Но что она одна могла сделать? Когда она рассказала ему, что Элайза ждет ребенка от сэра Маркуса и требует еще денег, он ничуть не удивился.

— Я же тебе говорил, забыла? Я тебя предупреждал, что так и будет. Я не о ребенке, этого я, разумеется, не мог предвидеть, но насчет всего остального я был прав.

— Но я сказала тебе правду, — со слезами проговорила она, — она была такой верной.

Даун провел пальцем по ее шее.

— Зов золота меняет все. К счастью, миледи, я не нахожу его таким же привлекательным, как некоторые другие вещи. Если тебе снова нужна моя помощь, ты цену знаешь.

Они вместе придумали, как им поступить. Оливия должна была сказать, что согласна выполнить требование Элайзы, но на это потребуется время. Это, считали они, даст им возможность найти подходящий момент, чтобы осуществлять их план. Даун сказал, что на этот раз Оливии придется его слушаться.

— Элайза никак не должна догадываться, что ей грозит опасность, иначе она выполнит свою угрозу. Забудь о своем хорошем к ней отношении, ты не можешь позволить сердцу руководить твоей головой.

Хотя Оливия не считала убийство решением проблемы и содрогалась при виде Дауна, который относился к этому как к чему-то обычному, она знала, что другого выхода нет, разве что она предпочтет жить под постоянной угрозой разоблачения. Потому что если Элайзе удастся убедить Маркуса, что это она была в его постели в ночь после свадьбы и носит его ребенка, тогда как Оливии никак не удается забеременеть, можно не сомневаться, Маркус избавится от нее, причем сделает это с максимальным шумом. Скандал коснется и ее отца, о его реакции ей было страшно даже подумать.

— Ты хочешь знать, что я собираюсь сделать, или предпочитаешь оставаться в неведении? — спросил Даун.

Она промолчала.

— Прекрасно, а пока делай то, что я тебе скажу. То, что у нее ребенок, сыграет нам на руку. На это можно ссылаться, если удастся представить все как самоубийство. Еще одна печальная повесть о девушке, обманутой неверным любовником.

— Что, если на это не обратят внимания? — спросила Оливия.

Он немного подумал.

— Мы положим ей в карман какую-нибудь твою драгоценность, пусть думают, что она ее украла. Так, у тебя после свадебной ночи еще остался маковый сироп?

— Элайза принесла еще. Там полно.

— Тогда спрячь получше. — Он резко притянул ее к себе. — Твой муж в игорном доме, отец в Сити, в доме тихо. — Он умело начал расшнуровывать ее корсаж. — А мы с вами, леди, отправляемся в постель.

За три недели после этого разговора Элайза стала заметно беспокойней. Надо было торопиться искать случай с ней разделаться. В этом им помог Маркус. Однажды днем он появился, раскрасневшийся от вина, и сообщил Оливии, что его пригласили на следующий день в Хертфорд, где состоятся спортивные состязания по борьбе, петушиные бои и охота на медведя и что он подумал, что ей с ним ехать не захочется. Она с отвращением передернула плечами и подтвердила, что, разумеется, нет. У нее нет ни малейшего желания провести день среди его приятелей, любителей подобных забав.

— Отлично, — обрадовался Даун, когда она ему все рассказала. — Нам везет. Как ты знаешь, твой отец налаживает совместное предприятие в Индии вместе с сэром Генри Клавеллом, и его пригласили в дом Клавелла, что рядом с Барнесом, на завтра, чтобы обсудить с ним и другими предпринимателями новые начинания. За этим последует парадный ужин. Он собирается остаться там ночевать. Скажи Элайзе, что отдашь ей деньги завтра вечером. А когда твой муж и отец отбудут, мы с тобой поедем кататься.

Она удивилась.

— Это еще зачем?

— Чтобы я мог вернуться позднее и сказать ей, что с тобой произошел несчастный случай — например, тебя сбросила лошадь, ты не слишком пострадала, но ехать верхом не можешь и послала меня за ней. И я ее предупрежу, чтобы она никому ничего не говорила, иначе сэр Маркус рассердится, что мы с тобой вместе катались.

— А я что буду делать?

