Из впечатлений:
«Приятель стал рассказывать, что видел передачу про Умку, что она суперприколистка… что есть такая песня (про муравьиную матку и половую железку)… Вот так он все это рассказывал, а я постепенно влюблялся в эту песню. Эй вы, эстеты, слышите, влюблялся! Несмотря на то, что песня прошла через микрофон, через телевизор, через моего другана, что почти фатально. Потеряла по дороге почти ВСЕ, но и оставшегося оказалось достаточно, чтобы меня заразить. А вы говорите Хай Енд, Хай Енд. Кстати, до сих пор эту песню так и не слышал. А потом я купил ее кассеты. И стал слушать». (Тим О*Ги)
Аня вообще терпеть не может поклонения и культа личности. И каждый раз убеждает очередного журналиста, чтобы не писал слова «поклонники». У меня, говорит, не поклонники, а друзья, буду со всеми с ними здороваться, мол, за руку, а с поклоняющимися — ни за что. Ну, и друзья совершенно точно знают, что прилюдных восторгов по поводу песен, альбомов и концертов им проявлять не следует, Умка может закипеть. Но у, них прорывается, конечно.
«…тут… БАЦ! Она выходит на сцену и начинает петь.:)
Вот такая вот она, Умка!:))
Я стоял и слушал… Очень понравилось!
После концерта и заверений Умки, что она еще пойдет диски продавать и подпишет всем всё, что захотят, я выслушал в свой адрес укоры типа „А чё ты, блин, стоял как столб-то?“… Осспа-ди, ребят… А нельзя теперь просто слушать?» (Spleaner_ya)
«Кто-то здесь (или не здесь?) писал, что Умку и Бро слушает в машине каждый день месяцами. Угу. Вот и мне мне как-то неинтересно что-то другое стало слушать, за исключением классики. Каждый день я спускаюсь с холма… Когда чуть отчаянный — то (альбом) „600“, а по-новому — (альбом) „Ничего страшного“. В вертушке музыкальной моей машинки на сегодняшний день — один диск трио-сонаты Баха, другой — концерты Моцарта, и остальные четыре — Умка и Бро. Я думаю, что и ни Амадеич, и ни Иван Севастьяныч не обиделись бы за возможную — с их точки зрения — непропорциональность. Ах, в какой же я замечательной компании пребываю… Только не спрашивай — а ты-то, Саша, хули там делаешь в такой компании?… Так я просто за рулём сижу!!» (San_diegan)
«АААаааааа!!!!! Концерт был потрясающий! Полный раскол-бас!!!
Как только Умка выходит на сцену, люди просто не могут усидеть…
Цивильные дяденьки и тетеньки, дети цветов с блуждающими взглядами, бешеные панки, рвущие на себе ирокезы… И все, все… всё кружится и превращается в единое целое… все мы становимся музыкой… становимся танцем… каждой проигранной нотой, звуком… Я не заметила, как прошло 2,5 часа…» (Shadow_of_songs)
Последний Анин альбом называется «Ничего страшного». И заглавная песня там звучит как мантра, Умка в припеве приговаривает свои характерным голосом «ничего страшного, ничего страшного нет». Умка сама убеждена, что на сегодня это ее лучшие песни. То есть — то, что она пишет сейчас, ближе к сути вещей, чем то, что 5 лет назад и 10. А дальше, значит, будет еще лучше.
* * *
Я: Вот обычно среднестатистические группы выпускают по альбому в 2 года.
Умка: Я работаю в винил-формате. У меня короткие пластинки, и я выпускаю их раз в год. Смена времен года, особенно в нашем климате — это достаточно реальная вещь. По истечении этих четырех времен года у меня все меняется. У меня каждый год имеет другое лицо. И из-за этого нового лица возникают какие-то изменения во мне.
Я: В этом году какое у тебя лицо?
Умка: Мы узнаем об этом весной.
Я: Хорошо. А какое лицо у тебя было в прошлом году?
Умка: У меня было лицо — «ничего страшного».
Я: И что это значит?
Умка: Это значит, что у меня в жизни произошли некоторые очень тяжелые изменения. После которых произошел некоторый взлет. Это когда умерла мама, и я не хочу об этом особенно говорить…
Я: Для меня тема страха актуальна. Хотя мне родные запретили упоминать про эти, мать их, атаки, но я шепотом скажу, что у меня еще недавно были панические атаки, а это так страшно, брр. И вот они уже и закончились, но чего-нибудь я все время боюсь.
Ну, а как же не бояться? Я каждый день часа полтора чего-нибудь боюсь.
Умка: Да ты что?! Ты с ума сошла? Прекрати немедленно.
Я: Ну, например, я иду в спортзал, и у меня там что-нибудь закололо в боку. И я думаю, что у меня там что-то сломалось, и часа полтора об этом думаю, уговариваю себя.
Умка: Не надо. Это жрет тебя изнутри. Это нехорошо. Вот если у меня горло болит, я ж не начинаю думать, что у меня рак горла.
Я: А я начинаю. У меня есть даже целая теория о знакомых ощущениях и незнакомых. Знакомые ощущения — они безопасные, незнакомые — небезопасные.
Умка: Ого. Ух ты. Чувство опасности должно быть. А бояться не нужно. Я считаю, что страх, он один, как и любовь. И когда ты этот страх уничтожаешь, то перестаешь бояться вообще. Страх может быть направлен на все, что угодно: на машины, на собак, на людей противоположного пола, на людей своего пола, на родителей. Можно вообще начать бояться выходить на улицу.
Я: У меня такое было.
Умка: Я считаю, что человеку нечего бояться. Страх, он находится в тебе. То есть, есть страшные вещи, но бояться их не нужно. Страх — это то, что тебя жрет изнутри. Это то, из-за чего начинаются все твои болезни, все твои слабости, вообще все твои плохие черты, сволочизм там. Все плохое, что в тебе есть — это от того, что ты чего-то боишься. Не надо ничего бояться.
Я: Ну как же ты перестаешь бояться?
Умка: А я не перестаю бояться. Нельзя бояться, и все. Нужно прекратить бояться, и все.
Я: Ну, а как же прекратить?
Умка: Не знаю.
Я: Силой воли, что ли?
Умка: Да. (Смеется). Мы же отличаемся от последнего… животного? «Тварь ли я дрожащая…?»
Я: «…или право имею?»
Умка: Вот именно.
С той минуты, как выяснилось, что мы двое, сидящие на креслах друг напротив друга в квартире на 13 этаже, не твари дрожащие, мы взглянули на мир, плещущийся вокруг нас, полный страхов.
Умка: Коврига, наш издатель, говорит: «Я не знаю, чего они ноют, что сейчас плохо, плохо. Их всех могли 25 лет назад за то, чем они занимаются, посадить за решетку. Я так рад, что я на свободе и делаю то, что хочу, — что я вообще не понимаю, чего они ноют, что им не нравится. Все прекрасно, все идет к лучшему».
Я: А ты как считаешь?
Умка: Я стараюсь на это не очень обращать внимание. У меня есть своя жизнь, и вообще я прекрасно знаю, что чем меньше обращаешь внимания на постороннюю информацию, тем больше ты будешь обращать внимания на собственную жизнь. Люди, которые всю жизнь заняты тем, что они смотрят телевизор и переживают за события, к которым они не имеют отношения, — они за своей жизнью совсем не следят. То есть они механически живут, механически выпивают свой кофе с бутербродом, идут, там, на работу и все время думают о том, что где-нибудь взорвалась бомба или в теракте погибло 8 человек; а то, что они приходят домой и начинают терроризировать собственную жену, — они не думают об этом. Они детей не замечают, они думают про бомбу и что, когда они сядут в метро, там опять взорвется бомба.
Тут мы подошли к мировоззренческим вопросам. Я в какой-то степени разделяю такую точку зрения, хотя не настолько, чтобы уж совсем не смотреть новостей и газет не читать. И я еще наивно верю, что можно как-то с помощью политики изменить жизнь к лучшему. Аня считает, что политика — это очень, очень плохо и утверждает, что политически пассивна. Если ее друзья или родственники лезут в политику, ее это, как я понимаю, неприятно задевает. Собственную точку зрения на происходящее она вполне сформулировала в альбоме «600».
