—   Что правда, то правда, Сазоныч. Если не вредно для дела, познакомь меня с вашей находкой.

—   И познакомлю. Даже пользу предвижу. Может, раз­влечешь ее! Очень о детях убивается. Дочь-то уже попала в добрые руки, а пасынок крепко с кулацким отребьем свя­зался. Думаю, потерянный человек.

В тот же день Сазонов познакомил Софью с Вальцовым.

—   Бывший балтийский моряк с душою крестьянина — ныне двадцатипятитысячник Иван Вальцов. Да вот… уда­лец налетел на кулацкую пулю.

Софья оживилась, протянула руку.

—   Не его ли я собралась лечить?

Подавая руку, Вальцов с недоумением закряхтел, взгля­нул на Николая Петровича.

—   Его, его. Но, поди, поздновато уже. Такие богатыри сами выздоравливают.

Вальцов протестующе взмахнул здоровой рукой.

– Не слушайте его, Софья Галактионовна. Лечите, бога ради, лечите, отэтого не убудет,— проговорил он и по-мальчишески покраснел.

Комизм положения — щеки алели все больше — разве­селил Сазонова и Софью. Они рассмеялись. Николай Пет­рович заспешил — дел в Москве невпроворот — и начал прощаться.

—  Лечись, Иван. Заражение крови — штука серьезная, из лап костлявой ты чудом выскочил.— Он пожал Софье протянутую ею руку и поманил за собой Вальцова.— Слу­шай, Иван, ты при оружии, не забывай его, когда будете гулять с Софьей. Боюсь я за эту красавицу. Хотя о ее при­езде никто не знает, но мало ли случайностей… На всякий случай и близко к ограде не подходите.

—  Ее-то за что убивать?

—  За мужа. Его дружки уверены, что она убила.

—  Настолько серьезно?

—  Выезд ее за рубеж в какой-то степени вынужденный.

—  Та-ак… Хорошо, что предупредил,—Вальцов на се­кунду задумался.— Слушай, Николай. Как думаешь, надол­го она за границу?

—  Как сказать. На дипломатическую работу назнача­ются на годы… Ты случайно не того… не влюбился? — по­хлопал Сазонов друга по плечу.

Вальцов промолчал, давая понять, что разговора об этом не поддерживает.

Дни замелькали один за другим, приближая назначен­ный Софье срок отъезда. Сазонов хорошо знал, кому по­ручить заботу о загрустившей женщине. Иван сумел за­ставить Софью оглянуться вокруг себя. Он же рассеял се сомнения и страхи в отношении Жени. О том, что она в боль­нице, даже слова не проронил, но все сделал, чтобы узнать правду о ее здоровье и о том, не грозит ли девушке инва­лидность. Уверенные ответы медицинских работников по­радовали его, и он решил, что не стоит сообщать о несчастье дочери Софье.

Исключением был Роман. Вальцов решил выложить правду, какой бы мрачной она ни была, и, признаться, по­жалел о том. Софья тяжело пережила это сообщение.

—  Боже мой, я же слепой жила… Плохой, никудышной матерью оказалась.

—  Это вы зря… Роман сам виноват.

—  Иван Федосеич, неужели вы не понимаете? Нет пло­хих детей. Есть лишь скверные родители.

—  Закваска у Романа, по-моему, была кулацкая. Еще с детства.

-        Я могла и должна была это заметить. Но даже не видела, как за спиной заговорщики собирались. Какая-то куриная слепота!

—     Мне прикажете, как Сазонову, защищать вас от себя самой?

У Софьи округлились глаза.

—     А он защищал?

— Иначе вы были бы за решеткой, а не здесь.

-        Неужели?! Господи! А я, верите ли, думала, что он всеми силами старался меня упечь за эту самую решетку.

—     Ну, что вы! Дай-то бог побольше таких чекистов Вальцов первый раз дал себе волю и не очень-то деликатно отругал Софью за «куриные рассуждения». Опомнился оттого, что увидел широкую улыбку собеседницы. Замолчал, удивленный.

— А вы человек темперамента,— удивилась Софья.

Чем дольше Вальцов говорил, виделся, дышал одним воздухом с этой необычной женщиной, тем больше убеж­дался в обреченности своего чувства к ней. Его страшило расставание, хотелось быть с Софьей как можно дольше, да и она вроде бы стремилась к этим встречам. Но ни од­ного слова, как-то ставящего все в их отношениях на свои места, не было сказано. Скорей всего это было вызвано неизбежной и скорой разлукой.

Размышляя над создавшейся ситуацией, Вальцов гулял в одиночестве по аллее и удивлялся тому, что так долго не появляется Софья. Они, как правило, выходили на прогулку почти в одно время. Иван решил, что седоголовый преподаватель иностранных языков, по ее словам, уже успевший вытянуть из нее все жилы, опять задерживает свою ученицу. А как сегодня полыхает золотом лес, особенно осиновая и березовая чаща! Вальцов неутомимо ходил по аллее, в надежде, что Софья когда-нибудь да освободится и он сегодня увидит ее.

А у Софьи в это время был трудный разговор с Голубевым.

— Мы получили ваше письмо, Софья Галактионовна, напрасно приходите в отчаяние. Мы же дали вам слово позаботиться о ваших детях…

-        Пока у вас не будет своих детей, вам не понять моей тревоги. Вся душа исстрадалась.

Голубев развел руками.

— Что нет у меня детей, не моя вина. А вас я понимаю хочy сообщить вам: что касается Жени, то ее судьба, можно сказать, сложилась. Сейчас она в больнице. Не пу­– гайтесь,— остановил он побледневшую Софыо.— Садитесь. Жизнь ее вне опасности. После больницы ее примут на текстильный комбинат. Обо всем договорились. Унее бу­дет специальность. К тому же есть все основания надеяться, что у вашей дочери будет хорошая семья.

—  Да неужто?! — Глаза у Софьи вдруг оживились.— А кто же мой будущий зять?

—  Рабочий. Передовик, ударник. Кстати, увлекается иностранным языком, много читает, тянется к науке.

Софья глубоко вздохнула.

—  Неужели все образуется? — лицо ее посветлело.— Андрей Иваныч, а нельзя ли нам с Женей повидаться?

—  Думаю, что можно. Перед отъездом вам разрешат встречу. Скорее всего я привезу вашу дочь сюда, на дачу. Впрочем, не будем забегать вперед. Заверяю вас в одном: без свидания с дочерью вы не уедете.

—  Спасибо вам, родной вы мой. Не знаю, как и благо­дарить.

—  Оставьте, Софья Галактионовна.

Голубев устроил свидание Софьи с Женей на три часа. Три часа они лили слезы, говорили и наговориться не могли.

А через три дня Софья Галактионовна покинула дачу. Прощание с Вальцовым получилось скомканное, наспех. Тарахтел мотором автомобиль, шофер недовольно покаш­ливал, глядя на часы.

—  Встретимся ли когда-нибудь, Иван Федосеевич? — дрогнув голосом, сказала Софья.

—  Встретимся, если оба того захотим. Ну, прощайте, Софья Галактионовна.— От сдерживаемого волнения Валь­цов говорил густым басом.

А через минуту уже не слышно стало мотора автомо­биля, и даже не верилось, что эта женщина стояла только что здесь…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

«НА ВСЮ ЖИЗНЬ!»

1

В тот день к началу смены в цехе появились директор завода и еще какой-то инженер, кажется, из планового от­дела — вспомнил Борис. Вроде бы приход их был и случаен и никого не должен был удивить, однако они долго о чем-то спорили в стеклянной светелке начальника цеха Тарасова и нет-нет да и поглядывали из-за стекла: как люди стано­вятся к верстакам, как принимаются за дело.