— Наверняка у тебя найдется подруга, к которой ты можешь заехать и остаться допоздна? Сделай вид, что тебе стало плохо, если так тебе будет проще. Я сумею вывезти Элайзу около десяти часов. Ты тогда сможешь вернуться домой… сама невинность.

Она посмотрела на него с сомнением.

— Мне это кажется рискованным.

— Можешь предложить что-нибудь получше? — огрызнулся он. — Нет? Тогда мы должны надеяться, что нам повезет.

— Куда ты ее повезешь?

— К речушке Челси. Я скажу, что несчастный случай произошел около фермы твоего папаши и что ты ждешь ее на ферме. Я посажу ее в дамское седло за собой, по дороге мы остановимся, чтобы напиться, и я подолью ей сиропа, чтобы ее сморило. Затем я посажу ее перед собой, чтобы она не свалилась по дороге. — Он взглянул на ее шею. — Дай мне свою подвеску. На ней обязательно должны найти что-нибудь ценное.

— Но это свадебный подарок отца, ее специально сделали к свадьбе.

— Тем больше оснований для нее сбежать, если она ее украла.

Оливия неохотно отдала ему подвеску вместе со склянкой макового сиропа. Даун все тщательно спрятал.

— Будь с ней приветлива. Скажи, что подумала и решила, что, возможно, возьмешь ее назад после рождения ребенка, если она поедет рожать в деревню и там найдет себе подходящего мужа. Остальное предоставь мне.

— Что ты собираешься делать? — спросила она.

— Привезти ее к реке и сбросить в воду там, где течение побыстрее. Если ее найдут, все решат, что она утопилась.

Все казалось таким простым. И вот теперь она скачет по темной дороге, а на совести у нее второе убийство.

Саймон с трудом приходил в сознание. Он чувствовал себя совершенно разбитым, дико болела голова, а когда начал соображать, то понял, что руки у него связаны за спиной, а сам он закрыт толстым и вонючим одеялом. Он не должен спать. Он догадался, что лежит на полу в какой-то коляске, потому что ощущал, как она подпрыгивает на ухабах и как шуршат колеса по дороге. Он от души выругался. Во второй раз Джон Брейдедж оказался прав. По меньшей мере он должен был послушаться его совета и взять его с собой.

Но теперь ему было понятно, что она была не одна. То, что никто не прятался в комнате и не стоял за дверью, абсолютно ничего не значило. Хуже всего было то, что он пил, причем в больших количествах, вино, сдобренное его собственным маковым сиропом. Почему, черт возьми, он не узнал этот неприятный привкус, не распознал такой симптом, как сухость во рту? Она каким-то образом добавляла сироп в вино, когда наливала ему, а затем вылила остаток в бутылку, к которой он постоянно прикладывался. Он не мог припомнить, когда она смогла это сделать, потому что весь последний день казался ему несколько туманным. Одно он помнил хорошо: когда она напрямую пригласила его лечь с ней в постель, он с радостью согласился, и это заставило его отбросить всякую осторожность. О, господи, он отдал бы все на свете, только бы этот стук в голове прекратился!

Немного погодя он почувствовал, что коляска остановилась и услышал, как мужской голос сказал, что он, пожалуй, проверит, спит ли их пассажир. Интересно, это он с Оливией разговаривает? Неужели она пойдет так далеко, что примет участие в убийстве? Он был убежден, что именно это его ждет. Он снова выругал себя за глупость, которая довела его до такого положения. Ради чего? Ради часа в постели с хитрой бестией? Он услышал звук приближающихся шагов, затем дверца коляски открылась и кто-то забрался внутрь. Саймон лежал совершенно неподвижно и старался дышать как можно ровнее, когда одеяло сдернули с его головы и мужчина ногой перевернул его.

— Никаких признаков жизни, — крикнул он своему спутнику.

Саймон был почти уверен, что голос принадлежал Фрэнсису Дауну. Неужели он поверил, что Оливия — почти невинная жертва секретаря? Что она обратилась к нему от отчаяния? Они оба замешаны в этом деле с самого начала и были, а может быть, и остаются любовниками. Даун дернул за веревку, стягивающую его запястья, чтобы убедиться, что узел надежен, затем сильно пнул его в бок. Саймон еле сдержался, чтобы не вскрикнуть. Даун вылез из коляски и взобрался на козлы.