На следующее утро в светло-коричневой севкиной «Победе» они уже ехали в деревню Сивцево. Когда остановились, не доезжая до первого дома, Сева поставил машину под кусты и наметил план действий.

— Значит, так, — сказал он, — мы люди городские, приехали узнать, продаются ли тут дома с огородами и садами, и цены какие. Только ты, Семёныч, форму сними — не пугай народ понапрасну.

Алексей Семёныч обиделся.

— Что ж, мне, извините, в трусах идти, что ли? И в майке?

— В майке можно, — разрешил Сева. — А на трусы ты мои рабочие штаны натяни. Я из багажника выну.

Так и сделали…

(Рассказ Марьи Ивановны затянулся. Но не только из-за подробного изложения, которое лично мне было по душе: чувствовалось, словом хорошо владеет, умеет напряжение создать в самом простом сюжете, поддержать интерес. Ей бы беллетристику для детей сочинять, а не научно-познавательные книжки о воде, огне и прочих изобретениях Природы — хотя те, что она преподнесла нам с Риммой, читались с интересом.

Главной же причиной проволочки послужило то не лишённое приятности обстоятельство, что её рассказ сопровождался чаепитием, и пирожки, приложенные к нему, были отменного вкуса. Так что, невзирая на то, что мне не терпелось увидеть Капа, прогуляться с ним, как обычно, до берёзовой рощи и потом увезти домой, я терпеливо вкушал чай и ждал окончания истории про Кнопку.)

Марья Ивановна продолжала.

…Вошли они, значит, в деревню, начали заходить в дома, спрашивать, не продается ли, по сторонам смотрели. Тамара даже позволяла себе изредка выкрикивать слово «Кнопка», чем вызывала недоумение людей, а возможно, и подозрение в некотором сдвиге своего душевного здоровья. (Но от этих городских и не такое услышишь!..)

Нашли они и ту, которая приходила к тёте Тоне по объявлению, и она чуть не шёпотом объяснила, где дом Терентьевны, но пойти с ними наотрез отказалась: ей здесь жить, и вообще она просит её не вмешивать.

Тамара стала уж говорить, что всё это, на самом деле, очень неприятно и нужно уходить из деревни: ничего они не добьются. Однако тётя Тоня не соглашалась.

— Приятно — неприятно, — рассуждала она, — только надо. В жизни одно приятное не бывает. Как с погодой: сегодня вёдро, назавтра дождь.

С этим утверждением спорить было трудно, и они продолжали свою разведоперацию.

Сева увидел неподалёку мальчишку лет десяти и окликнул его.

— Тебя как звать?

— Ну, Колька, — ответил тот.

— Хорошее имя! — восхитился Сева. — А скажи, Николай, ты у вас в деревне, небось, всех собак знаешь? А?

— Ничего я не знаю, — сказал Коля и отвернулся.

Но Сева не отстал: он работал водителем в местной газете, «косил» под бывалого журналюгу и любил доводить дело до конца.

— Понимаешь, старик, какая история… — доверительным тоном заговорил он снова и рассказал мальчику, что они ищут одну знаменитую на всю страну собаку, она такая — чёрная вся, курчавая, по виду ничего не скажешь, а на самом деле известная цирковая артистка — с ней выступает известный во всем мире клоун Карандаш… Видел его на арене?.. Ну, вот. А теперь все представления отменят, и все ребята Москвы и Московской области плакать будут… Обревутся…

Тамара подошла ближе, положила руку на плечо мальчика.

— Молодой человек шутит, Коля, — сказала она. — Послушай, что я скажу. Мы ищем собаку моей мамы. Обыкновенную собаку. Но мама привыкла к ней, любит её, заботится, а та отвечает ей своей дружбой и преданностью. Что очень важно. Маме без неё будет тоскливо и одиноко.

Тамара смотрела на Колю, и ей показалось: в его лице что-то дрогнуло. Быть может, он, вправду, знает о чём-то.

Почувствовала это и тётя Тоня.

— Вот какое дело, Коля… — сказала она. — Никому не говорили, а тебе скажем, как на духу. Слышали мы, что у вашей Терентьевны здесь чужие собаки в доме бывают. И что-то дурное она и её сын с ними делают. А ещё говорят, что на днях новая у них появилась. Чёрная и лохматая. Лает всё время…

— Только мы боимся идти к ней, — добавила Тамара. — А что, если это неправда, и она обидится.

