В. Вы как-то заявляли, что вы больше женщина, чем мужчина. В чем это выражается?
О. В детстве я больше гулял, дружил с девочками. И сейчас лучше контакт с женщинами как с подругами. С мужчинами не нахожу общей темы для разговора.
Ко мне приставали с детства мальчишки как к девочке. И в армии, и потом в тюрьме, и в командировках. И в конце концов я уже не сознаю, к какому полу я больше отношусь. Такая раздвоенность.
Мне нравятся ухаживания мужские…
В. А близкие друзья у вас были?
О. Нет, близкого друга не было. Я сам в мечтах, в фантазиях. В обидах от несправедливости.
В. Как вы предпочитаете отдыхать, где обычно проводили отпуск?
О. За все сорок лет работы нигде не отдыхал — ни в доме отдыха, ни в санатории. Не люблю праздного отдыха, не терплю безделья. Весь отдых — в домашних хлопотах.
В. Вы не раз утверждали, что стали жертвой общества. В чем это выражалось?
О. Смысл жизни и том, чтобы оставить след на земле. Любому делу — работе, учебе, творчеству — я отдавался целиком, пока у меня не отбивали охоту. Били по рукам и по мозгам. Меня выгоняли с работы, с жилья — на вокзалы, в электрички, в командировки. А я человек домашний, деревенский. Люблю семью, уют, детей, внуков…
В силу своего характера — замкнутого, робкого, стеснительного, особенно в детстве, — я не смог приспособиться к этому обществу, жил своей жизнью. Не мог найти ответы на вопросы, которые меня мучили. И по сексу, и по семейной жизни. Сейчас эти вопросы правильно решаются, а раньше одно их упоминание считалось позором.
В. Назовите ваши любимые книги. И музыку.
О. В школьные годы вся литература и музыка были настроены на всемирную победу коммунизма насильственным путем. Поэтому я восхищался военной литературой, особенно партизанской: «Молодая гвардия», «Подпольный обком действует», «В плавнях». Нравилось и потому, что отец был командиром партизанского отряда. А музыка…
И как один умрем борьбе за это…
Наш паровоз вперед лети,
В коммуне остановка…
Революционные песни: вперед к победе коммунизма во всемирном масштабе. Тогда в книгах и музыке не уделялось внимания человеческим отношениям, воспитанию любви и добра.
В. А газеты, телепередачи?
О. «Правда», «Известия» — любимые газеты. Из телевизионных передач — «Время», международные передачи. «Советский Союз глазами друзей» — особенно нравилось.
В. Сумели бы вы изменить свою жизнь, если бы удалось вернуться в прошлое, лет на двадцать назад?
О. Я мечтал о постоянной работе на одном месте. Жить в деревне, иметь побольше детей.
Моя трагедия в том, что я не выдержал современных перегрузок городской цивилизации. Надо было раньше жениться в деревне, трудиться без командировок. Отрыв от семьи привел к тому, что я одичал. Постоянство в семье, в труде — это облагораживает.
В. Какие черты вашего характера вы считаете главными? Вы человек общительный или сдержанный, скрытный?
О. Черты характера, свойственные мне, — открытость, искренность необъятная, доброта. А замкнутость, отчужденность — напускное, под влиянием окружающей неблагоприятной агрессивной среды.
Никаких комментариев к этому интервью мы давать не станем. К тому времени, когда оно было получено, интервьюент находился в заключении 20 месяцев. Нам не известно, что побуждало его выставлять себя в лучшем свете, сетовать на судьбу и клясть коммунистическое прошлое. Можно только предполагать: он рассчитывал на смягчение своей участи.
IX
ЛИНИИ ЖИЗНИ, ЛИНИИ СМЕРТИ
1984
Из всех вопросов самый сложный — почему.
Когда он с леденящим душу спокойствием рассказывал следователям о замысленном и совершенном, когда вспоминал — легко или натужно — о происшедшем и содеянном год или десять лет назад, то называл более или менее точно даты, описывал, как выглядели жертвы и во что были одеты, что было у него в руках, как наносил удары, какие сладострастные чувства испытывал, что делал после изнасилования и убийства. Временами отвечал сдержанно, временами — словоохотливо и с подробностями. Он мог ответить почти на все вопросы: когда, где, что, чем, как, куда.
