Много жизней было загублено фашистскими ублюдками, именуемыми «лесными братьями». Жестоко, цинично, изуверски убивали ни в чём неповинных людей. Только за то, что они были советскими русскими. Впрочем, убивали и литовцев, коммунистов и комсомольцев, активных приверженцев Советской власти.

1945-й год в Литве – один из самых трудных в моей жизни. Потому память хранит многие имена и события тех суровых дней.

Здесь рассказано об отдельных трагических событиях и тревожных днях. Но ими была наполнена вся тогдашняя жизнь в Литве. По делам службы я много раз бывал в Вильнюсе, Каунасе, Шауляе, Укмерге, Палемониосе, Провинишках, не говоря уже о недалеких от Кедайняя станциях и полустанках: Дотнуве, Ионаве, Жеймах, Байсоголе. Минувшие годы не стёрли память о девяти месяцах жизни в Литве 45 года XX века.

Помню города и сёла, павших и живых товарищей. Всё помню. И не только грустное. Помню радость нашей немеркнущей Победы над германским фашизмом. Торжественные вечера, посвящённые Великому Октябрю и дню рождения комсомола. И особо запомнившийся День железнодорожников – профессиональный праздник, с большим размахом отмечавшийся путейцами и нашей дистанции, и всеми кедайняйскими железнодорожниками. Но радостные и светлые мгновения заволакивают грозные тучи того тревожного времени…

Наверное, те, кто прочитают эти строки, про себя подумают: «А что же автор умалчивает о методах борьбы с политическим бандитизмом?»

К тому, что рассказано в книгах и кинофильмах о драматических событиях в жизни Литвы в послевоенные годы, мне особо нечего добавить.

Замечу только, что порождены они были не Советской властью, не социализмом, не мнимой «оккупацией», о которой любят порассуждать сегодня нынешние правители Литвы и наследники идеологии «лесных братьев», фашистской по своей сути. В данном контексте, – политический бандитизм – сродни национал-шовинизму…

Советская власть отвечала на жесткость «лесных братьев», взрывавших мир и спокойствие каждодневными убийствами, зверствами, поджогами, взрывами, – методами убеждения, умиротворения, предупреждения; неоднократно объявляла амнистии и прощения участникам национал-шовинизма.

Но поскольку бандитские изуверы продолжали совершать чудовищные злодеяния против Советской власти, чинили жесточайшие преступления против советских работников и активистов, зверски убивали ни в чём не повинных людей, советские государственные органы вынуждены были действовать адекватно.

Мне вспоминается одна из таких операций, проведённая на территории Кедайняйского уезда в начале августа 1945 года.

В уездном Совете и уездном комитете ВКП(б) было получено телефонное сообщение из одного из глубинных селений о том, что ночью банда «зелёных» – «лесных братьев» – совершила убийство руководителей местного Совета, и ряда советских активистов, разгромила помещение Совета и обосновалась в здании школы.

Бандитские выступления и совершаемые террористические действия были приурочены к 5-летию вхождения Литвы в состав Советского Союза.

В район дислокации банды были направлены комендантский взвод военнослужащих уездного военкомата и группа бойцов истребительного батальона при уездном отделе милиции. Их доставили в район нахождения банды. Они скрытно приблизились на расстояние 100–150 метров к зданию школы, в котором укрепилась вооружённая банда, численностью до 20 головорезов, ненавистников Советской власти.

Из укрытия по рупору было передано обращение к засевшим бандитам: сложить оружие и сдаться. Вслед за этим были сделаны предупредительные выстрелы, сигнализирующие об окружении здания школы советскими бойцами.

Однако, в ответ бандиты открыли шквальный огонь из всех видов имевшегося у них вооружения: пулеметов, автоматов, ротного миномета. Таким же огнём бандиты ответили на повторное предложение сдаться.

Не возымели действия и ответные выстрелы по зданию школы. Они вызвали ещё более яростный огонь бандитов.

Стало ясно, что они не сдадутся. Было решено продержать здание школы в осаде до наступления темноты. Банда была в «ловушке» и жертвовать людьми не следовало.

Ближе к полуночи наши бойцы-добровольцы подползли вплотную к зданию школы и обложили её со всех сторон. По засевшим в ней бандитам был сделан кольцевой залп. И тут же передано ещё раз предложение о сдаче. Не желая сдаваться живыми, бандиты подожгли здание изнутри и пошли ва-банк: открыли бешеный огонь по всем подступам к зданию.

Тем не менее им было сделано последнее предложение сложить оружие, выйти из горящего здания и сдаться. И снова ответом был ошеломляющий огонь.

Все бандиты сгорели вместе со школой. Их обгоревшие трупы были извлечены буквально из огня догорающего здания, доставлены на подводах в Кедайняй и утром следующего дня помещены на площади в центре города с разрешением гражданам забрать опознанных для захоронения. Но таких не нашлось. Это сделали, спустя несколько дней, бойцы комендантского взвода и истребительного батальона…

О самой операции мне рассказали её участники – офицеры и солдаты военкомата, принимавшие в ней участие. Ко времени вылазки банды было приурочено и выступление вечером того же дня в Кедайняе группы численностью до полусотни человек. Они вышли на центральную улицу города с антисоветскими возгласами «Долой советских оккупантов!», «Свободу Литве!»

Узнав о демонстрации, я с тремя солдатами, проходившими службу в уездном военкомате, тут же отправился навстречу идущим и ревущим демонстрантам. У одного знакомого русского юноши, издавна живущего в Литве, спросил: «Кто они и чего хотят?» Он ответил, что это – местные антисоветчики: «Требуют прекращения советской оккупации и свободы Литве… под протекторатом Англии. Впереди их главарь, возможно завербованный английскими спецслужбами…»

Мы встали на пути идущих и предложили прекратить шествие и разойтись по домам. Большинство прислушалось, беспрепятственно подчинилось разумному совету. А группа из пяти-семи человек во главе с истерически оравшей «агитаторшей» была задержана и препроведена в КПЗ при комендатуре. Предводительница пыталась сопротивляться и даже размахивала пистолетом: «Не трогайте меня! Буду стрелять!». Один из бойцов болевым приёмом крутанул руку визжащей агитаторши, и пистолет упал на дорогу. Я тут же подобрал его. Это был десятизарядный дамский пистолет «монтекристо». Так мне объяснили в уездном военкомате, когда на следующее утро сдавал «трофей»…

К сожалению, ни объявлявшиеся амнистии, ни оперативные действия не дали желаемых результатов, и тогда было решено переселить часть населения из районов наибольшего разгула бандитизма, – в другие советские регионы.

Впрочем, выскажу свое мнение по этому сложнейшему вопросу. Конечно, всякое насилие – зло, унизительное и оскорбительное. Но это переселение, пусть и насильственное, было меньшим злом, нежели жизнь в каждодневной опасности за жизнь.

Я встречался со многими людьми, которых называют насильственными переселенцами в другие районы. Не только с литовцами, но и с крымскими татарами, и с представителями народов Северного Кавказа, и с корейцами, ранее проживавшими в Приморском крае. Большинство из моих собеседников соглашалось с тем, что их выселение из родных мест в другие районы было вынужденным в той чрезвычайно опасной обстановке, в которой тогда находилась советская страна.

В районах нового местожительства они получили условия, необходимые для спокойной жизни, для работы, для учёбы детей. И главное – были спасены от гибели, от каждодневной опасности. Впрочем, замечу ещё раз: это моё виденье, понимание сложнейшей проблемы «выселения-переселения».

…Тем временем, состояние моего здоровья не только не улучшилось, а ещё больше осложнилось. Медицинская комиссия признала меня негодным к военной службе и исключила из военного учёта. Надо было всерьёз подумать и о продолжении образования. По совету маминого брата Николая Семёновича, я поехал в Таганрог, где жила его семья.

Спустя два года после отъезда из Литвы, я запросил у руководства Кедайняйской дистанции пути и строительства служебную характеристику. Она сохранилась у меня по сей день. В ней есть такие строки: