Почему-то при этих словах, как живая, представилась ему та голенастая черноглазая девчонка. Неужто она все еще орудует на вокзале? Как ни странно, до этого разго­вора он ни разу не вспомнил о пей.

4

Июль выдался на редкость жарким. Мостовые раска­лились. Жгло даже через подошву. Может быть, и потому еще жгло, что сандалеты у Бориса уже на ладан дышали…

Не без страха подходил Борис к заводу. Большой кра­сивый корпус с застекленной галереей. Как раз в том кор­пусе и находился отдел кадров. Там же разместился и ме­ханический цех. Отгадать было не сложно: еще издали Бо­рис услышал волнующий гул работающих станков.

Может быть, и храбрее чувствовал бы себя Борис, не будь у него синяка под глазом. Черт знает за кого могут его принять из-за этой нелепой случайности. Ну да что по­делаешь!

Тихонько постучал в окошко, над которым красовалась надпись: «Отдел кадров». Оно не сразу открылось. Но вот показалось красивое, не очень молодое женское лицо. Из приветливого оно вдруг стало суровым.

—   Слушаю вас, молодой человек.

—   Извините… Я в отношении работы…— каким-то не своим, деревянным голосом пробормотал Борис.

—   У вас направление из биржи?

—   Да… То есть нет, позвонить должны,— растерялся Борис.

Красивое лицо исказилось гневом.

—   Вы что, молодой человек, правил не знаете? Прини­маем на работу только по направлению биржи труда.— Гу­бы ее презрительно скривились.— Драться, как я вижу, вы успели научиться, а вот правил соблюдать не желаете.— И окошко резко захлопнулось.

Тыльной стороной руки Борис смахнул пот со лба. Чер­това мамзель, даже вопрос задать о Разумнове не дала.

Кто-то вдруг хлопнул сзади Бориса по плечу. Он обер­нулся и… отпрянул, удивленный. Тот самый парень, кото­рый поставил ему синяк под глазом, стоял рядом и от удо­вольствия растягивал в улыбке рот до ушей.

—   Вот так встреча, а мы тебя уж и не чаяли увидеть!

Но Борису было не до улыбок.

—   По вашей милости от ворот поворот получаю,— буркнул он и, отвернувшись, направился к выходу.

—   Да ты постой, чудак-человек,— всполошился парень, хватая за руку Бориса.— Я же извинился… С кем не бы­вает?.. Лучше толком расскажи, что тут произошло?

Борис неохотно рассказал о случившемся.

Слова его произвели неожиданное впечатление на со­беседника. Глаза Сергея зло сощурились, он погрозил сжа­тым кулаком окошку и громко сказал, явно в расчете на то, чтобы его услышали:

—   Эта мамзель кое у кого из наших в печенках сидит. Законница…— Он замолчал, над чем-то размышляя.— Ты вот что, браток. Кадрами ведает не эта Аделина Макароновна, а большевик Разумнов. Может, слыхал о таком? Айда к нему…

Начальник отдела кадров Константин Арефьевич Ра­зумнов, мужчина лет тридцати трех, с округлым лицом и щеточкой аккуратных черных усов, участливо осведо­мился: почему так долго Борис не давал о себе знать? Сек­ретарь райкома комсомола Клавдия Ивановна Осетрова еще неделю назад звонила о двух уральцах.

—   Видите ли…— Борис замялся.— Хотелось проявить самостоятельность —меня ведь никто не знает. Может, я обормот или за длинным рублем в Москву…

—  Ах, вот оно что! — Разумнов насмешливо улыбнул­ся.— Щепетильность и гордость — это все похвально, ко­нечно… Но нужно знать Осетрову… Глаз у нее наметан­ный. Пока что ни разу не ошиблась. Человек она особой закалки. Всего лет на пять постарше вас… Но опыта у нее поднакопилось порядочно. С беспризорниками возилась много лет. Так-то, Дроздов.

Помолчали, думая каждый о своем. Но вот Разумнов, глянув на Бориса исподлобья, спросил: откуда у него та­кое украшение под глазом? Тот, не смущаясь, сердито от­ветил, что кадровые станкостроители таким вот образом утверждают свой авторитет.

Разумнов насторожился, попросил рассказать подроб­ней, но Борис сидел насупившись и молчал.

—  Видно, не очень приятно вспоминать… Ну что ж, не хочется говорить — и не надо.— Разумнов резко пере­менил тему разговора.— Документы, я надеюсь, у вас в порядке?

Борис подал свои бумаги. Чем дольше Разумнов их чи­тал, тем светлее становилось его лицо.

—  У вас, Борис Андреевич, как я вижу, уже начала складываться рабочая биография… Надеюсь, как-нибудь расскажете на досуге?

—  Хоть сейчас могу. У меня этого досуга — отбав­ляй.

—  Был у вас досуг, молодой человек, а с этого часа не станет, и полагаю, надолго.

Борис боялся поверить своим ушам.

—  Так вы берете меня?

—   Конечно, Борис Андреевич. В неполные девятна­дцать лет — пятый разряд… Думаю, стыдно мне за вас не будет.

А Борис все еще не мог поверить.

—  Берете даже с этой вот блямбой? — изумленно про­говорил он.

Разумнов вскинул удивленный взгляд на Бориса, отки­нулся на спинку кресла и вдруг откровенно рассмеялся.

Привлеченная смехом, в кабинет заглянула помощница. Она молча оглядела обоих и, ничего не поняв, осторожна прикрыла за собою дверь.

Потерянный вид этой своенравной женщины вызвал и у Бориса смешок.

—  Наверное, впервые в жизни так растерялась Адели­на Макароновна?

Разумнов, согнав улыбку с лица, переспросил вполго­лоса:

—  Как… как назвали ее?!

—  Это ее ваши рабочие так зовут — Макароновной,— смущенно пояснил Борис.

Разумнов задумался, постучал карандашом по краю стола, сказал со вздохом:

— Не любят ее у нас, товарищ Дроздов. Есть в ней сухость какая-то… высокомерие, что ли… А вот документы содержит в безупречном состоянии. Странный человек. Муж ее, крупный инженер, эмигрировал во Францию в восемнадцатом. Она же наотрез отказалась и дочь не oтдала. Русские, говорит, с Россией должны быть. А вы­сланные мужем средства на переезд отнесла в Госбанк. Попросила истратить их на борьбу с беспризорностью. А в двадцатых-то годах — холод, голод… Вот и суди-ряди о че­ловеке.

На лице Разумнова не осталось и следа недавнего ве­селья. Оно стало озабоченным и, как показалось Борису, чуть встревоженным. Он снова стал перелистывать доку­менты Дроздова.

—  Я не вижу заявления.

—  Так я же… не знал.

—  Работе — время, потехе — час. Пишите, Борис Андреич, что просите принять слесарем, а мы вас пока что зачислим распределителем работ.

Борис опешил. Распределитель работ. Да это же — кто куда пошлет.

—  Константин Арефьич… у меня все-таки пятый раз­ряд…

—  Знаю, браток, и сочувствую, но нет пока что еди­ницы. Не надо огорчаться. Прослежу лично. Не обидим, можешь на меня положиться.— Он сколол бумаги Дроз­дова, улыбнулся чему-то и крикнул в соседнюю комна­ту: — Аделина Макаровна!