— А теперь, давай-ка, переляг на пол!
— Да, Госпожа! — буквально стекаю с дивана на пол и размещаюсь на лежащем у дивана коврике.
— Готов?
— Да, Госпожа! — И топтание по мне, хождение ножек — продолжается. Но уже жестче. На диване моя грудь мягко вдавливалась в диван, а пол твердый. Иногда даже дух перехватывает и почти невозможно вздохнуть. Если на диване можно было просто валяться под ножками, то тут приходится уже напрягаться. Потому что подспудно одолевает стойкое ощущение, что без «амортизации» запросто пару ребер и сломать можно. Впрочем, эти мысли только увеличивают возбуждение и удовольствие от происходящего. Но заканчивается и это.
— А сейчас в душ! Вставай, будешь прислуживать!
— Да, Госпожа! — встаю, и направляюсь за Ней в ванную.
— Ну? — вопросительно смотрит на меня Верхняя.
— А! Ну да, извините, Госпожа! — доходит, наконец, до меня, и я пытаюсь колдовать на предмет воды в душевой кабине. О-па! А воды-то, горячей, похоже, нет! Делаю еще несколько бессмысленных телодвижений, но горячая вода ниоткуда появляться абсолютно не хочет. Надо хоть юмором как-то исправлять ситуацию! — Госпожа, а душ у нас сегодня — мазохистский, получается! — виновато сообщаю я Верхней результаты своих изысканий на сантехническом поприще.
— Значит кыш отсюда, сама за 30 секунд сполоснусь, а потом уже ты.
Покаянно выхожу из ванной, и иду на кухню, глотнуть кваску. Через пару минут из ванной раздается сердитое: — Ну и где ты?
Несусь в ванную. Она стоит в душевой кабине и сердито смотрит на меня. — Ну? Мне еще долго ждать?
Чего ждать-то? В голове мыслей — просто ни одной. А! Ну да! Хватаю банное полотенце и бросаюсь к Ней.
— Да, Госпожа! — начинаю вытирать Её. Вначале плечи, руки. Потом грудь, живот, спину. Спускаюсь вниз. Попку. Каждую ножку отдельно, поднимая их и вытирая до самых ступней.
— Хорошо. Теперь ты. И не задерживайся сильно, «мазохист»! — Бросает мне Она, отнимает полотенце и выходит из ванной.
Захожу в кабинку и включаю воду. Да, холодноватая. Но для меня — не очень проблемная. Обмываюсь. Даже немного задерживаюсь, так как мне не холодно. Но приходится выходить, так как с кухни доносится: — Ты там где, «мазохист»? Кайф без меня ловишь?
— Уже иду, Госпожа! — отвечаю я, вытираясь вторым полотенцем. Вытираюсь и иду на кухню. Верхняя пьёт кофе.
— Сделала себе сама, пока ты там нежился, — говорит она, заметив мой взгляд, и берёт печенье — Делай себе, если хочешь.
Быстро делаю себе кофе и сажусь напротив Верхней. Первый раз на кухне мы сидели оба одетые, теперь — оба раздетые. Не успеваю я сесть, как Её ножки занимают свое законное положение на моем колене. Как выпил кофе — даже не заметил. Тороплюсь заняться опять ее ножками, теперь уже без чулок. К чему и приступаю, как только ставлю на стол пустую кружку.
Работать с голыми ножками — отдельное удовольствие, в отличие от «бронированных» чулками. Есть и свои минусы, и свои несомненные плюсы. Я сейчас жажду насладиться последними. Жаль, что недолго. Минут через десять ножки у меня забирают и, схватив за шевелюру, тянут в комнату.
— Ложись на живот на диване! Головой к стенке. Располагайся поудобнее. — Что-то меня в Её словах насторожило.
— Да, Госпожа.
— Ты же говорил, что порку хочешь попробовать? Так?
— Да, Госпожа! Если не очень больно. Я же смогу сказать «хватит»?
— А как же, маленький! Конечно, сможешь! — Я знал, что она играет, но внутренне как-то все меньше в это верил. Но, «снявши голову — по шапке не плачут». Сам напросился!
— Вытяни руки вдоль тела!
— Да, Госпожа!
— Готов?
— Да, Госпожа!
И тут начинается нечто. В детстве далеком меня родители в основном пугали «ремнём», хотя два-три раза дело доходило и до экзекуций. Исполняемых отцом. В качестве орудия использовался широкий кожаный офицерский ремень. В детстве было и больно и обидно. Сейчас все было совершенно иначе. Использовала Верхняя свой новый флоггер, наращивая раз от раза силу ударов. В основном — по заднице. Но по спине тоже было не раз. Но, так как это впервые, то Верхняя, видимо, опасалась спину сильно задействовать.
