– Дальше!

Постой, это еще не все... То ли у них закуска кончилась, то ли просто охота к нестандартным ощущениям пришла, – словом, папу тут же освежевали, вынули у него сердце и зажарили на сковородке; дети, понятное дело, при сем присутствовали.

– Ё-мое!  – густо прогудела Варвара; наверное, ее окраинная закалка дала трещину.  – Перерыв!  – она вышла из-за стола, достала из мойки пару стограммовых граненых стаканчиков и початую бутылку водки. – В самом деле – не город у нас, а Огненная Земля.

Под водочку с селедкой я не спеша прочла фрагменты другой саги – "Лучше быть бедным и живым, чем богатым и мертвым". Действовали в ней так называемые "новые русские" – точнее сказать, они не столько действовали, сколько выполняли роль мишеней. Генерального директора взорвали в машине вместе со всем семейством. Директора товарищества с ограниченной ответственностью расстреляли из автоматов возле казино. Директора совместного предприятия разорвали на куски гранатой. Какую-то предпринимательницу двое суток насиловали и пытали электрическим током, а потом утопили в колодце. Директора крупного концерна грохнули прямо на выходе из ресторана...

– Кто таков?  – вяло поинтересовалась Варвара.

Я назвала фамилию.

Варвара присвистнула: человек очень заметный, такие без охраны шагу не ступают; даже когда они в постели с любовницей, кто-то из ребят держит свечку – тем более в кабаке...

Я перечитала свои записки.

– В этом эпизоде много неясного... Он выходил из дверей ресторана и ни с того ни с сего опрокинулся. Никто ничего не мог понять, звука выстрела не было слышно; шел себе человек, шел и вдруг свалился, как подкошенный. Потом, правда, установили, что выстрел все-таки был – неизвестно откуда. И – что характерно – одиночный. Странно: в джунглях Огненной Земли киллеры предпочитают палить длинными очередями, чтоб наверняка... Есть еще один сюжет, просто очаровательный, – вспомнила я, закусывая ледяную, ломящую зубы водку хлебной корочкой, – по нашей с тобой специальности.

– А кто мы с тобой по специальности?  – угрюмо спросила Варвара; дав мне прикурить, она добавила:  – Мы с тобой по специальности полное дерьмо.

Сославшись на "служебную надобность", – десятый час, надо телек посмотреть, информационную программу! – она удалилась в комнату.

Я докурила сигарету и последовала за ней, уселась в мягкое кожаное кресло. Шел репортаж с какой-то глубокомысленной заседаловки. Сначала возник в кадре наш всенародно любимый президент – на совершенно брежневский манер он мучительно пережевывал какой-то суконный текст, не отрываясь от бумажки. Затем камера медленно прошлась по лицам граждан заседающих.

– Господи!  – выкрикнула я, вглядываясь в знакомые черты: высокий упорный лоб, опрятная борода, седые виски, упрямо поджатые губы, насупленный взгляд...

Да, он вел у нас спецсеминар по Салтыкову-Щедрину, да, это он; до нас долетали слухи, что у него всю жизнь были неприятности, веки вечные он пребывал, как бы Трифонов выразился, в состоянии затира, затирали его; я прекрасно помню его изящные, тонкие (явно с двойным дном) пассажи относительно теории и практики социалистического реализма, саркастические шпильки в адрес "живых классиков" и литературных генералов... Впрочем, в последние годы он часто мелькал – на телеэкране, в прессе, на всяких говорильнях.

Значит, пробился, наконец, в генералы – и не только литературные, но и во всамделишные. –  У господ шестидесятников расстройство желудка,  – прокомментировала Варвара.  – Не у всех, конечно...  – она кивнула на экран,  – но у этих точно. Опасно хавать власть в таких количествах. Можно жидко обосраться...  – она грустно взглянула на меня.  – Ты что с Луны свалилась? Он же член президентского совета.

Мы долго молчали.

– Как ему не совестно?  – тихо сказала я.

