Чем ответит на этот демарш судья? Акубжанов зачитывает свое строгое заявление для прессы. Но поздно, Чикатило замолкает и до конца процесса толком не скажет ни слова.

Марат Хабибулин поддерживает заявление своего подзащитного об отводе всего состава суда. Герасименко выступает против. Суд отклоняет заявление как необоснованное, вызванное желанием затянуть процесс. И еще: Акубжанов считает, что Чикатило защищается четко и продуманно, и поэтому нет нужды назначать новую психиатрическую экспертизу.

Закрытые заседания закончены, двери вновь распахиваются для публики и журналистов. Но публики все меньше: неинтересно.

30 апреля. Акубжанов объявляет перерыв на две недели.

13 мая. Новое заявление Чикатило: «Вот я это время работал над романом своим и вспомнил, что убил еще четырех женщин. Ну, одну я встретил в Шахтах, на железнодорожном вокзале, бродягу, пьяную. Договорились на половой акт по-хорошему. Пришли в балку. Она разделась, но у меня ничего не получилось. Она стала на меня кричать, унижать: «Вот, старый. И машины у тебя нет, и машинка не работает». Я разозлился и убил ее».

Новые эпизоды, неожиданно подброшенные им суду, он помнит смутно, не может назвать ни даты, ни даже года убийства, хотя прежде демонстрировал великолепную память. Где трупы? Не найти: «Труп, я потом узнал, нашли и вместе с мусором увезли, а это место заасфальтировали». Что-то не верится. Скорее всего, просто борьба за жизнь, за спасение шкуры. Новые эпизоды потребуют доследования, отсрочки суда, а там видно будет. Неглупо.

«Я хочу ускорить суд и свой конец…»

Со всей очевидностью, он добивается обратного.

«Роман писал, рукопись иностранцам хотел продать, возле «Интуриста» все ходил. Всякие спидоносители везде ходят, бродяги всякие болтаются, я с ними всю жизнь боролся. Я тогда был как сумасшедший, не совсем вменяемый. Ну, было у меня сексуально-социальное расстройство. Здесь мои похороны, я много раз в жизни умирал, еще когда голодовки были на Украине и в тридцать третьем, и в сорок седьмом. Брата моего Степана Романовича с голодухи съели, а теперь памятник поставили на Украине жертвам этого голода. У меня и сотрясения мозга… Я похож на заводную мышь, ее в Японии изобрели. Я понимаю, что от меня пора избавляться. И зачем меня только послали на эту планету, чтоб людям только горе приносить. Эту, что из Риги, не помню. А может, и убил. Да, да, все-таки убил. Надо все, что я сказал, проверить. Ну не помню, сколько я «языков» в лес уволок. Может, и все семьдесят наберется»

Опять завел шарманку: не совсем вменяемый, сотрясения мозга. Вы обращаете внимание на дозировку сведений о своих болезнях? Но добавляется и кое-что новое: «языков» уже семьдесят, надо проверить, а это требует времени. Неглупо

Продолжается допрос потерпевших.

Вадим Кулевацкий, брат убитой Людмилы Алексеевой: «Мне хочется, чтобы и работники милиции понесли ответ. Мне следователь предлагал, чтобы я показал, что убил, родную сестру. Я бы хотел, чтобы убийца получил по заслугам. Для него расстрел — слишком легкое наказание. После всех зверств, которые он сотворил, он не имеет права жить на свете! Очень жаль, что я сам не могу наказать его»

Адвокат Хабибулин вновь настаивает на повторной экспертизе: не болен ли психически его подзащитный, не нуждается ли в принудительном лечении?

Чикатило охотно поддерживает ходатайство своего защитника. Потерпевшие возражают.

Н.И. Биловецкая, мать покойного Вани: «Давайте выстроим в этом зале погибших женщин и детей — они здесь не поместятся. А теперь ему жить захотелось. А о нас кто подумал? Какие у него там нарушения в психике? Почему он своих детей не убивал? Я возражаю против экспертизы». Н.И. Можухина, мать Виктора Тищенко: «Я Витю не раз предупреждала, чтобы с незнакомыми не общался. Я знала, что пропал Громов. Уже взрослый парень, шестнадцати лет. И Кравченко Андрей пропал. Об этом писали в нашей газете. А он мне в ответ: «Да что ты, мама, волнуешься! Я сильный!»