— Партизаним?
— Извините, Госпожа, не понял?
— Чего молчишь? Не больно?
Удары я чувствовал все. Но, больно мне, так ни разу и не было. Ощущения скорее приятные. Не потому приятные, что меня бьют и мне больно. Будь я реально мазохистом — обнаружил бы это в себе намного раньше. Видимо приятные ощущения от того, что кровь приливает, адреналин опять же. В общем — массаж, как бы смешно это не звучало. То ли кожа у меня такая дубленая, то ли флоггер бракованный, но новая для меня практика оказалась в натуре совсем не страшной. По крайней мере, в Её исполнении.
— Скорее щекотно, Госпожа! — отвечаю я, улыбаясь.
— Но спина и задница — красные и горячие! — замечает Она неуверенно.
Теперь, кроме флоггера Верхняя задействовала еще тонкий кожаный ремешок от своего платья. Вот это уже было больнее. Но тоже вполне себе терпимо. Парочку «Ой» от меня Она все же добилась. Но для «Хватит», думаю, нужно будет нечто посерьёзнее. Чувствую я, что пугать меня наказанием в виде порки будет бессмысленно. Лежу, балдею. Даже сделал вид, что засыпаю. Чтобы слегка позлить Верхнюю. Но, любая лафа рано или поздно всё равно заканчивается. Закончился и этот «отдых».
— Ладно, полежи, а я пойду пока позвоню.
— Да, Госпожа!
* * *
Валяюсь на диване, прикрыв глаза от удовольствия. Где-то вдалеке, на кухне, Верхняя по телефону общается с кем-то. Жалко, что в квартире нет вентилятора. Почувствовать разгоряченной спиной легкий ветерок — и можно было бы вообще подумать, что лежу на пляже, на берегу моря, под лучами еще не дошедшего до зенита солнца. Проходит минут пятнадцать. Полностью расслабившись, с закрытыми глазами, я чувствую, что еще немного и провалюсь в сон. Но — не получается.
— Может мне еще и колыбельную тебе спеть?!
— Да,… Ой! То есть — Нет, Госпожа! — заполошно поправляюсь я и вскакиваю с дивана.
— Диван раскладывается?
— Да, Госпожа!
— Ну и чего ждешь? Давай, раскладывай и застилай бельем!
Снимаю с дивана спинки-подушки и отставляю в сторону. Раздвигаю диван, оборачиваюсь к шкафу за бельем. Верхняя стоит рядом со шкафом и с интересом рассматривает мои трусы.
— Это мои, Госпожа.
— Да? А я уж, грешным делом, подумала, что тут сервис и на нижнее белье распространяется, — улыбается Она.
Смутившись, беру простынь и раскидываю ее на получившуюся кровать. Расправляю ее, чтобы всё было ровно, надеваю наволочки на подушки, и кладу их аккуратно к стенке. Вроде бы все?
— Жалко, привязать тебя не к чему, — произносит Верхняя и задумчиво смотрит на меня.
— Привязать есть к чему, Госпожа! Посмотрите — по бокам диванных «матрасов» петли для раскладывания дивана. Они достаточно прочные. Можно привязывать к ним. Руки — к петлям с одной стороны дивана, ноги — с другой.
— Однако! — ухмыляется она — Тогда ложись между петлями и руки над головой!
— Да, Госпожа!
А сама она опять берет в руки веревку, присаживается на край кровати и начинает связывать мои запястья. Потом привязывает их крепко к диванной петле. Я же, втихую, пытаюсь головой и губами дотянуться до Её грудей, так соблазнительно качающихся чуть слева надо мной. Верхняя поворачивается, видит мои попытки и легонько стукает меня рукой по губам.
— Это — чуть позже! А пока — лежи смирно!
— Смотри, какие игрушки! — тянется она куда-то за диван и показывает мне широкие кожаные наручи, сцепленные большим двусторонним металлическим карабином. — Сейчас примерим, подойдут ли они тебе на ноги? Похоже, что подходят, — замечает она, затягивая кожаный ремешок в пряжке вначале на правой ноге, а потом на левой. Потом быстро перецепляет карабин так, что он оказывается продетым через вторую петлю дивана. Теперь я привязан и сверху, за руки, и снизу — за ноги.
— А может тебя вообще так оставить и уехать домой? — хитро смотрит Она на меня. — А что? Полежишь так с недельку — похудеешь. — Она замолкает, показывая, что всерьез задумалась над данным вопросом.