Варвара со стоном выбралась из кресла, где очень уютно сидела, поджав ноги и укутавшись пледом; подошла, указательным пальцем приподняла мне подбородок и долго изучала мое (должно быть, крайне растерянное) лицо.

– Тебя надо лечить!  – серьезно заметила она.

В прихожей, помогая мне надеть куртку – я никак не попадала в рукава; то ли алкоголь сказывался, то ли впечатление от телерепортажа – она вспомнила: а что за сюжет по специальности?

Занятный сюжет: ребятишки, ученики одной из столичных школ, пытались пристрелить свою учительницу. Это была учительница литературы. Она сидела у себя, дома перед зеркалом, когда шарахнул выстрел: стреляли через окно. Ей хватило ума моментально грохнуться на пол – это ее и спасло.

– Вот молодцы ребята!  – азартно выкрикнула Варвара.  – Так их и надо! Шаламов как в воду глядел – на три четверти в нашем переселении на Огненную Землю она виновата, наша великая и самая гуманная словесность.

На прощание она сунула мне в карман очаровательную пластиковую бутылочку – в таких водятся французские шампуни; я инстинктивно прихлопнула рот ладошкой, однако приступ тошноты побороть не удалось:

– придя в себя, я отпихивалась, как могла:

– Тебе ведь самой нужно!

Варвара провела ладонью по своему "ежику".

– Мне?  – и сокрушенно покачала головой.  – Нет, тебя надо лечить.

Я хотела было поцеловать ее в щеку на прощание, но передумала – еще заразится моя подружка, а ей это ни к чему.

На обратном пути меня потянуло в Дом с башенкой. Две недели прошло с момента последнего визита сюда, а я, тварь, так и не удосужилась навестить Ивана Францевича, порасспросить: куда это он исчез? Уезжал куда-нибудь? Родственников навещал?

Хотя, какие родственники... Он же совсем один на этом свете. Отец его, насколько я знаю, умер где-то в казахских степях в районе Семипалатинска. Иван Францевич имел несчастье уродиться немцем – их, немцев, перед войной всех куда-то ссылали... Кроме отца, у него никого не было.

Окна в башенке не светились.

Пошарив в нише, я нащупала ключ, прошла в квартиру. Никого.

Пахнет все тем же – нежильем...

Стоп!

Когда мы с Зиной первый раз приходили сюда, какая-то смутная догадка потревожила меня – какая?

Так... Мы долго звонили. Потом я нашла ключ в нише под счетчиком. Потом прошли в комнату...

Счетчик! Он медленно вращался и наматывал на цифровые барабаны значения расходуемой электроэнергии.

Если человек надолго собирается покинуть свой дом, он отключит электроприборы.

Значит, Иван Францевич не имел в виду отлучаться надолго – тем более на две недели.

Я прошла на кухню, закурила, поискала, куда бы можно стряхнуть пепел; на холодильнике заметила пустую баночку из-под майонеза.

– Идиотка, – сделала я себе комплимент.

Холодильник, конечно же холодильник – можно было давным-давно догадаться.

Это был старый "ЗИМ", тяжелый, грузный ящик с вертикальной запорной ручкой. Я потянула никелированный рычажок на себя – в дверце что-то глухо щелкнуло.

С минуту я в оцепенении стояла перед распахнутым холодильником; наконец, пришла в себя:

– Этого не может быть, потому что не может быть никогда.

Даже если бы мне суждено было найти здесь залежи полупротухшего минтая, сизого цыпленка, кусок заплесневевшего сыра (и что там еще отпускают старикам по списку в "ветеранском" магазине в награду за труды на благо Отечества?), то я очень бы удивилась.

Полки были забиты продуктами – этот живописный натюрморт в холодильнике нищего пенсионера едва не опрокинул меня навзничь... Особенно меня поразил большой пухлый фирменный пакет – такие выдают в ресторанах; на наречии туземцев Огненной Земли это должно звучать... ну же, Сергей Сергеевич Корсаков! ну же, приходи скорей на помощь и даруй мне очередной рвотный позыв: