Кленов, зайдя по колено в воду, неловко перебрался в шлюпку.

— Пусть мне повесят якорь на шею, если вы не сбрили бороду, сэр, — сказал встречавший Кленова моряк. — Когда я видел вас в последний раз, вы боялись промочить ноги и носили удивительную обувь.

— А, это вы, — рассеянно отозвался Кленов. — Да, тогда на мне были галоши. Надеюсь, вы не в претензии за тот дождь?

— Дождь? Это был единственный случай, когда моряк мог достойно утонуть, находясь на суше. Если доберетесь до тех мест, передайте почтение боссу Холмстеду и его дочке, которая очень мило советовала кошке плавать.

— Ваш привет некому передавать… — мрачно сказал Кленов и посмотрел на берег.

Он еще видел маленькую фигурку японца, стоявшего рядом с автомашиной, но не мог разобрать выражения его лица…

На моторном боте был лишь один пассажир. Маленькая команда часто видела его на носу. Он стоял там, скрестив на груди руки. Его даже прозвали «впередсмотрящий».

Шкипер считал своим долгом подходить к пассажиру, молча выкуривать трубку, сплевывать, конечно, не в море, а на палубу и вежливо говорить:

— Если проскочим мимо германских подводных лодок, то вас, возможно, все-таки похоронят на суше, — и хохотал, тряся седыми бакенбардами.

Кленова не трогал этот тяжеловатый юмор.

Плавание длилось больше недели. Нужный квадрат был достигнут. Бот курсировал вдали от берегов, ожидая, когда обещанный катер придет, чтобы снять пассажира.

Прошло два дня, а катера не было.

Очевидно, кто-то, получивший указания Кадасимы, опаздывал.

Это было совершенно верно. Командир подводной лодки, спешивший к указанному квадрату, вынужден был потерять много времени, чтобы уйти от преследования американских эсминцев, принявших лодку за германскую.

Не мог же командир дать приказ о всплытии, чтобы обнаружить свою принадлежность к союзному американо-японскому флоту. Ведь японской подводной лодке совершенно нечего было делать вблизи американских берегов.

Все же, несмотря ни на что, подводная лодка стремилась найти в море одинокий моторный бот.

Перископ, чуть высунувшийся из воды, заливало волной. Изображение маленького бота то появлялось, то исчезало.

Командир лодки не отрывал от перископа глаз. Ему нужно было убедиться, тот ли это бот, о котором сообщал полковник Кадасима.

На носу стоит какой-то человек. Скрестил руки на груди. Да, несомненно, это то самое судно.

Подводная лодка спрятала перископ и стала подкрадываться к боту, ориентируясь на шум его винта.

Раздались короткие слова команды. У офицера был тонкий фальцет. Моряки заняли места по боевой тревоге.

Когда по расчетам командира подводная лодка достаточно близко подошла к боту, над поверхностью моря снова появился перископ.

— Тысяча три морских черта! — крикнул шкипер. — Кажется, один из них высунул посушить свое копыто.

Шкипер встал у руля, готовый изменить курс, чтобы увернуться от торпеды.

— Что случилось? — спросил спокойно Кленов.

— Германская подводная лодка, — отозвался шкипер и бросил Кленову пробковый пояс.

— Боюсь, что это японская, — тихо сказал Кленов.

По пузырям, появившимся на поверхности воды, шкипер угадывал путь торпеды. Он быстро перехватывал рукоятки на штурвале, силясь повернуть судно.

Но торпеда была выпущена умелой рукой. Враг словно знал, где окажется бот, и торпеда шла именно туда.

В перископ было хорошо видно, как над ботом взвился черный дым. Суденышко переломилось пополам. Торпеда была рассчитана на более солидные корабли.

Офицер видел на волнах две или три головы. Но он не дал команды всплыть. Лодка разворачивалась под водой и уходила. Ее командир не получил указаний спасти кого-нибудь из команды или пассажиров потопленного бота.

Морису Бенуа, генералу в отставке, было приятно, что в военном министерстве вспомнили о нём и в качестве военного эксперта на этот своеобразный съезд послали именно его.

Похожий на огромное насекомое геликоптер, который взял пассажира прямо из центральной части Парижа, начал снижаться.

