В середине лета нашему отряду пришлось выдержать жестокий тайфун. Много судов погибло в этот день, много их было выброшено на берег; человеческие жертвы были не только на море, но и в самом городе, где рушились постройки, сносились крыши, выворачивались с корнем деревья, телеграфные столбы. От порчи электрического освещения город прогрузился во мрак. В Кавите затонуло несколько военных судов, а неподалеку в море погибла небольшая канонерка со всем своим экипажем. Нас чуть было не сорвало с якорей. Стоя на месте против ветра, мы все время давали ход машинами. На таран "Олега" навалила джонка и пошла ко дну. Лучше всех выдерживал тайфун узкий, длинный "Жемчуг". Остров Лусон известен как центр зарождения тайфунов.
Два раза в неделю на "Авроре" собирались офицеры с трех крейсеров и в присутствии адмирала и командиров обсуждали различные боевые вопросы. На этих заседаниях каждый молодой офицер мог смело и совершенно свободно высказывать свое мнение и оспаривать чужое. Прениями руководил председатель командир "Жемчуга", капитан 2 ранга Левицкий. Относительно прошлого нашей эскадры разногласий не было. Большинство причин, вызвавших поражение, было давно, еще задолго до боя, известно всем и каждому. С остальными же нашими русскими "авось да небось" мы познакомились надлежащим образом лишь в Цусимском проливе. Мы были разбиты превосходством одного артиллерийского огня противника и по качеству, и по количеству. Это и есть главная причина поражения; все остальные бледнеют перед нею. Командующему эскадрой адмиралу З. П. Рожественскому многое ставят в вину: выбор пути, недостаточность совещаний, игнорирование командиров, плохую разведку, пожары на наших судах, перегрузку их, присутствие транспортов, печальную роль миноносцев и т.п. Я глубоко уверен, что в том положении, в котором находился адмирал Рожественский, другой на его месте наделал бы ошибок еще больших, гораздо худших. Нужно знать и вспомнить все перипетии нашего похода. И только благодаря железной непреклонной воле и энергии человека, стоявшего во главе, возможно было, чтобы "армада" эта, составленная из самых разнородных судов и команд, плохо снаряженных, мало плававших, совсем необученных, наконец, не веривших в успех дела, могла обогнуть половину земного шара. Адмирал сделал все, что было в его силах, а ошибки, если таковые были, искупил своею кровью.[101] Насколько я заметил, с особенным энтузиазмом и уважением относилась к своему адмиралу молодежь.
Глава LXXIV.
Угольные погрузки на эскадре адмирала З. П. Рожественского
За неимением по дороге угольных станций, принадлежавших России, вопрос о погрузке угля для 2-й Тихоокеанской эскадры являлся прямо роковым. В силу исключительных особенностей нашего плавания, без захода в порты, этот вопрос представил так много оригинального и интересного, что пусть не посетует на меня читатель, если я отведу ему отдельную главу, которая уцелевшим участникам похода будет, вероятно, самая близкая сердцу.
Первоначально предполагалось грузить уголь по способу американца Спенсер-Миллера. При этом способе военное судно буксирует угольщика; требуется масса арматуры, электрические лебедки, которые должны давать сотни оборотов в минуту и передвигать по кабелю над водой мешки угля с громадной быстротой. Этот способ, кажется, никем еще не испытанный, усиленно рекламировался американцами. При формировании эскадры было приобретено приборов Спенсер-Миллера почти на 1,5 миллиона рублей. В Кронштадте на судах эскадры адмирала Рожественского производились опыты, суда грузились в море. Хотя, в конце концов, и выяснилась полная непригодность этого способа погрузки, тем не менее громоздкие приспособления Спенсер-Миллера были взяты в поход и занимали на палубах судов немало места, не принеся ни разу пользы.
Второй способ был возможен лишь при очень благоприятных условиях, когда два судна могли швартоваться борт о борт в открытом океане. Для этого надо было иметь особо хорошие кранцы и непременное условие - хорошую погоду, штиль. Как ни чудовищной кажется подобная операция в море, она все же была применена удачно на эскадре адмирала Небогатова раза 2-3; но Небогатов шел пассатами и имел суда, меньшие по величине, с прямой гладкой палубой, куда была возможность сбрасывать уголь (не то что "Суворов", "Александр III" и др.). На эскадре же адмирала Рожественского этот способ в море применить не могли, так как хорошей погоды не видали, и суда были несравненно большего водоизмещения. Будущность этот способ вряд ли имеет.
Третий способ, совершенно новый, впервые испытан русскими. Он заключался в том, что с угольного транспорта или судна спускали на воду деревянные или железные (с воздушными ящиками) барказы и сгружали в них в мешках уголь от 8 до 11 т, в зависимости от погоды. Барказы буксировались паровыми катерами к броненосцам, крейсерам, и мешки тем же путем, каким были погружены (то есть посредством стрел), выгружались на суда. На первый взгляд, этот способ кажется не морским, не серьезным, на самом же деле он явился единственным, которым пользовались на эскадре, и если бы эскадра адмирала Рожественского пошла кругом Японии открытым океаном, то, конечно, никакого иного способа кроме этого придумать было нельзя. Что касается влияния погоды, то, как ни велика волна мертвой зыби, она погрузке угля не вредила (за исключением ударов барказа о борт или в тех редких случаях, когда барказ попадал под пятку шеста минного заграждения качающегося судна). Но волна и ветер для этой погрузки были очень неблагоприятны; ветер относил далеко погрузчика от приемщика угля, вода захлестывала барказы, барказы посылались с половинным грузом, и вся работа сводилась к толчению воды, потере сил и безнадежным результатам.
Первая глава истории угольных погрузок началась с погрузки угля в Малом Бельте. Картина для всех офицеров была выходящая из ряду [вон] . Глухая ночь, свежий осенний ветер, течение 2-3 узла; с адмиральского корабля то сигналом, то через офицера получалось приказание принять к борту иностранца-угольщика. Трудно теперь себе представить, как эти суда швартовались и как отходили от борта, но, в общем, эта первая глава прошла без единой аварии, и погрузка дала для всех неожиданно весьма удовлетворительные результаты: некоторые суда погрузили в среднем в час 40-50 т.
После стоянки у мыса Скаген отряды судов разделились. Следующая погрузка угля была в Танжере. Рейд здесь совершенно не защищен, открыт для северных ветров. С моря шла мертвая зыбь, и приставать борт о борт пароходы не могли. Между прочим, адмирал Рожественский телеграммами из Виго торопил адмирала Фелькерзама кончать погрузку угля в самый краткий срок. Когда пришлось прибегнуть к погрузке угля барказами, то дело стало за малым: все барказы были на наших отсутствовавших "добровольцах", а угольщики были все иностранцы. Предполагалось отправить одного из ревизоров в Гибралтар, чтобы зафрахтовать там паровые баржи (их обещали доставить в тот же день), но справки показали, что "Владычица морей" относится недоброжелательно к каким-либо русским работам в сфере ее влияния, и что барж этих нам не видать. Ведь, в воздухе только что навис неразрешенный Гулльский инцидент. Офицеры (молодежь) и тут нашлись: поразыскивали, понанимали на берегу арабские плашкоуты, и вот наш грозный военный флот был окружен туземными соломенными покрышками разной величины: баржами, лихтерами и т.п. Арабы отнеслись к выгодному заработку сначала страшно охотно, но когда их баржи начали набивать углем и таскать по рейду вдоль и поперек, днем и ночью, буксиры лопались, баржи в темноте терялись, то арабы взвыли и запросились на берег. Получив от наших офицеров в ответ на эту просьбу категорический отказ, они с горя предались сну в носовых шалашах в позах, полных отчаяния, и распоряжаться баржами предоставили нашей молодежи.
Каким образом, с какими усилиями производилась эта работа, может показать следующий эпизод, моряку он особенно будет понятен. Когда паровой катер крейсера "Аврора" намотал себе на винт буксир, что приостановило работу, то, не теряя минуты, принялись поднимать его. Была глухая, темная, дождливая ночь. Свистел ветер. В темноте были разнесены гини - нелегкая вещь - и десять минут спустя катер уже отделился от воды и повис, а неутомимый младший инженер-механик Шмоллинг, пристав на какой-то маленькой шлюпке, быстро очистил винт и две минуты спустя уже кричал:
