На меня нахлынуло предчувствие, знакомое с детства: когда родители брали меня кататься на машине, я сворачивалась калачиком на заднем сиденье и закрывала глаза, твердо зная, что в конце прогулки меня возьмут на руки и внесут в дом. Такое предчувствие рождается из доверия.

Рэй отдернул занавеску. Я развернулась к нему лицом и открыла глаза. Внизу живота сладко заныло.

— Залезай, — сказала я.

Он медленно переступил через край ванны. Сперва у него не хватило духу ко мне притронуться, но потом его палец осторожно коснулся небольшого шрама у меня на боку. Мы вместе смотрели, как палец движется по рваной полоске плоти.

— В семьдесят пятом, — напомнила я, — Рут получила травму на волейбольной площадке.

Меня снова затрясло.

— Ты — не Рут, — выговорил он, не веря себе.

Поймав его руку, которая дошла до конца старого пореза, я положила ее себе под левую грудь и сказала:

— Я давно к тебе присматривалась. Люби меня.

Его губы приоткрылись, но слова, которые вертелись на языке, были до того странными, что не произносились вслух. Когда Рэй подушечкой большого пальца тронул мой сосок, я привлекла к себе знакомое с детства смуглое лицо. Мы поцеловались. Водяные струи сбегали между нашими телами, увлажняя пучки темных волос, пробивающиеся у него на груди. Целуя его, я хотела видеть Рут, я хотела видеть Холидея, я хотела убедиться, что они тоже видят меня. Под душем можно было плакать в открытую, и Рэй ловил губами мои слезы, недоумевая, почему они хлынули в три ручья.

Я прикасалась к нему и задерживала руки там, где мне хотелось. Подержала в ладони его локоть. Пропустила между пальцами темные завитки внизу живота. Скользнула ниже, к тому стержню, какой насильно загонял в меня мистер Гарви. В голове мелькнуло: вот оно, благо. А потом: вот оно, благородство.

— Рэй?

— Не знаю, как тебя называть.

— Сюзи.

Чтобы предотвратить расспросы, я накрыла ему рот ладонью.

— Помнишь, как ты мне написал записку? Помнишь свою подпись: «Мавр»?

Мы оба на мгновение замерли; бусины воды, скопившиеся у него на плечах, сбежали вниз.

Без лишних слов он оторвал меня от ржавого днища, и я обвила ногами его бедра. Избегая горячих струй, он нашел опору — край ванны. Когда он оказался во мне, я обхватила ладонями его лицо и впилась ему в губы.

Прошла минута, а то и больше; он отстранился.

— Теперь говори, что там хорошего.

— Иногда похоже на старшую школу, — задыхаясь, призвалась я. — Мне так и не довелось в ней поучиться, зато на небесах можно разводить костер прямо в классе, носиться по коридорам, орать во все горло. А иногда все по-другому. Точь-в-точь как Новая Шотландия, или Танжер, или Тибет. Любое место, какое раньше виделось только в мечтах.

— А Рут сейчас там?

— Рут пока ведет разговоры, но впоследствии туда вернется.

— А ты сейчас там? Тебе себя видно?

— Нет, я сейчас здесь, — сказала я.

— Но скоро исчезнешь.

Я не стала его обманывать. Только склонила голову.

— Верно, Рэй. Это так.

И нас захватила любовь. Из душа мы перебрались на топчан, под ненастоящие звезды. Пока Рэй отдыхал, я расчерчивала поцелуями его спину, благословляя каждую мышцу, каждую родинку, каждое пятнышко.

— Не исчезай. — Он закрыл блестящие агатовые глаза, и я почувствовала легкое и ровное дыхание сна.

— Меня зовут Сюзи, — шептала я. — Фамилия — Сэлмон, как «лосось». — Опустив голову ему на грудь, я уснула рядом с ним.

Когда я открыла глаза, окошко в дальней стене было залито темным багрянцем, и мне сразу стало ясно, что времени осталось совсем мало. За окном жил и дышал тот мир, который годами открывался мне только со стороны, а сейчас я находилась на той же Земле. Но уже знала, что больше сюда не приду. Отпущенный мне срок я потратила на любовь — против нее я оказалась бессильна, как не была бессильна даже перед лицом смерти; это было бессилие всего сущего, темный багрянец человеческой слабости, движение вслепую, когда на ощупь огибаешь углы, чтобы раскрыть объятия свету, — все, без чего не бывает открытия неизведанного.

