Исторический опыт подтверждает три его обобщения. Во-первых, культурный (духовный, интеллектуальный) уровень народов может не только возрастать, но и падать. Хотя, добавим, признать последнее многим мешает именно недостаток культуры. Во-вторых, периоды подъема культуры наблюдаются у разных народов в различное время. В-третьих, развитие наук и народного просвещения зависит от состояния государства.

При всей кажущейся простоте мыслей Крижанича они до сих пор недостаточно оценены и поняты не только обществом, но даже специалистами-историками и философами. Наибольшей популярностью в Новое время стали пользоваться гипотезы неуклонного прогресса, поступательного развития духовной культуры, прежде всего науки. В XX веке, когда стихийно сложилось более или менее единое мировое хозяйство при господстве технической цивилизации, подавляющей локальные культуры, приводящей их к единому стандарту, реализуется идея глобализации. Под нее начинают подводить и теоретическую базу.

Однако в мировом хозяйстве, как в биосфере или экосистеме, огромное, а то и решающее значение имеет принцип разнообразия. Он исходит из разнообразия природных условий Земли, сложной организации живых организмов. Уменьшение разнообразия есть признак деградации, наиболее четкий показатель которой – стандартизация социумов, культур и личностей.

Можно возразить: а как же тогда оценивать вхождение в состав единого государства представителей разных народов и культур? И как тогда расценивать требование признания единого государственного языка?

Все зависит от того, на каких условиях осуществляется такой синтез культур и народов. Если сохраняются условия равноправия, сохранения и развития национальных культур (что предполагает, конечно, знание родного языка), то такое государство отвечает критерию разнообразия.

Украинские и белорусские (к чести белорусов – малочисленные) националисты упирают почти исключительно на то, что их не устраивает гегемония русского языка. По узости своих воззрений они не желают замечать безусловно всемирного значения именно русской литературы и русской науки, а в начале XX века еще и русской философии. Это и есть тот фундамент, на котором стоит и стоять будет русская культура. Если русские писатели Достоевский и Толстой признаны величайшими писателями XIX века; если Ломоносов, Менделеев и Вернадский были (во всяком случае Менделеев – согласно результатам опроса иностранных специалистов) величайшими учеными соответственно ХVIII, XIX и XX веков, то почему бы украинцам и белорусам не считать себя причастными к той культуре, к которой они принадлежали? Ведь это не унижает, а возвышает их. И разве плохо, что их на Западе продолжают называть русскими?

Кстати сказать, В.И. Вернадский был по национальности украинцем, организовал Украинскую академию наук и был ее первым головой (президентом). И он по праву считал себя представителем великой русской культуры. Но националистам, преследующим свои личные корыстные цели, до всего этого и дела нет.

И еще. В ХVIII веке был на Украине замечательный философ Григорий Сковорода. Появились у него последователи-националисты? Нет. Его труды – достояние украинского народа – стали явлением русской культуры. Казалось бы, радоваться надо, что у нас (русских, белорусов, украинцев) единая культура. Однако националистов это не устраивает. Хотя противопоставленные русской эти две национальные культуры превращаются из мировых в местные, отчасти даже этнографические.

Подобные нехитрые рассуждения были понятны украинцам прежних столетий, и только ярые современные националисты не желают этого осознавать. Вернее сказать, они готовы резко снижать культурный уровень народа ради собственных корыстных интересов, чтобы заполучить доступ к власти и национальным богатствам.

Напомним, что Юрий Крижанич не мог быть «русским националистом» хотя бы потому, что был хорватом. Однако он имел мудрость и мужество признать, что для славянских народов необходим путь единения; без сильного восточнославянского государства невозможен расцвет культуры – на новом этапе развития.

Хотелось бы добавить: политику Крижанич считал частью этики, понимая ее как «науку об управлении народом и королевскую мудрость, которая учит справедливо и достойно управлять народами, городами и странами».

…Трудно сказать, насколько глубоко в сознание правителей и всего русского народа проникли идеи Крижанича. С горечью писал он: «Я никому не нужен, никто не спрашивает дел рук моих, не требует от меня ни услуг, ни помощи, ни работы, питают меня по царской милости, как будто какую скотину в хлеву». Хотя уже то, что его труды не затерялись, а имя не забылось, свидетельствует об интересе к его творчеству.

Ему удалось отметить и подчеркнуть одно из важнейших направлений развития русского общества: движение к объединению славянских народов. Оно, конечно, не осуществлялось по его указаниям. Но важно, что он понял объективность и неизбежность этого процесса и сделал его объектом философского осмысления. Ясность его мысли контрастирует с предельно политизированными, стоящими вне нравственности рассуждениями современных националистов – одних из вдохновителей и зачинателей смуты в СССР, как тогда называлась великая Россия.

В 1652 году патриархом всея Руси стал Никон – человек высокообразованный, волевой, сильный духом и телом. Он пользовался уважением и покровительством царя Алексея Михайловича. Как человек решительный, он уже весной 1653 года стал осуществлять церковную реформу.

В определенном смысле и Никон тоже покровительствовал царю. Надо учесть, что патриарху было 47 лет, тогда как царю всего 23. Интеллектуально, духовно Никон влиял на царя. Возможно, по этой причине церковная реформа проводилась без долгой подготовки, слишком быстро и в неподходящее – с позиций государственных – время.

Начало правления Алексея Михайловича было непростым. Его отец умер в 1645 году, и юный царь попал под влияние своего родственника и наставника боярина Б.И. Морозова, который фактически стал регентом. Он руководил правительством и администрацией, не забывая о личной выгоде.

Внешне на верхних ступенях общественной пирамиды дела обстояли чинно и благородно. По свидетельству англичанина Карлейля: «Двор московского государя так красив и держится в таком порядке, что между всеми христианскими монархами едва ли есть один, который бы превосходил в этом московский. Все сосредотачивается около двора. Подданные, ослепленные его блеском, приучаются тем более благоговеть перед царем и чтят его почти наравне с Богом».

И хотя молодой царь был «тишайшим», как его прозвали, в его царствование хорошо жилось только чиновникам и «олигархам», тогда как народ и даже немалая часть дворян и купцов находились в трудном положении из-за тяжких налогов.

Н. Н. Костомаров сравнил царей Ивана IV и Алексея. Оба устанавливали самодержавное правление, имели склонность к торжествам и зрелищам, «к упоению собственным величием». Но только Грозный «был от природы злого, а царь Алексей – доброго сердца». Отвлечемся от достаточно наивной ссылки на «природу» и обратим внимание на дальнейшие соображения:

«Иван в служилом классе (по-видимому, имеются в виду крупные государственные чиновники. – Авт.) видел себе тайных врагов и душил его самым нещадным образом, но в то же время, сознавая необходимость его службы, разъединял его, опираясь на тех, которых выбирал в данное время, не давая им зазнаваться, и держал всех в повиновении постоянным страхом; царь же Алексей, напротив, соединял свои самодержавные интересы с интересами служилых людей. В чем это выражалось? Оказывается, в том, что он давал «много власти своим чиновникам – высшему (т. е. служилому) сословию над народом».

(Это сословие было, по сути своей, той же самой «номенклатурой», сросшейся с «олигархами», которая во второй половине XX века установила свою безраздельную власть в Советском Союзе, а затем и Российской Федерации и других частях расчлененного СССР.)