Она спрашивает Чикатило, как он заманил ее сына в лес. Тот молчит. Она просит его сказать, какие были последние слова ее ребенка. Тот молчит. Это детали, а о деталях он говорить не хочет.

14 мая. Неожиданный поворот дела. Государственный обвинитель Н.Ф. Герасименко поддерживает ходатайство защиты о новой психиатрической экспертизе: суд обязан был пригласить экспертов, чтобы они постоянно находились в зале суда. Таков закон. «Пусть психиатр понаблюдает, а потом сообщит нам свои выводы».

Суд удаляется на совещание. Решение: ходатайство отклонить за необоснованностью.

Марат Хабибулин вновь подымается со своего места перед клеткой с подсудимым и дает отвод всему составу суда, который не сомневается в психическом состоянии его подзащитного, а потому не может продолжать слушание дела.

Акубжанов опрашивает участников процесса. Чикатило поддерживает своего адвоката. Слово потерпевшим.

О. А. Фомин, отец Вани Фомина: «Зачем этот спектакль? Ясно, что хотят сорвать процесс над убийцей. Прокурор в этом участвует. Я возражаю против удовлетворения этого ходатайства. Надо продолжать суд».

Слово прокурору. Никто не ожидает, что он поддержит защиту, такое бывает очень редко, они же противоборствующие стороны в процессе.

Заявление прокурора Герасименко — как гром среди ясного неба: «Я поддерживаю ходатайство об отводе состава суда, заявленное защитой. Как пишет пресса, председательствующий уже высказал свое мнение о виновности подсудимого».

Прокурор говорит о процессуальных нарушениях, допущенных судьей Акубжановым: например, не полностью зачитано обвинительное заключение. Что ж, это прямая обязанность прокурора — следить за точным соблюдением закона. Но он, подумать только, вступается за подсудимого: судья, по мнению Герасименко, ущемляет достоинство Чикатило, ведет себя бестактно, читает подсудимому нотации, некоторые его высказывания наводят на мысль, что суд и впрямь уже принял решение.

Все ошарашены: прокурор заодно с защитой.

Суд удаляется на совещание, а вернувшись, оглашает решение: отвод самим себе отклонить — за надуманностью. И переходит к допросу свидетелей.

Свидетелей вызвано свыше четырехсот, но придет всего несколько десятков: кто-то не дожил до суда, кто-то болен или в отъезде. Да и не любит наш народ свидетельствовать, от суда лучше держаться подальше…

15 мая. Самое короткое заседание. Открыв его, судья Акубжанов сразу объявил перерыв: «Один из заседателей по семейным обстоятельствам должен немедленно выехать за пределы Ростова».

Что ж, и заседатели тоже люди, и у них семейные обстоятельства, пусть съездит. Следующее заседание 19 мая. Для суда небольшая передышка более чем кстати. Надо подумать, как быть со строптивым прокурором.

18 мая, вечер. По Дому правосудия поползли слухи: «процесс века» пошел вкривь и вкось, президиум облсуда в некоторой растерянности, обсуждает, что предпринять.

19 мая. Не просто неожиданность, а настоящая сенсация.

Потерпевший О. А. Фомин: «У меня ходатайство. Я заявляю отвод прокурору Герасименко. Прокурор с защитником разыграли спектакль, чтобы сорвать суд. Прокурор заботится о Чикатило, а кто подумал о нас, потерпевших, у которых он поубивал детей? Если прокурор останется, я больше в суд не приду»

Потерпевшая Н. И. Биловецкая: «Поддерживаю. Прокурор Герасименко участвует в срыве дела».

Подсудимый Чикатило: «Не знаю, решайте сами».

Адвокат Хабибулин: «Возражаю против отвода».

Прокурор Герасименко: «Могу понять чувства потерпевших, но я против отвода».

Суд удаляется на совещание. Вернувшись, судья Акубжанов сообщает, что ходатайство потерпевшего Фомина удовлетворено.

«Вы свободны, товарищ прокурор». Герасименко уходит.

С точки зрения закона, ситуация выглядит несколько странной процесс без прокурора… Тем не менее продолжается допрос свидетелей. Акубжанов готов объявить перерыв до следующего утра. Но перерыв объявляет не он, а заведующая канцелярией, и не до утра, а на целую неделю.