Да, густой, слегка приторный аромат розы придавил меня в тот момент, когда открылась дверца лимузина и появилась очаровательная женщина лет тридцати, с прекрасно сохранившейся фигурой и роскошными, струящимися по плечам волосами цвета черноморской ночи — не хватало в них для законченности образа разве что алого цветка.

Кармен недолго пропадала в загородном "доме приемов" — видимо, быстро урегулировала вдруг возникшие проблемы, — во всяком случае, спустя минут десять обиженный клиент выкатился на крыльцо; глянул в сторону бассейна и, мелко перебирая лапами, засеменил к голубому туману, парящему над водой. Сладилось у них все быстро: понаблюдав немного за восхитительно грациозными круженьями русалки в воде, он приглушенным возгласом приманил ее. Она проворно выскользнула из воды и, виляя хвостом, приблизилась к нему. Одной рукой она ласково потрепала пухлую щеку, тогда как другая протянулась к низу его пухлого живота — тонкие пальчики впились в его мошонку, и он от неожиданности даже слегка присел, однако быстро пришел в себя и опустил верхние лапки на ее груди. Так они медленно отступали к краю бортика, а потом, порывисто обнявшись, рухнули в бассейн.

Это я видел уже краем глаза, потому что катил на своем "гольфе" к стальным воротам, створки которых начали расходиться, отпуская меня на волю, в родную стихию ночи, а что до Кармен, то я вполне мог следить за ней по движению галогенного света, прокладывавшего путь к одному из участков, расположенному в самом центре поселка.

Бросив машину на углу каменного забора, я полетел в ту сторону, где свет вдруг оборвался около изящного дома под ломаной крышей. Фасад его захлестывала клубящаяся лава плюща, вокруг широких освещенных окон. Никакой охраны я не заметил, поэтому бесшумно спланировал к оконному свету, заглянул внутрь.

Это была обставленная темной мебелью кухня, отделенная перегородкой от гостиной. Кармен стояла у плиты, дожидаясь, когда на поверхности турки вспухнет густая кофейная пенка. Я влетел в окно и устроился на прочном стуле с высокой спинкой.

Она наконец сдвинула с конфорки турку, поболтала ее, принюхиваясь, и, невольно пошевелив губами, вылила перекипевший напиток в мойку. Потом открыла дверцу холодильника и наклонилась, заглядывая в дышащие холодом глубины морозильного ящика. Легкая ткань белоснежной юбки настолько плотно обтянула ее пышный зад, что я едва удержался от того, чтобы не погладить его рукой.

— С ума сойти! — с легкой усмешкой выдохнула она, доставая бутылку текилы, и глянула на меня через плечо: — Выпьешь?

Я кивнул: выпить хотелось. Я не убежден, что кактусовую водку положено морозить перед употреблением, но сейчас мне на эти тонкости было наплевать. Она настрогала тонкими дольками лимон, аккуратно, в форме подсолнечного цветка, разложила их на блюдце, достала из шкафа пару граненых стаканчиков, разлила текилу, выпила, постояла, прислушиваясь к тому, как животворная влага растекается по жилам, и я отметил, как вдруг потеплел взгляд ее темных глаз, как изменились, сделались мягкими и плавными ее движения. Она уселась на стул напротив меня, откинулась на спинку и тихо, будто обращаясь к кому-то бродящему под окнами, произнесла:

— Я этому козлу говорила: мы с тобой нарвемся на неприятности. У меня глаз наметан. Ты слишком умен. Я сразу это почувствовала — еще там, в приемной.

— Нет, Кармен, ты немного ошибаешься. Во-первых, ты ошиблась в определении вида своего компаньона. Он явно из семейства Anatidae, сиречь отряд гусеобразных. Что же касается вида, то, скорее всего, он относится к Aythia fulingula, то есть, проще говоря, хохлатая чернеть.

— Ты псих. — Она повертела в пальцах пустой шкалик, видно прикидывая, не стоит ли повторить. — Я навела о тебе справки. Жаль, что задним числом.

Пора было переходить к делу.

— Как поживает Леня? — спросил я.

