— За вами дома плохо смотрят, — говорила девушка, решительными движениями завязывая галстук. — А потом рукав у вас в чем-то белом.

— Гм… гм… Видите ли… единственный человек, который там на меня смотрит, да и то с помощью зеркала, — это я сам. — Старик погладил свою курчавую бороду. Около глаз у него появилось много маленьких морщинок: — М-да!.. Мне, видите ли, вот через улицу по мосточку надобно.

— А я вас провожу. Хотите? Вы только расскажите про радиостанцию. Берите апельсин. Нет, подождите, только не тот, который упал, вот возьмите сверток, а я вам очищу.

— Очень, очень благодарен! Это, как я уже имел честь вам сказать, отражательная радиостанция…

Около Столешникова переулка через Петровку был переброшен ажурный пешеходный мостик. Собеседники шли по нему, а он звенел при каждом шаге, как натянутая струна.

— Матросов взял с собой радиостанцию для испытания… ну и на случай приземления в Антарктике, не дай-то бог! М-да!.. Я вам это говорю потому, что ценю интерес девушек нашего времени к технике. Так вот, вслед ему все время посылается радиоволна, каковая и настигает его, где бы он ни был. Он же располагает приспособлением для отражения этой радиоволны, которым может пользоваться, как обыкновенным зеркальцем для пускания зайчиков… м-да!.. и таким образом сигнализировать, пользуясь чужой волной, без всяких там дурацких аккумуляторов.

— Значит, можно посылать радиосигналы, не имея собственного источника энергии? Это замечательно! Но почему же аккумуляторы «дурацкие»?

— А потому… Премного обязан вам, — оборвал старик, налегая на букву «о». — Прощайте, мне сюда.

«Вот чудак!» — подумала девушка.

Старик удалялся, чуть подпрыгивая на длинных и тонких ногах. Он сложил за спиной руки, растопырил локти. Одно плечо поднялось у него выше другого. Ветер трепал его волосы.

Его случайная собеседница все еще стояла на мостике. Потом она медленно повернулась и пошла в противоположном направлении.

Девушка думала о своем странном спутнике, который показался сначала таким милым. Кто он? Ученый? Как жаль, что она его не знает!

Девушка посмотрела на звезды и пожалела, что это не те звезды, которые горят сейчас над Южным полюсом. Но она улыбнулась и этим звездам. И как бы в ответ в небе зажглись буквы: «Все в порядке. Пройден Южный полюс. Вновь перешли в восточное полушарие. Матросов».

Девушка помахала небу рукой и скрылась в подъезде.

Через двое суток к Всесоюзному аэродрому близ Москвы съезжались толпы народа. Электрические поезда, троллейбусы, паромобили, похожие на бегущие на колесах пароходы, изящные двухколесные «сигары» и даже старинные автомобили забытых марок — все они нескончаемой вереницей тянулись к аэродрому, чтобы устроить традиционную встречу героям.

Каждый год народы Советской страны праздновали даты новых технических достижений. Но особенно любили они отмечать очередную победу советской авиации. Перелет Матросoва знаменовал новый этап в развитии авиации.

В честь встречи победителей природа постаралась отделать день «под стратосферу».

Воздух был прозрачен и, казалось, разрежен до последней степени. Он стал легким, словно исчезли давящие на него сверху слои, и застыл в холодной величественной лени. Ни один клочок тумана внизу, ни одно облачко вверху не смели приблизиться к месту встречи победителей.

С паролета были отчетливо видны аэродром и ковер из мельчайших белых точек.

Каждая из этих точек смотрела вверх и восторженно кричала. Трепетали руки, платки, шляпы, газеты. Сверху всего этого видно не было. Казалось только, что по ковру пробегают волны, как от ветра по полю.

Через несколько минут паролет приземлился. Выдвинув под каждой из кабин гигантские колеса, он едва коснулся ими земли и покатился по аэродрому, по огромным шахматным плитам бетонной дорожки.

Матросов искусно подвел свой гигантский корабль почти к самому барьеру, за которым толпился народ.

Этого момента никто не хотел пропустить, а потому многие захватили из дому складные стулья, табуретки, скамейки и даже лестницы. На этих своеобразных трибунах расположились люди: поодиночке, парами или гроздьями. Менее предусмотрительные ограничились самодельными перископами, сделанными из ручных зеркалец. Девушки были в лучшем положении, потому что поднимали над головой сумочки с зеркалами и смотрели вверх. Остальные вынуждены были довольствоваться сообщениями из передних рядов.

