думал…
– Да? Что ж, сейчас поглядим!
Окончательно перестав что-либо соображать, Альдо схватил телефон и на глазах у Сенталло набрал номер.
– Алло! Алло!… Патрон дома? Да… Скажите, что его просит Эрлангер… Альдо Эрлангер… Ладно, когда вернется, попросите его немедленно позвонить мне. Скажите, что у меня побывал Сенталло… Людовик Сенталло… Да-да, он знает, кто это… Хорошо. Спасибо…
Повесив трубку, он лихорадочно забормотал:
– Я ему все расскажу! И он вами займется, слышите? Жаль, что вы не остались в тюрьме! Потому что теперь вам придется переехать на кладбище…
– Боюсь, как бы вы не оказались там раньше меня, Эрлангер…
– Вы всегда были дурнем, Сенталло!
– Верно… но я изменился… В тюрьме происходят удивительные перемены… Вы это сами узнаете…
– Вон отсюда! Довольно я на вас насмотрелся!
– А если я не уйду?
– Вот как?
И прежде чем Людовик успел сообразить, что он затеял, Альдо выхватил из ящика стола остро отточенный нож.
– Хотите познакомиться с этой штукой?
– Отлично, старина, я не стану настаивать… До скорой встречи!
– На кладбище!
– Да, я принесу вам цветов!
Вертретер стоял внизу вместе с полицейским, который весь вечер следил за Эрлангером. Он быстро познакомил его с Сенталло.
– Инспектор Панелла… Ну, и как все прошло?
Людовик вкратце описал только что пережитую сцену. Едва успев дослушать, Франц повернулся к коллеге:
– Самое время повязать парня… он нам все выложит… Панелла, наблюдайте за входом… Если увидите, что кто-то входит в дом, не отступайте ни на шаг… Ясно?
– Ясно, шеф!
– Пошли, Людовик!
Снова увидев Сенталло, привратник чуть не разразился бранью, но Вертретер сунул ему под нос жетон, и цербер мигом притих. Людовик еще раз постучал в дверь на третьем этаже, и они услышали, как шофер банка Линденманн, волоча ноги, бредет к двери.
– Кто там?
– Это я, Сенталло… Я забыл…
– Убирайтесь!
– Да ну же, Эрлангер, не валяйте дурака!
За дверью послышались какие-то всхлипывания.
– Говорю же вам: убирайтесь! Неужели непонятно? – срываясь на визг, закричал Альдо.
Вертретер отодвинул Людовика в сторону.
– Альдо Эрлангер, именем закона: откройте!
– Закона? А какое до меня, черт возьми, дело закону? И по какому праву вы не даете мне покоя? Хотите, чтобы я позвонил в полицию, чертовы пьянчуги?
Сенталло хотел было снова вступить в переговоры, но Франц его удержал.
– Не стоит… Эрлангер нам не откроет, а я не имею никакого права выставить дверь. Мне нужен ордер. Пойдемте, попросим его у комиссара Лютхольда.
Готфрид Лютхольд давно вернулся домой, и звонок Верт-ретера вырвал его из глубокого сна. Поэтому сначала комиссар изрядно рассердился. Однако, услышав от подчиненного, как развиваются события, заявил, что немедленно выезжает. Тем не менее, пока Лютхольд на скорую руку оделся, вызвал машину из гаража и добрался до управления, где Франц заново описал сцену, разыгравшуюся между Сенталло и Эрлангером, пока комиссар решился на рискованный арест, время шло, и трое мужчин снова оказались на Брюнигштрассе больше часа спустя после того, как Вертретер и Людовик оттуда уехали. На расспросы Лютхольда Панелла ответил, что из дома вышла только какая-то женщина.
– Женщина?
– Да, шеф, старуха.
– И вы не поинтересовались, кто она такая?
– Нет, шеф… А с чего бы я стал это делать? Мне приказали следить только за теми, кто входит в дом.
Привратник так ругался, когда его в очередной раз вытащили из постели, что наверняка поставил под угрозу свое будущее место в раю, однако, узнав Вертретера, прикусил язык.
– Видать, нынче ночью мне лучше вообще не ложиться? – спросил он.
– Я думаю, это было бы весьма разумно с вашей стороны, друг мой. Но, скажите, тут у вас живет старуха…
Однако цербер перебил, не дожидаясь объяснений инспектора.
– Во всем доме нет ни единого старика! Самый старый – я сам!
– Но ведь инспектор совсем недавно видел, как отсюда вышла пожилая женщина.
Панелла поспешил уточнить:
– Она была в очках, закутана в шаль и, похоже, с трудом передвигала ноги.
– Ах да! Это мать господина Эрлангера. Она приехала часа два назад повидать сына. Но он задержался, и старухе пришлось ждать.
– Его мать? – завопил Франц. – Да ведь Эрлангер сирота! И где же она ждала?
– Наверное, у него в комнате…
– Так у нее был ключ?
– Понятия не имею.
– Но вы узнали старуху?