— Ха, неправда, — сказал Коля. — Все знают: они собак подбирают неизвестно где, а потом продают. Сын у неё… Откуда хотите собаку достанет. Как по заказу.

— Понятно, — проговорил молчавший до сих пор Алексей Семёныч. — Нелегальная предпринимательская деятельность в обход государства, являющаяся источником личного обогащения. Пройдем к Терентьевне!

Он сказал это на одном дыхании, словно по радио.

— Ничего ещё не понятно, — возразила Тамара. — Не надо навешивать ярлыки.

— Я немного не понимаю, — сказал Сева, обращаясь к Тамаре, — вы хотите свою собаку найти, или мы просто подышать воздухом сюда приехали? Бензин, между прочим, тоже денег стОит…

Разговаривая так, они подошли к дому Терентьевны, Алексей Семёныч открыл калитку, но Коля во двор не пошёл.

— Хозяйка! — крикнул Сева. — Принимай клиентов!

— А чего их принимать? — послышался голос совсем рядом, и из-за угла дома появилась сама Терентьевна. — Мы этим делом не занимаемся.

— Каким делом? — уточнил Семёныч.

— Не сдаём и не продаём. Вы бы шли отсюда.

Все помолчали.

— А кто это лает у вас? — спросил потом Сева.

— Кому же лаять, как не собаке? Она и лает. Не кошка ведь.

Ответ был точный. Все опять помолчали. Первым вышел из неловкого положения опять Сева.

— А звать её как? — поинтересовался он.

— Кошку-то? Муркой. Как же ещё?

Мяч опять оказался на стороне хозяйки.

— Она у вас чёрная? — беспомощно проговорила Тамара.

— Кошка-то? Да нет, серая. А вам на что? Купить, или так, для разговору?

— Хватит шутки шутить, гражданка! — милицейским голосом прикрикнул Семёныч. — Нам известно, вы незаконно животными торгуете.

Однако Терентьевна не испугалась.

— Люди чего не скажут, — ответила она. — А если какую животину нашла и продала, чего тут бессудного? Лучше разве, коли она бегает да заразу разносит?

— Извините нас, — робко заговорила Тамара. — Мы сейчас уйдём, только скажите, вы чёрную такую, курчавую не находили случайно? Пуделя.

— Чего нет, того нет, — было ответом. — Белая вон во дворе на цепи сидит, лает. Посмотрите сами. А чёрной нет…

— И посмотрим, — сказал Сева.

Он прошёлся по двору, заглянул в сарай, покричал: «Кнопка! Кнопка!» Тётя Тоня тоже позвала несколько раз Кнопку.

Тамара поморщилась и вздохнула.

— Не надо, — попросила она. — Сказали ведь нам. Пойдёмте… Простите нас, пожалуйста.

— Да ладно, — сказала хозяйка.

Они вышли за калитку, пошли гуськом по улице, по косогору — туда, где стояла машина.

— Эх, не дали как следует поискать! — сказал Сева. — Не нравится мне, всё равно, эта Терентьевна.

А тётя Тоня, чтобы переменить разговор, взглянула на небо и со вздохом произнесла:

— Дождя бы не было: вон галки стаями летят. Народные приметы, они верные. Той осенью куры у меня рано линять начали — и пожалуйста вам: зима-то какая тёплая стояла… — И, помолчав, добавила: — Мы, когда в калитку сюда входили, я на левую ногу спотыкнулась. И как раз подумала…

— Чего подумала, соседка? — спросил Семёныч, потому что тётя Тоня замолчала.

Ответить она не успела: к ним со всех ног мчался Коля. Он был красный, растрёпанный, и лицо его напоминало огромную редиску с белёсой ботвой.

— Скорее! — крикнул он. — Они в мешке! Их понесли, я видел…

— Кого? — спросила тётя Тоня.

— Да собак же! Скорее! Вы в дом, а их задами, задами, туда, где поле… И понесли… Терентьевны сын… В мешке…

Сева первым принял решение.

— Я бегу, — сказал он. — Женщины за мной, а ты, Семёныч… НА тебе ключи от машины… форму надень и тоже сюда! Фуражку не забудь! Жми!

Долго бежать не пришлось. На пригорке, со стороны огородов, они увидели здоровенного мужчину, который тащил мешок, и видно было: ему не так тяжело, как несподручно — в мешке непрестанно что-то двигалось, перекатывалось. Мужчина всё время перехватывал его то так, то эдак.