Она мгновенно закрылась, губы поджались, подбородок напрягся, а под глазом забилась нервная жилка.

— Сволочь, — произнесла она сквозь зубы.

— Ну не знаю, не знаю. Во всяком случае, за то время, что мы работали вместе, мне так не показалось. Напротив, он был мне очень симпатичен.

И это была правда: моторный, энергичный, решительный — как и подобает всякой сильной рыси, — начисто лишенный пижонства, любящий и ценящий риск, вечно рыскавший в поисках новой дозы адреналина, он был из той породы диких кошек, которые любят жизнь во всех ее проявлениях.

— Сволочь, — упрямо повторила она, и я догадался, что к Лене у нее глубоко личные, с бизнесом не связанные претензии.

И подумал о том, не прорастает ли эта ненависть корнями сквозь тот солнечный, пропитанный свежими запахами моря день, когда к набережной пришвартовался белый катер с симпатичным олененком, который, звонко цокнув копытцем о гранитную плиту тротуара, устроился на переднем сиденье Лениного "феррари".

— Сволочь, сволочь, — с невеселой улыбкой настаивала она, подливая себе из бутылки. — Ты совсем его не знаешь, в отличие от меня. Я ведь рядом с ним с самого начала, с самого первого дня, с этого дурацкого подвала на Садовом кольце, в котором мы оборудовали наш первый офис...

Да. Подвал. Человек, имевший привычку покручивать перстень на пальце. Очаровательная секретарша, которая быстро оформляла договоры и доставляла их на подпись. Наверняка и тот бланк договора, на который я наткнулся в сафьяновой папке Модеста, вышел из-под ее руки.

Прислушиваясь к себе, я пытался понять, хочу ли я ее убить прямо теперь и прямо здесь, — и с оттенком удивления осознал: нет, не хочу.

Чем дольше я ее слушал, тем больше убеждался: да, там, на набережной Круазетт, случилось нечто важное — оборвалось что-то такое, что Кармен с Леней крепко связывало, и тогда подтвердилось очевидное: от любви до ненависти один шаг.

Она по глазам угадала ход моих мыслей.

— Нет, это было бы слишком просто. Дело не только в этом. Беда в том, что он в последнее время совсем слетел с катушек. Из-за этой шлюшки с длинными ногами. Он сделался абсолютно невменяемым. А это скверно сказывается на бизнесе.

Выходит, Бэмби в самом деле забрел на чужую территорию и чуть было не нарвался на пулю — там, в переулке, где нас остановил мнимый патруль. Однако при чем тут бизнес — оставалось неясным.

Равно как и то, как этот бизнес теперь выглядит. Если верить сурку, начинавшаяся когда-то давно в подвале дома на Садовом фирма понемногу прибрала к рукам если не все, то значительную часть респектабельных заведений, включая и загородные "дома приемов", вроде того, что находился по соседству. Скорее всего, и то прятавшееся в сосновом лесу "охотхозяйство", что располагалось когда-то за высокими стальными воротами, тоже входило в систему этих увеселительных заведений, — помнится, Леня чувствовал себя там как дома.

Этот бизнес давно сложился, он прекрасно организован, он действует с точностью швейцарского часового механизма, и я не понимал, как интрижка с молоденькой, обворожительной моделькой, или даже вполне серьезный роман, могла повредить механизм так, что он начал давать сбои.

Тут имелась какая-то тайна, о которой Кармен не считала нужным распространяться. Строго говоря, мне вообще показалось странным, что она позволила себе расслабиться и вот так запросто за рюмкой текилы выболтать кое-что из того, о чем говорить не следовало, тем более мне.

— Хочешь знать, почему я с тобой настолько откровенна? — усмехнулась она. — Да потому что ты, по сути, уже труп. Ты ввязался в серьезное дело. И выход из этой ситуации только один — прямиком на кладбище. Мне жаль, но именно там ты в скором времени и окажешься. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через месяц. Мне правда жаль.

Я тихо рассмеялся:

— Слушай, Кармен. Раз уж я одной ногой стою в могиле... Приговоренному положено последнее желание.

— Хм... — Она догадливо облизнулась.