Только не «почему».
«Меня неодолимо влекло…» «Я внезапно почувствовал, что…» «Случайно увидел на автобусной остановке… на улице… возле кинотеатра…»
Резонные мотивы. Убедительные.
Этот мальчик нравился ему больше других? Именно та умственно отсталая девочка была предметом его мечты? Он увидел нечто манящее в облике вокзальной девки?
Нет же, конечно. Все случайно, все по стечению обстоятельств. Непреодолимой, заданной, целеустремленной была только его похоть.
Он хотел. И для него, простого советского человека, испытавшего — действительно, без намека на иронию — немало лишений, жившего нелегкой — действительно — жизнью, терпевшего — действительно — тьму обид, это хотение стало главным. Оно многократно умножалось невозможностью удовлетворить его и нежеланием подавить его.
Не станем сейчас говорить про клинику. Возможно, он безумец. Но и тогда остается вопрос: мог ли он, такой обстоятельный, предусмотрительный, расчетливый, преданный муж, любящий отец, умиленный дед, мог ли он загнать свою похоть внутрь или изгнать ее из себя?
Едва ли не каждый человек хоть изредка, да удерживается от греха нравственными тормозами. И никто не бросит в него камень, если он мысленно раздевает чужую жену или берет на мушку личного врага.
Хотя и это грех.
По не тот грех, который подлежит наказанию.
Последствия — подлежат. Почти две тысячи лет назад верным учеником Иисуса святым апостолом Иаковом сказано было: «Похоть же, зачавши, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть» (Иак. 1,15).
И, знаем мы, более пятидесяти смертей.
Но, говоря о рождении смерти, апостол имел в виду не жертву, а согрешившего. И не смерть на плахе, а смерть души.
Здесь мы говорим о другом: о жертве. О ее смерти.
Всякий раз, слушая и читая протоколы допросов, заключения судмедэкспертов, описания вещественных доказательств, мы, преодолевая чувства жути, страха, омерзения, пытались понять, хоть намек найти — ну почему? Он на этот вопрос ответить не может. Вдруг сами догадаемся…
Нет, не выходит. Что, как, где, когда — уже знаем. С его слов или с чужих. По почему?
Ответим неопределенно. Например, так.
Судьба. Провидение. Злой рок.
И похоть.
И вот он вышел на охоту. Он в командировке, или ходит по магазинам, или поехал на пляж. Он не какой-нибудь праздношатающийся, у него дел невпроворот, и по работе, и по дому. Возможно, он еще не уверен в своих желаниях, не очень-то надеется на удачу. Если ничего не выйдет, никто подходящий не подвернется, он просто побродит там и сям, поездит и вернется домой, к жене и детям.
Его сегодняшняя жертва вышла на улицу, сбежала из дома, поехала на вокзал, потеряла дорогу в большом городе. Она так и не узнает никогда, что ничтожный поворот судьбы — и не встретится на ее пути этот длинный словоохотливый дядька с портфелем в руке.
Две линии на карте жизни изгибаются, петляют, тянутся совсем рядом, расходятся и сближаются вновь.
И вдруг — вспышка. Роковое пересечение: линии жизни и линии смерти…
Жизнь у Марты Михайловны Рябенко не заладилась с утра. Насилу поднялась с постели, выглянула в окно — вот уж поистине февральская мерзость: сыро, пасмурно, слякотно. И не выспалась. И после вчерашнего голова трещит. Надо бы подлечиться, что она в последнее время и делала иногда с похмелья, но дома как назло ни капли спиртного. Может, оно и к лучшему: и без того на работе косятся, того гляди выгонят.
Марта Михайловна глянула в зеркало и осталась собой недовольна. Сорок пять лет, понятное дело, не девочка, но сегодня видок — хуже некуда. Помятая, будто каток проехал. И морщины откуда-то понабежали, и мешки под глазами. Аж смотреть тошно. Ладно, хватит ныть. Каждый кузнец своего счастья. Все в наших руках.