Удача, видимо, решила сменить гнев на милость. Едва я выехал на авеню де Сакс, как тут же заметил ту самую двухцветную машину, стоявшую у тротуара. Припарковав свою «дюга» на некотором расстоянии от нее, я вышел и направился к окошечку ложи консьержки.

– Извините, сказал я, постучав, вы не знаете, месье и мадам Лоредан дома? Месье и мадам или кто-то из них.

В тот же день около полудня, когда я уже начал сомневаться в любезности моего приятеля-чиновника, он позвонил мне. Владельца машины, номер которой я записал, звали Габриель Лоредан, и проживал он на площади Бретёй.

– Они оба дома,– сказала консьержка, пытаясь незаметно прожевать пищу, которую держала во рту.– Шестой этаж.

Я взглянул на часы, будто только теперь вспомнил о наличии этого механизма на своей руке.

– О! Я не знал, что уже так поздно. Боюсь побеспокоить их в такой час и… Пожалуй, я приду в другой раз.

Как вам угодно,– молвила та, торопясь продолжить свою трапезу более обстоятельно и за столом.

– Благодарю вас, мадам…– «В особенности за те сведения, которые вы мне сообщили»,– мысленно добавил я, ибо мне надо было знать: женат этот самый Лоредан или нет.

Я занял наблюдательный пункт в соседнем бистро, не отрывая глаз от тачки двух тонов. Меня отделяла от нее только ширина улицы. Время шло, однако теперь я мог позволить себе быть терпеливым. Цель была близка. При условии… при условии, что жена Лоредана и была женщиной Демесси, я хочу сказать, той самой, которая укокошила его в гнусной комнатенке гостиницы Амедха. Я молча улыбнулся. Женщина Демесси! Ничего себе оговорочка… Я снова стал серьезным. Кстати о женщинах, одна как раз, на редкость очаровательная, высокая, стройная, элегантная, словом, блистательная и все такое прочее, открывала дверцу тачки, за которой я наблюдал. Когда она садилась за руль, полоска обнаженного тела выглянула из нейлоновой пены. Дверца захлопнулась. Авто тронулось.

Итак, одним меньше: из двух остался один. Я предпочел бы, конечно, чтобы отвалил Габриель Лоредан, оставив в моем распоряжении свою жену. Но ничего. Буду ждать другой оказии.

Я вышел из бистро и с час бродил в окрестностях, практически не теряя из виду интересующий меня дом. С ярмарочного празднества, проходившего под виадуком метро в Севр-Лекурб, ветер доносил временами звуки музыки. Я вернулся на свой пост в бистро. Спешить мне было некуда, и ожидание мое скрашивалось множеством разнообразных мыслей.

Так прошло около часа, и вот послушная, изящная машина снова стала у тротуара. Из нее в сопровождении все того же вихря исподнего вышла женщина. Но я главным образом вглядывался в ее лицо. Очень красивое, неподвластное годам лицо. Женщина удалилась на своих высоких каблуках, от ее походки веяло чувственностью. Она возвращалась домой. Навстречу ей шел мужчина, коренастый, важного вида, в пальто по последней моде: тот самый тип из порта Жавель, но тут, конечно, никакого сюрприза не было. Поравнявшись друг с другом, мужчина и женщина остановились и обменялись всего несколькими словами. Затем женщина продолжила свой путь, а мужчина, воспользовавшись в свою очередь машиной, сел за руль. Ему было лет сорок, под круглой шляпой – низкий лоб, лицо суровое, изрезанное морщинами, выдающийся вперед подбородок. Он включил зажигание, собираясь отправиться туда, куда призывали его дела.

Мои же дела требовали, чтобы я проинтервьюировал его жену. Я проник в дом, беспрепятственно прошел мимо консьержки и сел в лифт. В кабине на меня пахнуло хорошо знакомыми духами.

Я приготовил конверт со своей визитной карточкой, на которой нацарапал несколько слов. И вручил его молоденькой служанке, ответившей на мой звонок. А так как должен был вроде бы быть ответ, она позволила мне дожидаться его в прихожей, а сама тем временем пошла передать мое послание кому следует. Вернувшись, она пригласила меня в соседнюю комнату – со вкусом обставленную гостиную, где и оставила в обществе благоухающей духами женщины, которая стояла возле изысканного столика на тонких, витых и резных ножках.

Ей было немногим больше тридцати, года на четыре или на пять. Очень моложавая с виду и наверняка спортивная. Волосы довольно короткие, теплого красновато-коричневого оттенка, крашеные. Изящный ротик и трогательной голубизны глаза подчеркивали красоту хорошо очерченного лица, и слегка серьезное выражение ничуть его не портило. На ней было элегантное шерстяное платье с косым вырезом – настоящее чудо искусства. Платье, отличавшееся удивительной простотой, которая не имеет цены и является секретом великих парижских модельеров. Она держала мою визитную карточку в своих длинных, тонких пальцах с красным лаком на ногтях; нервно теребила ее и казалась обеспокоенной. Она не знала, с чего начать разговор, и, возможно, ожидала, что его начну я. Ну что ж, если это может доставить ей удовольствие…

Я снял шляпу и с улыбкой внезапно произнес:

– Добрый день, мадам Демесси.

Для нее это был страшный удар. Она пошатнулась, словно и ее в свою очередь порядком долбанули; упав в ближайшее кресло и уронив мою визитную карточку, плавно приземлившуюся на ковер, она закрыла лицо руками.

– Боже мой! – простонала она.– Чем все это кончится?

Слова звучали глухо, но легкий иностранный акцент, который, видимо, усиливало волнение, можно было уловить.

– Мне главным образом хотелось бы знать, как все это началось,– сказал я, подойдя к ней поближе.

Наклонившись, я поднял свою визитную карточку и положил в карман. Затем, схватив молодую женщину за руки, заставил ее взглянуть на меня. В ее голубых глазах отражалась самая настоящая паника.

– Вы не помните меня, Ванда? спросил я. – Вот видите? Я и имя ваше вспомнил. Ванда! Вы по-прежнему неотразимы. Я понимаю, вас трудно забыть. Однако «забыть» фигурировало в контракте. Это было одно из основных условий. Вы не припоминаете меня? Бюрма. Нестор Бюрма, частный сыщик и сводник. Я был у вас свидетелем при заключении брачного контракта. Правда, я был свидетелем со стороны вашего мимолетного мужа, и речь шла всего лишь о пустой формальности, без всякой особой церемонии, да и было это ох как давно. Лет десять или двенадцать назад, а? В ту пору я был кем-то вроде профессионального свидетеля. Меня то и дело видели в парижских мэриях. Раз в две недели я обязательно представал перед господином мэром в сопровождении какого-нибудь неженатого бродяги, подобранного на набережных, подобранного и отобранного моими стараниями по заказу специализированного учреждения, с тем чтобы дать ему возможность вступить в эфемерный союз, ну а потом приходилось, конечно, наблюдать, как он спокойно пропивает свои быстро заработанные деньги либо выбирается из нужды с помощью этого небольшого капитала. Но в любом случае нельзя было позволять ему тешить себя рождественскими сказками и досаждать иностранке, которой он дал свое имя, а вместе с ним и французское гражданство – посредством фиктивного брака. Видите, Ванда, я знаю, о чем говорю, так что ошибки тут быть не может.

– О! Молчите! – взмолилась она.– Ради всего святого, молчите! – И вопреки всякому здравому смыслу – ибо не мог же я отвечать ей и в то же время молчать – добавила: – Значит, вы меня вновь повстречали?

– А вы, судя по всему, повстречали Демесси?

– Да.

– У ясновидящей?

– Да. Пустите меня.

Она высвободилась.

– Забавно получилось! – заметил я.– Вы поинтересовались своим будущим, и оно тут как тут…

Я коснулся пальцем ее обручального кольца.

– Замужем? Я хочу сказать: законная мадам Лоредан?

– Да.

– Стало быть, двоемужница. Впрочем, теперь уже нет. С недавних пор вдова.

Она так и вскинулась.

– Я его не убивала.

– Это вы о ком?

– О Демесси.

– Значит, вам известно, что он умер?

– Да. В этой вонючей арабской конуре, куда он велел мне прийти к нему…

Внезапно она повернулась ко мне лицом:

– Он умер, и черт меня побери, если я хоть капельку его жалею. Так уж было решено судьбой, что день этот станет для него последним. Я пошла туда с одним намерением: убить его, но кто-то другой опередил меня.