— Разве вас пытают?

Мазин посмотрел в напряженные, бегающие, красные глазки Васина.

— А что же со мной делают? Арестовать невиновного человека, разве не пытка? По-вашему, пытка — это когда руки ломают? А нравственное издевательство? Вы мне конвейер устроили. Вы меняетесь один за другим, а меня допрашиваете непрерывно!

— Почему — непрерывно? Ночью вы спали?

— Спал? По-вашему, в моем положении можно заснуть?

— Я тоже не спал.

Васин моргнул близоруко:

— Ну, это ваше личное дело.

— Служебное, — вздохнул Мазин. — Я думал, а вдруг вы невиновны.

— Да? — ошалел как-то доктор.

— Однако получается, что виновны.

— Приемчики применяете? Психологические? Не выйдет!

Мазин разозлился. Он не готовил хирургу ловушек. Ловушек он не любил и устраивать их не умел, хотя почти каждый следователь гордится каким-нибудь хитрым приемом разоблачения преступников. Как ни странно, но, сталкиваясь с далеко не лучшими представителями рода человеческого, Мазин постоянно удивлялся в душе, что люди эти, внешне ничем не отличающиеся от остальных, оказываются убийцами, насильниками или растратчиками. И до последнего момента, пока собранные факты не обращали неотвратимо вниз чашу весов, он не мог заставить себя увидеть в самом подозрительном обвиняемом преступника, которого следует разоблачить. Он видел лишь человека, который в силу сложившихся обстоятельств должен выдержать проверку. И почти всегда ему хотелось, чтобы проверка была выдержана.

— Слушайте, Михаил Матвеевич, ну что вы ведете себя как баба?

— Я не позволю себя оскорблять.

— Да никто вас не оскорбляет. Вам хочется отсюда выйти?

Тот даже не ответил.

— Хочется, — сказал за негр Мазин. — А это трудно. И если вы в самом деле невиновны, вам нужно взять себя в руки, мобилизоваться полностью, убедить нас в том, что мы ошиблись, а не истерики устраивать.

Васин смотрел удивленно:

— Вы посложнее своего приятеля. Разделили функции? Тот напирал, а вы играетесь?

— Почему Зайцев не взял с собой чемодан с вещами, когда вы вместе вышли из его квартиры?

— Какой чемодан?

— Я же сказал: с вещами, нужными в поездке на юг. Вот вы показали, — Мазин перевернул несколько страниц протокола допроса, — что вышли вместе. Зайцев отправился к Филиной, чтобы уехать в Сухуми, а вас подвез до больницы. Почему же он не взял с собой чемодан с вещами?

— Он все взял, что нужно.

— Врете! Чемодан с вещами остался на кровати. Как же вы не обратили на это внимания, если были у Зайцева? Да и в больницу вам ехать было слишком рано!

— Это тоже прием?

— Это факт, Васин. А где лежал мундштук, который вы подбросили в машину?

— Я не видел никакого мундштука.

— А у Зайцева вы были?

Васин молчал.

— Впрочем, это вы уже показали.

— Я там не был! — выкрикнул он.

— Протокол вами подписан.

— Что я мог сделать? Гнусная тетка меня узнала.

— Значит, были?

— Нет, нет! Но мне же никто не верит, а ей верят. Она в меня одного из целого десятка пальцем ткнула.

Глаза его по-детски налились слезами.

— Ну и личность же вы, Васин, — сказал Игорь брезгливо. — Морфий воровали, махинациями разными занимались, то на скачках, то с бюллетенями, всю жизнь боком, боком, а теперь реветь хотите!

На этот раз врач не оскорбился. Слезы показались в уголках его глаз, и он старался стряхнуть их незаметно, но только растирал по небритому лицу.

— Я не убийца…

— Возможно. Чтоб человека убить, нужно, знаете, характер иметь, а у вас сопли одни. Впрочем, иногда и такие убивают. Протрите-ка глаза и перестаньте морочить нам голову. Были вы у Зайцева?

— Не был.

— Знали, что он украл деньги?

— Никогда б не подумал! Он, правда, любил говорить, что преступить нужно… ну, как Раскольников, но все считали, что он представляется. Он любил пыль в глаза пускать. А чтоб на самом деле… не думал я.

— Предположим. А что он мог убить Живых, вы думали?

— Нет. Он его случайно раздавил.

— Зы это точно знаете?

Слезы на глазах Васина высохли.

— Откуда мне знать! Прочитайте в протоколе. Я только сказал, что Диана давала Вадиму машину иногда, и он ездил по тихим дорогам. Он плохо водил машину.

Факт этот показался Мазину важным. Он посмотрел на доктора поприветливее:

— Ну что, пришли в форму? Давайте поговорим спокойно. Так сказать, по-джентльменски. Я постараюсь поверить вам, а вы попробуйте помочь мне.

— Я не подлец, — выпалил Васин неожиданно. — Если вы думаете, что я стану кого-то запутывать, чтобы спасти свою шкуру…

— Нет, не думаю.

— Тогда чем же я смогу вам помочь?! Я ничего не знаю. В этом моя трагедия.

Негромко звякнул внутренний телефон. Мазин узнал голос Пустовойтова:

— Игорь Николаевич, с доктором занимаешься?

— Да.

— Эксперты тебе штуку одну подбросили. На карточке план помнишь? Его рука, доктора.

— Да ну? — спросил Мазин, хотя в словах капитана сомневаться не приходилось.

— Точно. Отпечатки его и почерк, вероятно, тоже… Сейчас занесу.

Мазин опустил трубку.

— Судя по односложным ответам, речь шла обо мне? — спросил Васин.

— Не нервничайте раньше времени.

— Но я не ошибся?

— Нет. Положение осложнилось.

Паника захватывала врача стремительно. Он снова задвигался, заерзал, захрустел пальцами.

— Курить хотите? — предложил Мазин, чтобы занять его руки.

— Сами курите.

— Я некурящий. Сигареты держу для посетителей.

— А я не посетитель…

Пустовойтов бесшумно пересек кабинет и положил на стол конверт с фотоснимком и заключениями экспертов.

— Спасибо, Илья Васильевич.

Капитан молча вышел.

Васин уставился на конверт, но Игорь отодвинул его в сторону.

— Где вы живете, Михаил Матвеевич?

— В центре.

— А на Шоссейной бывали?

— Шоссейная большая.

— В доме научных работников.

— Никогда в жизни.

— Где он находится, знаете?

— Вадим показывал из автобуса.

— Так…

Мазин думал, зачем мог Васин рисовать схему для Федора Живых, но ничего логичного не приходило в голову.

— В чем вы меня еще уличили?

— Посмотрите.

Васин схватил снимок, едва не разорвав его, и рассматривал с минуту с обеих сторон. Потом бросил на стол, прижал ладони к вискам и не то зарыдал, не то расхохотался. Игорь ждал, когда закончится очередная выходка.

— Поясните, Михаил Матвеевич.

— Как я поясню? Это ж нелепо, нелепо! Вы не поверите! Получится выдумка. Вы не поверите.

— Попытайтесь!

Он немного успокоился:

— Даю вам честное слово… Было так. Я пришел к Зайцеву, а он сушит снимки. Бухгалтера портрет и этот, с Ленкиной матерью. Говорит: «Хочу сделать старухе приятное, ей нравилось фото в стенгазете». Я ему: «Осел! Это ж веревка в доме повешенного! Сейф с ключом запечатлел!» Вадька почесал затылок: «Ты прав». Разорвал снимок и бросил на пол. Ну, посидели мы с полчаса, он за бутылкой решил сбегать. Я остался, жду. Тут Федька стучится, у Фатимы отирался, как всегда. «Миша, — спрашивает, — а где институтский дом находится?» — «На Шоссейной. А тебе зачем?» — «Дело у меня, Миша». Чтоб побыстрее его спровадить, пока морфий клянчить не начал, я и нарисовал на клочке схемку. Да разве вы поверите?

— Предположим. — Эксперт отмечал четкость отпечатков на фотографии, и это согласовывалось с тем, что Васин держал в руках недосушенный снимок. — Предположим, — вздохнул Мазин и придавил заключение пресс-папье. Из форточки дуло, и бумага подрагивала, готовая сорваться и улететь. — Что вы мне ни скажете, Васин, всему я верю. Фотография ключа попала к Живых случайно… Допустим. О том, что ваш друг Вадим Зайцев похитил деньги, вы не знали. Предположим. Я даже поверил, что вы не были с ним в машине, когда Зайцев отправился в, так сказать, последний путь, хотя своей подписью в протоколе вы и утвердили обратное. Однако есть вещь, которую вы должны знать наверняка. Как друг и как врач особенно. Скажите, Васин, болел ли Зайцев эпилепсией?