- Травите! Все готово!

Несмотря на подобное промедление, количество погруженного в этот час угля было не меньше обыкновенного. Следующая погрузка была в Дакаре 30 октября; в сущности говоря, это была первая планомерная работа; начата она была рано поутру и прошла с громадным энтузиазмом и успехом. Эскадра стала довольно отдаленно на рейде, и сейчас же к каждому из судов подошли угольные транспорты. Последовавшее затем распоряжение адмирала принять полуторный запас угля поставило всех в большое затруднение, так как 50% излишнего угля никто никогда не принимал. Это распоряжение было вызвано, вероятно, тем обстоятельством, что на рейде нас уже давно ожидали угольщики с 40 000 тонн запаса угля, но избавить их от этого груза эскадра могла лишь в четвертой доле того, что было ошибочно и излишне привезено сюда. Каждому угольщику платили по 500 р. в сутки, а потому этот расход, наверное, был громаден, принимая во внимание большое число пароходов и очень продолжительное время, проведенное ими в ожидании эскадры. Все угольщики были немцами и только один англичанин; счет платы им шел с сентября месяца. Началась отчаянная погрузка на всех судах при соревновании между ними из-за впервые обещанной приказом адмирала Рожественского премии за наискорейшую погрузку.

Рекорд побил крейсер "Аврора", грузивший по 70,8 тонн в час в среднем. Команда его удостоилась крупной денежной премии (около 720 рублей на 560 человек команды). "Аврора" грузилась 12 часов, приняв 850 тонн. Погода была сухая, а потому пыли много: все без исключения почернело моментально. Не жалели ни человеческих сил, ни машин, которыми грузили, передавая уголь с германского парохода "Орион". Кругом стоял грохот, шум от быстрого передвижения мешков, подвешенных на колесных тележках артиллерийской подачи, раздавались сиплые голоса людей; томили жара и жажда. Впечатление от этого трудящегося муравейника, покрытого грязью и потом, было самое ужасное. В результате - быстрая погрузка, двое очень серьезно зашибленных людей и горы угля, которые только через 1,5 суток могли быть кое-как прибраны. Завалены были кочегарки, некоторые входы, два носовых жилых помещения; в остальных помещениях образовалась адская температура, вследствие закупорки пылью всех входных отверстий для притока свежего воздуха в корабль. Была испорчена масса имущества, и с броненосца "Орел" был отвезен на госпитальное судно "Орел" почти в безнадежном состоянии один матрос, придавленный во время обвала угля. Приезжали французские власти, официально заявив, что они не позволят эскадре запасаться углем в таком большом количестве. Это, понятно, исполнено не было. Впервые поставленное на почву состязания и наград дело погрузки угля полюбилось, пришлось по душе нашей команде, задело за живое даже нашу неспортивную славянскую натуру.

Следующая погрузка была в Либервиле у Нигера 14 ноября. Характерным эпизодом здесь было то, что адмирал Рожественский, еще подходя к этому порту, объявил, как всегда, в категорическом тоне, что суда должны принять двойной запас угля. Для крейсера "Аврора" это вместо обычных 900 составляло 1800 т. С имевшимися в то время в ямах 620 тоннами оставалось допринять еще 1300. Эта совершенно неожиданная большая погрузка привела всех в уныние. Не допуская мысли о возможности выполнить приказание буквально, командир "Авроры" Е. Р. Егорьев попробовал, было, заикнуться о том, что, ведь, тогда придется завалить углем все жилые помещения крейсера. На это ему было сказано, что пусть он заваливает, что хочет, но 1800 т должно быть на палубе, и никаких разговоров больше по сему поводу не допускается. Что произошло дальше - описать трудно.

