—  Вот чудак! Арефьича наградили, Кириллова наше­го тоже, директора… всех орденами Красного Знамени…

К Борису подходили, поздравляли, а он еще долго не мог выйти из оцепенения. Что ему говорили, что он гово­рил, кому отвечал и отвечал ли — ничего потом не мог вспомнить.

Сильные руки вдруг резко повернули его.

—  Дайте и мне возможность помять ребрышки име­ниннику… Ну, Дроздов, поздравляю! — обнял Бориса Константин Арефьевич. — Не жуй рукав! Не сомневайся, заслужил. Делаешь много, а будешь делать еще больше. Собирайся на митинг. Там будешь благодарить. Только… ради бога… не меня.

…И вот настал тот радостный день, когда должны были вручать награды. А у Бориса, как назло, шли «бабки» (коробка скоростей), и от его «бабок» зависели операции у его ученика, Григория Зонова, а от коробок скоростей, собранных ими, — отправка готовых станков по спецза­казу.

—  Может, потом как-нибудь? — расстроенно спросил ону Разумнова. — Вынь да положь «бабки» — конец месяца. Головы снимут. Вы же сами знаете…

Константин Арефьевич с любопытством всматривался в Дроздова. Может, притворяется? Ведь это черт знает что! Ему, видите ли, некогда получить орден Ленина!..

Но перед ним стоял искренне огорченный человек. Позже он, этот человек, раздраженным тоном заявит, что орден Ленина от него никуда не уйдет, если уж Указ Президиума Верховного Совета опубликован. А вот если по вине их завода на фронт не будут даны десять тысяч направляющих для реактивных снарядов «катюша», сни­мут голову не только с него, рядового наладчика стан­ков, но и с заместителя директора товарища Разумнова. А чтобы этого не случилось, ему с Гришей Зоновым тре­буется не меньше тридцати часов времени с малым пе­рекуром.

Но это будет потом. А пока Константин Арефьевич сверлил глазами Бориса.

«Да нет, чепуха лезет в голову, — отбросил наконец подозрения Разумнов. — Нет, это у него от души — вот в чем штука. У тебя на такое — кишка тонка, а ему — впору».

Обозлившись вдруг почему-то на себя, Константин Арефьевич стал сердито выговаривать Дроздову:

— Костюм выходной надеть и через полчаса быть у проходной. Ясно? Что мнешься? Нет костюма, так и ска­жи. Возьми у меня — одного с тобой калибра. Но чтобы без фокусов.

Борис сначала растерялся, потом удивился и наконец дал волю чувствам: он не привык, чтобы с ним так раз­говаривали. Вот здесь-то он и позволил себе заявить, что орден Ленина от него никуда не уйдет. Но Константин Арефьевич не желал слушать возражений.

—   Пропуска в Кремль заказаны, — закончил Разум­нов в той же тональности. — Президиум Верховного Со­вета из-за одного Дроздова собирать не будут. Сейчас не сорок первый, а сорок третий. Работы у Михаила Ивано­вича по горло, что ни день, то ордена да Звезды.

Первый раз Константин Арефьевич с таким нескры­ваемым раздражением и обидой разговаривал с Дроздо­вым. Сердитым он бывал часто, и влетало от него Бори­су не раз, еще когда в кадровиках ходил. Но как бы его ни ругал Арефьевич, Борис чувствовал, что в нем, как любил выражаться Разумнов, он видит человека с боль­шой буквы. Теперь же Борис уловил в этой брани ка­кой-то странный, задевающий его оттенок, как будто он, Дроздов, переступал границу дозволенного и Арефьевич хотел поставить его на место. Он начал размышлять и анализировать, но понять ничего не смог и подчинился.

Когда в назначенное время принаряженный Борис сту­пил в Свердловский зал, он был заполнен до отказа.

—   Неужели всем будут выдавать награды? — спросил он Константина Арефьевича.

—   Наверное. — Разумнов пожал плечами. — Не ради же аплодисментов народ созвали.

Борис вздохнул. Бедный Гриша! Ведь он не уйдет, прождет его до утра. Нашел он Григория вскоре после возвращения из Челябинска в сорок втором. Подобрал подростка у деревни Черемушки полузамерзшим, когда ездил навестить тяжело заболевшего Сережку Кирилло­ва; там же, в поле, оттирал снегом, нес на руках, пока не остановил какой-то грузовик. Попросил шофера подбро­сить хотя бы до ближайшей станции метро, а тот, узнав о случившемся, довез их до заводского общежития и да­же кусок хлеба незаметно сунул в карман Бориса. И ожил Гриша Зонов, окреп. Борис устроил его на завод, взял учеником. Теперь у Григория разряд. Хороший ма­лый, упорный. С ним хорошо работалось…

Как ни странно, фамилию Дроздова назвали очень скоро. Борис на всякий случай помедлил: вдруг однофа­мильца вызывают?

— Ты что, оглох? — подтолкнул его Разумнов.

Борис вскочил и заспешил к Калинину.

—  Пожалуйста, не жмите сильно руку Михаилу Ива­новичу,— услышал Борис тихий голос помощника Кали­нина.

Мгновенно вспомнились слова Константина Арефьевича: действительно, не сорок первый год — вон сколько народу ожидает наград. Борис улыбнулся и пожал обеими рука­ми, мягко и долго. Мелькнуло и на долю секунды: какой же он, Михаил Иванович, домашний и усталый, но ста­рается держаться бодро. Как в тумане слышал тихое приветствие Калинина, и сам, тоже вполголоса, вдруг сказал:

—  До последней минуты не верил, что все-таки мне этот орден.

—  Почему? — заинтересовался Калинин.

—  Фронтовикам — это понятно, а мы не на фронте.

—  А вот я… — Калинин заглянул в орденскую книж­ку.— Я вот, Борис Андреевич, уверен, что вы еще не раз придете сюда получать награды.

—  Вы думаете? — изумленно спросил Борис.

—  Убежден в этом, товарищ Дроздов. Вы еще мо­лоды!

—         Ты чего нашептывал Калинину? — Голос у Арефьевича был уже добродушный.

Борису не хотелось повторять разговор, словно он оберегал их общую с Калининым маленькую тайну.

— Уговор с Михаилом Иванычем, только в мемуарах обнародую.

—  Фу-ты, ну-ты! — Разумнов на этот раз окинул Бо­риса веселым взглядом.

А через какое-то время Борис вдруг услышал фами­лию— Головастов. Сходилось и имя, отчество.

«Неужели он? — обрадовался Борис и, привстав, стал вглядываться в лицо седого высокого полковника с рва­ным шрамом через всю левую щеку. На его кителе — два ряда наград. — Нет, не он».

И вдруг с удивлением увидел, что полковник направляется в его сторону, сел на свободное кресло сзади.

—  Поздравляю, Борис Андреевич! — раздался шепот.

—   Виктор Семеныч?! А я верил и не верил, что это вы!

На них зашикали. Но руки их уже сплелись в нетер­пеливом приветствии. Арефьевич предложил полковнику поменяться местами.

—   Глазам своим не хотел верить — Борьке Дроздову, моему доброму старому помощнику, вручают орден Лени­на! Молодец, Дроздов! Так держать!

Склонив головы друг к другу, стали шепотом рассказы­вать о себе.

—   Не приходилось слышать об октябрьской операции сорок первого года?— спросил Бориса Виктор Семенович.

—   Как же! Как же! У задней стены нашего завода ваши люди расстреляли диверсанта. Он, сволочь, крас­ными ракетами подавал сигналы фашистским самолетам. Наводил на завод. И навел бы, гад, если б его не схва­тили.