Тело Рут обмякло. Опершись на локоть, я не сводила глаз со спящего Рэя. Совсем скоро мне предстояло его покинуть.

Прошло еще немного времени, и он проснулся. Я обвела пальцем его лицо:

— Тебе случается думать о мертвых, Рэй?

Он недоуменно моргнул:

— Вообще-то я учусь на медицинском факультете.

— Нет, трупы, болезни, омертвение тканей — это другое. Я имею в виду то, о чем твердит Рут. Я имею в виду нас.

— Случается, — ответил он. — Мне давно не дает покоя этот вопрос.

— Знай: мы не так уж далеко, — сказала я. — Мы все время здесь. С нами можно разговаривать, о нас можно думать. И в этом нет ничего страшного, никакой трагедии.

— А еще разок обнять тебя можно? — Он отбросил одеяло и сел.

Тогда-то я и увидела какую-то тень в изножье чужого топчана. Смутную и неподвижную. Я убеждала себя, что это не более чем причудливая игра света, столбик пыли в лучах заката. Но когда Рэй коснулся меня рукой, я ничего не почувствовала.

Наклонившись, он поцеловал меня в плечо. Я и этого не почувствовала. Ущипнула себя под одеялом. Ничего.

Тем временем туманное облачко стало принимать какие-то очертания. Рэй выскользнул из постели, и я увидела, как эта каморка заполняется людьми.

— Рэй, — окликнула я, пока он еще не скрылся в ванной: хотела сказать «я по тебе скучаю», «не уходи», «спасибо тебе».

— Что?

— Непременно почитай дневники Рут.

— Будь спокойна, — сказал он.

Сквозь тени, столпившиеся в ногах топчана, я разглядела его улыбку. Его великолепную стройную фигуру, которая тут же скрылась в дверном проеме. Мимолетное, внезапное воспоминание.

Когда из ванной повалили клубы пара, я потянулась к старому детскому столику, на котором у Хэла валялись кипы счетов и каких-то записок. Мои мысли снова обратились к Рут: как же я проглядела приближение этого момента, этой фантастической возможности, о которой мечтала Рут с того самого дня, когда столкнулась со мной на школьной стоянке. Зато мне стало ясно другое: и на Земле, и на небесах я жила мечтами. Мечтала снимать диких животных, на первом курсе получить «Оскара», еще раз поцеловаться с Рэем Сингхом. И вот, пожалуйста!

На столике стоял телефон. Я сняла трубку. Недолго думая, набрала наш домашний номер, точно код замка, который пальцы вспоминают сами.

После третьего сигнала на другом конце провода ответили:

— Алло?

— Привет, Бакли, — сказала я.

— Кто говорит?

— Это я, Сюзи.

— Кто это?

— Сюзи, малыш, — твоя сестра.

— Ничего не слышно, — сказал он.

С минуту я просто смотрела на телефон, а потом ощутила их присутствие. В комнате стало тесно от безмолвных теней. Среди них были и дети, и взрослые. «Вы кто? И откуда взялись?» — вопрошала я, но мой голос не нарушал тишину. В этот миг я заметила странную перемену. Сидя на топчане, я наблюдала за прочими, а у столика, уронив голову на скрещенные руки, недвижно замерла Рут.

— Эй, кинь полотенце! — Рэй выключил душ.

Не получив ответа, он отдернул занавеску. Мне было слышно, как он выбрался из ванны и пошлепал к порогу. Опрометью бросился к Рут. Потряс ее за плечо, и она сонно подняла голову. Их глаза встретились. Ей не пришлось пускаться в объяснения. Он и сам понял, что я исчезла.

Помню, как мы (Линдси, я и Бакли) возвращались откуда-то с родителями по железной дороге, и наш поезд въехал в темный тоннель. Вторично покидать Землю — это примерно то же самое. Пункт назначения при всем желании не пропустишь, за окном знакомые места. Но если в первый раз меня отдирали от Земли с кровью, то теперь сопровождали, и я уже знала: нам предстоит долгий путь в дальние-дальние края. Вторично покинуть Землю оказалось проще, чем пробиться сюда с неба. В каморке за мастерской Хэла я повидала двух своих друзей, которые молча сжимали друг друга в объятиях, но еще не решались заговорить вслух о том, что между ними произошло. Рут еще никогда в жизни не знала такой усталости и такого счастья. А Рэй начал мало-помалу осмысливать то, что случилось, и задумываться о будущих возможностях.