Работа была исполнена офицерами и командой молодецки: в 18 ч 15 мин было принято 1300 т, но зато на что стало похоже судно! Кают-компания переселилась в командирскую столовую. Прежнее помещение офицерской кают-компании почти сплошь завалили углем. Офицерский буфет был выломан и превращен в угольную яму. Кормовая машина была наглухо закрыта броневыми люками, а сверху погребена под слоем угля в 8 футов вышины. Сыпали уголь всюду, куда только было возможно. Когда все это было заполнено, начали валить уголь прямо на палубы, целые горы угля, не разрешив еще задачу, куда девать его впоследствии. Высказывались совершенно основательные опасения за неустойчивость судна при перегрузке верхней палубы около 400 т. Когда приказание адмирала было исполнено, то на верхней палубе высился уголь в рост человека; были оставлены лишь самые узкие проходы. После погрузки, окончившейся лишь в два часа ночи, люди, истомленные до последней крайности, впали в беспробудный сон, свалившись тут же, на угле, где кто работал. Но главное испытание этой ночи было еще впереди. Едва только угольщики успели благополучно отвалить от борта, как над эскадрой разразилась настоящая буря с тропическим ливнем. Все ближе и ближе подходили к нашей якорной стоянке молния и гром; наконец разразился такой удар и так близко, что все перепугались. На заваленной углем верхней палубе творилось нечто невообразимое: шпигаты, сточные трубы были забиты углем; вода, не успевая вытекать за борт, быстро поднималась, образовывая всюду черное месиво и море, того и гляди, угрожало залить судно через люки. Трудно было справиться с этой нежданной напастью: не хватало сил, не было умения. Только что сомкнувшая глаза команда была разбужена страшными раскатами грома и потоками ливня. Как полчище распутанных тараканов, они голые, грязные сновали всюду по палубе, спотыкаясь, толкаясь, нигде не находя себе пристанища. В силу ужасной необходимости шли в батарейную палубу, где при температуре около 40° дышать было нечем. А дождь так лил и лил, пока не перестал, и восходящее солнце застало крейсер, надо признаться, в весьма беспомощном состоянии. Все от мала до велика вооружились лопатами и, загребая, расчищая уголь, точно сугробы снега в метель, работая, не покладая рук, через три часа привели крейсер в довольно приличный вид: восстановили проходы, открыли и очистили шпигаты, уложили уголь в мешки и образовали из последних вокруг орудий брустверы.

После гигантской работы с углем на другой день утомленных людей потребовали на новую угольную погрузку госпитального судна "Орел" и буксира "Роланд". Работа эта снова продолжалась двое суток, а на крейсере за неимением свободных рук приборка наваленного угля шла страшно медленно.

По прибытии в Грейт-Фиш-Бей 23 ноября сигналом адмирала было сообщено, что в этой бухте грузиться будут пять броненосцев, к которым подойдут пять угольщиков, ожидавших нас там, а с их другого борта будут принимать уголь наши транспорты. Для последней цели были назначены люди с крейсеров, и это, в связи с тем, что у "Авроры" имелся еще полуторный запас угля, укрепило нас в надежде, что хотя бы на этот раз аврорцам удастся избегнуть угольной напасти.

Палуба в проходах почти что очистилась от угольных залежей, явился радостный простор, начали мыть борта, устанавливать на места снятые приборы стрельбы, подкрашивать избитую от угля окраску; успели выкрасить даже правый наружный борт. Все радовались, что хотя бы на несколько дней удастся вылезти из невероятной грязи. Не тут-то было. В девять часов вечера аврорцы были разочарованы приказанием допринять 300 т угля ночью, после того как угольщики освободятся от броненосцев. Около трех часов ночи подошел знакомый германец "Азия", с которого началась очень быстрая перегрузка 320 т, которую кончили к восьми часам утра. Работа по мытью и окраске, конечно, вся пошла прахом.

Погрузка угля в Ангра-Пекене 29 ноября дала себя знать в другом отношении. Отличительной чертой этого порта было то, что здесь постоянно дует очень свежий местный ветер силой до 8 баллов. Лоцмана говорили, что раз в пять дней ветер затихает, а затем снова задувает с той же силой. Погрузка угля здесь, в противоположность предыдущей, была самая печальная. Волной и ветром от борта крейсера "Аврора" оторвало угольщика, несмотря на то, что он стоял на стальных перлинях. Работа должна была прекратиться. К счастью, "Авроре" пришлось принять всего 100 т, но зато наша команда грузила углем "Метеор", "Камчатку" и "Роланд".