Однако в действительности той власти, на какую он претендовал, Лжедмитрий не имел. «Поначале бояре не смели открыто перечить самодержцу, – отмечал Р.Г. Скрынников. – Но со временем они пригляделись к самозванцу, изучили его слабости и страстишки и перестали церемониться с ним. Отрепьев привык лгать… Бояре не раз обличали «Дмитрия» в мелкой лжи, говоря ему: «Великий князь, царь, государь всея Руси, ты солгал»… Пышный дворцовый ритуал, заимствованный из Византии, раболепное поведение придворных создавали видимость неслыханного могущества московского государя… На самом деле боярская дума удерживала в своих руках все нити управления государством и сплошь и рядом навязывала свою волю царю».

Иначе говоря, правление было монархо-олигархическим. И хотя самозваный Дмитрий способствовал укреплению в народе благостного и сурового образа правителя, в действительности он таковым не являлся. Отчасти по этой причине, отчасти по причине могущества и авторитета бояр он был свергнут в результате дворцового переворота. Однако в народе сохранился его мифологизированный образ, что определило появление его самозваного «двойника» и продолжение Смуты. «Едва на трон взошел Василий Шуйский, – пишет Скрынников, – по всей стране распространилась весть о том, что «лихие» бояре пытались убить «доброго государя», но тот вторично спасся и ждет помощи от своего народа. Массовые восстания на южной окраине государства положили начало новому этапу гражданской войны…»

По мнению В.А. Малинина: «Вставал один из вечных вопросов русской общественной жизни: кто виноват? Большая часть народа считала, что верхи, бояре «толстобрюхие». Так оно и было. Те, кто носил шапку Мономаха или примеривал ее к своей честолюбивой голове, столь же мало пеклись о действительных нуждах и потребностях народа, как и те, кто владел обширными угодьями и непомерной собственностью… Клубок социальных противоречий, завязанных в один узел неразумной политикой верхов, прежде всего в отношении крестьянства и казачества, не был разрешен, средства решения не были найдены, а иноземное вмешательство лишь усугубляло явления затяжного кризиса».

Классовый анализ событий здесь проведен достаточно убедительно. Однако надо учесть, что никакого решения крестьянского вопроса в пользу «низов» не было и впредь. Продолжилось закабаление крестьян. И то, что они знали, кто виноват, ничему не мешало. Оставались лишь иллюзорные надежды на доброго царя. Если кто и выгадал, то прежде всего дворянство. Этот социальный слой продолжал увеличиваться и укрепляться, «выравнивая» контуры социальной общественной пирамиды и делая тем самым более устойчивой всю государственною структуру.

Парадоксальной оказалась роль открытой иностранной интервенции. Вдруг отчетливо определился общий (если не считать части боярства и дворянства) внешний враг. Он посягнул на независимость страны и сохранение ее традиций, прежде всего – православной веры.

Иноземное вмешательство не только усугубило кризис, но и содействовало окончанию Смутного времени. В сознании народа произошло «просветление», ибо стало ясно, что внутренние неурядицы грозят привести к последствиям катастрофическим не только для отдельных групп, но и для всей страны, ее народа и культуры. Общий враг сплотил на некоторый срок практически все общество. Гражданская война перешла в освободительную.

Эта метаморфоза и стала одним из определяющих факторов прекращения Смуты.

Вновь вернемся к событиям современным, происходившим сравнительно недавно. Идеологической смутой в СССР, которая была успешно организована в период долгой информационной войны, тотчас воспользовались враги мощной сверхдержавы, прежде всего лишив ее внешнего дружественного окружения. Затем последовали удары на национальных фронтах в Прибалтике, на Украине и Кавказе. Показательно уже само название «национальный фронт», которое использовали националисты, имевшие поддержку извне.

Значительная часть населения не осознала, что речь идет о развале единой державы – СССР, а вовсе не о борьбе за национальную независимость. У любого эстонца, латыша, украинца, грузина была своя страна, раскинувшаяся поистине на полсвета. Они были полноправными гражданами этой великой державы, а не угнетенными «нацменьшинствами». Никакой «империи» не существовало. Не бывает империй, в которых жители метрополии, в данном случае русские, имели бы не больше прав и жили бы не богаче, чем представители других народов.

Достаточно вспомнить Римскую или Британскою империи, где метрополии буквально высасывали последние соки из покоренных стран и народов, порой самым безжалостным образом уничтожая коренное население. В СССР прибалты, украинцы, грузины жили в целом богаче и пользовались большими благами, чем русские. Будь они очень толковыми в труде, управлении, изобретательстве или науках, они бы резко пошли вверх в результате обретения «независимости». Все произошло как раз наоборот. Даже богатейшие по своим природным ресурсам республики – Украина и Грузия оказались в безнадежном упадке и не рухнули окончательно до сих пор только благодаря энергетической подпитке из России да возможностям обедневшего населения этих государств подрабатывать именно в России. Русский народ в СССР не был имперским ни в каком смысле, так что об «империи СССР» не может быть и печи. Этот штамп – продукт грязных идеологических технологий.

Почему же народ не опомнился в первые же годы этого смутного времени конца XX века? Прежде всего потому, что иностранная интервенция была не явной, а тайной – идеологической и экономической. Но разве уж так трудно было это понять? Разве не ясно было, в чьих интересах проводились горбачевская «перестройка» и ельцинские «реформы»? Об этом немало писали в оппозиционных изданиях. Большого эффекта это не произвело, потому что значительная часть населения (не менее трети) соглашалась передать власть в стране и национальные богатства в руки олигархам и иностранцам, в надежде получить богатый куш за, прямо скажем, распродажу Родины.

Изменилась не просто национальная политика. Изменилась та часть населения, которая имела возможность активно влиять на судьбу страны. Это вырождение определило особенности Смуты конца ХХ века. В старые времена за сохранение независимости страны выступили практически все слои населения, и конечно же мужчины. В новые времена вершителями судеб явились представители номенклатуры, служащих, интеллигенции (прежде всего работники средств массовой информации), а среди избирателей преобладали женщины (они, как известно, наиболее внушаемы, эмоциональны, поддаются агитации и пропаганде, склонны к самообману).

За последние полтора-два десятилетия о славянском единстве говорилось неоднократно и на высоком государственном уровне в частности. Хотелось бы вкратце затронуть эту тему в связи с событиями ХVII века в Восточной Европе.

Нынешние разговоры о братском единении трех восточнославянских народов – русского, украинского, белорусского – вызывают противоречивые чувства. С одной стороны, вряд ли можно усомниться в том, что во всех аспектах (историческом, этнологическом, культурном, экономическом, духовном) – наиболее важных для общества – эти народы не только очень близки, но и прочно взаимосвязаны. С другой стороны, их резкое и практически насильственное расчленение (что называется, резали по живому), которое произошло скоротечно, почти мгновенно в исторических масштабах времени, за многие годы так и не привело не только к объединению, но даже к заметному сближению.