Два самолета — один оранжевый, с коротенькими, похожими на перышки крыльями, другой черный, с крыльями, отогнутыми назад, как у падающей вниз птицы, — спустились на тот же аэродром.

Вскоре все три машины стояли на ровном бетонированном поле.

Морис Бенуа сошел на землю и с удовольствием вдохнул воздух, приносящий запах моря. Ветер всегда продувает Ютландию от моря до моря.

От черного самолета к нему направлялась стройная фигура военного.

— Ба, мистер Уитсли! — воскликнул Бенуа. — Это начинает походить на совпадение. Не в первый раз нам приходится встречаться за одним столом.

С улыбкой шел он навстречу человеку с бритым, несколько надменным лицом, оставляющим загадкой возраст его обладателя.

— Не находите ли вы знаменательным, сэр, — заговорил Бенуа, — что все приглашенные гости выбраны из числа лиц, находящихся в отставке?

Полковник Уитсли холодно усмехнулся:

— Очевидно, этих лиц считают наиболее весомыми. Во всяком случае, они выбраны не только из представителей Запада, — и он указал глазами на двух проходивших мимо людей.

Один из них был глубокий старик с длинной седой бородой. Он казался особенно низеньким по сравнению со своим спутником-гигантом, гордо закинувшим светловолосую седеющую голову.

— Японец, — сказал Уитсли.

— А с ним генерал Копф, — улыбнулся Бенуа. — Я вижу, что отставка отнюдь не повлияла на его привычки. Он по-прежнему украшает свою грудь всеми орденами, какие могут на ней уместиться, а остальные в специальной коробочке носит за ним адъютант.

Японец и немец холодно раскланялись с французом и англичанином.

— Однако чем угостит нас сегодня гостеприимный хозяин? — продолжал болтать Бенуа, направляясь к ожидающему их автомобилю. — Я чувствую, что события переходят в новую фазу. Ведь все эти годы, несмотря на мирные декларации правительств, военные концерны продолжали напряженно работать. И теперь им необходимо организовать хорошенькую войну или начать все сначала.

— То есть как сначала? — удивился англичанин.

— Продукция требует сбыта. Подозреваю, что сегодня мы убедимся в устарелости всего существующего вооружения. Оно подобно прошлогодней парижской моде. И придется нам с вами, как парижским красоткам, прививать новую моду на шляпки для танков и шлейфы газов. Кстати, любопытно, что датское правительство разрешило парад продукции нашего хозяина, как смотр живых моделей в парижском ателье. Впрочем, чем это не обычное рекламное мероприятие? Наш владетельный хозяин покажет собственные машины на собственной земле вблизи собственного замка.

Выехав с аэродрома, автомобили один за другим помчались вдоль великолепной автострады, похожей на застывшую бетонную реку.

— Это ведь тоже образец продукции нашего хозяина, — указал Бенуа на автостраду. — В его универсальном магазине есть все для войны!

Автострада кончилась. Бетонный ледник оборвался, повиснув острыми краями излома над железной эстакадой.

— Вот и парад-плац, — сказал Бенуа.

На холме, около которого остановились автомобили, было уже много людей. Старый японец и поблескивающий орденами генерал Копф стояли возле лысого сухого старика с тонкими ногами в гетрах.

Уитсли и Бенуа смешались с толпой военных экспертов, прибывших из многих стран мира.

— Джентльмены! — обратился к собравшимся лысый старик. — В сердце каждого живет любовь друг к другу и стремление к миру. Война — величайшее бедствие человечества. Она ненавистна людям. Но люди беспечны и наивны. Отравленные злокозненной пропагандой мира, они пугливо и неразумно отдают свои сердца и подписи, чем отнимают у нас наступательный щит атомного оружия, заставляя искать его замену. Во имя заботы о слабых и ослепленных я продемонстрирую вам скромные достижения моей фирмы, которые помогут людям жить в мире и согласии без соседства с ненавистной системой, сеющей страх и подрывающей цивилизацию. Люди должны избавиться от вечных опасений и завоевать вечный мир на единообразной и цивилизованной земле. Да исполнится эта светлая мечта!