— Приземляется! Приземляется! Автомобиль начальника аэродрома за паролетом мчит!

— Это правительственная комиссия!

— Догнать не могут!

— Остановился! Остановился!

— Где? Где? Уберите голову! Девушка, что там у вас в зеркальце?

— Эй, товарищ на лестнице! Транслируйте, пожалуйста.

— Пропеллеры остановились!

— Ребята! Люк открывается! Честное слово, открывается!

— Товарищи, подсадите на минуточку!

— Нельзя же, лестница упадет.

— Товарищ, дайте постоять на вашей табуретке!

— Появился!

— Кто? Кто? Матросов?

— Спиной стоит — не видно! Ногой ступеньку ищет!

— Да ну, вот здорово-то!

— Гражданочка, дайте зеркальце, я вас за это подниму!

— Это Матросов. Улыбается! Ребята, улыбается! Вот парень!

— А в люке еще другой, с веснушками!

— Это Костин. Ишь как щурится!

Передние ряды засмеялись.

— Где Матросов? Где?

— Не видно! Исчез куда-то!

— Чего же вы смотрели?

— Да я смеялась! Куда же он делся?

— Его члены комиссии ищут! И начальник аэродрома!

— Это рыжий, у которого баки, как флаги?

— Оглядываются, руками разводят! Прозевали Матросова! Вот это парень! Прилетел и сбежал.

— Да он здесь, может быть!

— Да нету… Мне с лестницы-то видно!

Начальник аэродрома махнул сажённой рукой и загудел низким басом:

— Э! У Дмитрия всегда так. Верхолет… Удрал ведь, не догнали, черт ему в крыло! Такой герой, а людей стесняется. Прямо беда!

Кто-то запел песню побед — любимую песню советского народа. Но песня внезапно оборвалась. Легкий шепот шорохом растекался по толпе:

— Министр будет говорить!

На изуродованную снарядом кабину паролета поднялся невысокий коренастый человек в простой, военного покроя гимнастерке.

Министр стоял задумавшись и внимательно смотрел на толпу. Перед ним поставили маленький микрофон.

Министр начал говорить. Его тихий, неторопливый, немного глуховатый голос был слышен повсюду. Поэтому, а может быть оттого, что министр говорил простым, задушевным голосом, каждому казалось, что именно с ним он говорит, именно к нему обращается.

— Вот мы с вами, товарищи, пришли встречать наших героев, героев мирного стратосферного полета, утвердивших новое направление в развитии авиации, а встретили героев несколько иных.

Оратор замолчал, как бы обдумывая следующую фразу. Потом продолжал всё тем же ровным, неторопливым голосом:

— Много стран пролетели наши славные товарищи, много глаз обращено было вверх, много приветных слов на всех языках мира было сказано им. Все хотели помочь этому интересному полету, этому новому достижению цивилизации, знаменующему мирное использование атомной энергии. Но, товарищи, нашлись воздушные бандиты, принадлежность которых отказались признать все близлежащие страны, нашлись стратосферные пираты, — министр поднял руку, — которые, как коршуны, накинулись на наш мирный корабль.

Гул негодования пронесся по толпе.

Пронзая воздух рукой, министр продолжал:

— Многие сотни миллионов простых людей на Западе жаждут мира и не раз открыто выражали свою волю, боролись за мир, сдерживали своих правителей, в свое время сорвали, не допустили атомную войну. Но все еще есть там группы людей, есть в мире силы, которые хотят разжечь безумную войну, втянуть свои народы в пагубное столкновение с нами, с демократическим лагерем! Мы знаем, кому на руку будет новая война, кому принесет она барыши, а кому кровь и слезы. Им мало еще уроков прошлого! Снова хотят эти силы послать рабочих и крестьян складывать головы за сверхприбыли военных и промышленных концернов. Но мы скажем правителям этих стран: берегитесь огня, господа! Огонь сметет ваши крепости, ваши армии, ваши устои, господа капиталисты, и зажжет сердца всех трудящихся мира гневом и ненавистью к своим поработителям. Берегитесь огня, господа! Спрячьте подальше своих провокаторов, за которых вам рано или поздно придется нести ответ. Люди мира не потерпят поджигателей и выкинут их с нашей планеты вон!