— Приемничек я использовал по случаю дня рождения. Друзей пригласил. Хотя и немолод, конечно, но, сами знаете, без музыки тоже несподручно. А у меня пластинки есть…

Он замолчал, ожидая очередного вопроса.

Игорь выложил на стол последнюю карту, не надеясь уже, что она сыграет:

— Зайцев уверял, что приемник сломан и давно не работал.

Карта действительно была побита.

— Верно Вадик сказал. Ловил музыку он плохо. Но с проигрывателем тянул. А мне джазы и не нужны. У меня все старинные песни, русские.

Игорь чувствовал, что Устинов говорит правду. Опять правду? А где же ложь? Неужели же он, Мазин, просто беспомощный мальчишка перед этим невозмутимым стариком?

— Постарайтесь вспомнить подробности.

— Это насчет именин-то?

— Именины меня не интересуют. Меня интересует приемник. Как вы его вынесли из института?

— Что же тут хитрого? Вадик взял, да и понес вниз. А там на машине.

— Расскажите подробно, — повторил Мазин устало.

— Пожалуйста. Вадик, как припоминаю, сначала отказать хотел. Мне неудобно стало, раз человека смущает мое предложение… Однако ошибся я, и Вадим сам напомнил. Говорит: «Константин Иннокентьевич, пора музыку везти». Мне, правда, в то время не до музыки было. Ведь Елена Степановна пострадала как раз. Но взялся за гуж… Людям-то сказал. А Вадим говорит: «Берите, берите!» Помню, этот разговор в коридоре состоялся, на лестнице. Мы с ним из буфета поднимались.

— Вы так хорошо запомнили?

— Вы ж просили вспомнить подробно.

— Конечно. Но трудно запомнить случайный разговор на лестнице.

— А я его не случайно запомнил. Я задумался о том, как приемник транспортировать, то есть доставить мне домой. Ну и, понятно, решил вызвать такси. Потому я и сказал Вадику: «Давай вызовем в конце дня такси и отвезем». А тут по лестнице спускается Диана Тимофеевна.

— Филина?

— Именно. Покинувшая ныне Валентина Викентьевича. Разумеется, дела чужие — потемки, и осуждать ее я не могу.

— Вы были знакомы с женой профессора?

— Здоровались, приветствовали.

— Понятно. Продолжайте.

— Так вот, Диана Тимофеевна меня приветствует и спрашивает о здоровье. А Вадим с шуточками своими про мой день рождения говорит, смутил меня, помню. Ну и про музыку, про приемник этот. Диана Тимофеевна и говорит: «Зачем вам, Константин Иннокентьевич, с такси связываться? Пока приедут по вызову, вы их целый час прождете. Давайте-ка мне эту музыку в машину. Я и довезу». Я был любезностью тронут, но испытывал неловкость и говорю, что затруднять ее не хочу, тем более день рабочий еще не кончен и, следовательно, поехать к ней не могу. Она посмотрела на часы и ответила: «Не беда. Несите приемник, положим на заднее сиденье, и я поеду к портнихе. Пока вы тут закончите, я освобожусь и домой приеду». Мы же в одном доме живем. Только подъезды разные.

«Неужели и это правда?»

— И Филина отвезла приемник?

— Отвезла, отвезла. Вадик выписал пропуск, взял это радио и отнес в машину. Помог мне.

— А дальше что?

— Ничего. Я день свой рабочий завершил, поехал на трамвае, как всегда, и через минут двадцать по приезде Диана Тимофеевна мне снизу просигналила. Я у нее приемник взял, ну, и поблагодарил, как полагается.

— А Зайцев? Он был до конца работы с вами?

— Вот уж не помню.

— Послушайте, Константин Иннокентьевич! Если вы не расскажете, зачем вы ходили к Зайцеву, мне придется вас арестовать. Против вас имеются очень веские обвинения.

— Но я ж говорил, что визит этот не меня касается.

— Кого же?

Устинов потер пальцами лоб и решился наконец:

— Елены Степановны. Вернее, дочери ее, Аленки. Дело это сугубо личное…

Поверил ли Мазин Устинову? Его давило чувство ответственности. Хватит романтики, достаточно тайн, загадок и неожиданностей. Пора ставить точку. Был когда-то человек по имени Кранц, немец, загубивший жизнь другому человеку со странной фамилией Живых. Пришло время, и тот отомстил. Но слишком поздно, потому что сам уже стоял над пропастью. А за спиной его двое. Мальчишка, ипподромный завсегдатай, вечно нуждающийся в деньгах, и хитроватый старичок-кулачок, прошедший жизнь в тени, уцелевший при всех поворотах судьбы, маскировавшийся, считавшийся честным и даже патриотом. Теперь он юлит, заметает следы, старается бросить тень на других. Что из того, что деньги вывезла Диана? Элементарная удача! Они встретились на лестнице. Зачем ей копаться в приемнике, стоявшем на заднем сиденье машины? Правда, ее тоже нет, она исчезла, и это мешает делу. Но в общем-то все сходится. Найдется и Диана. Поехала не к матери, а к подруге. Мамаше стыдно показаться на глаза… Остальное сходится, хотя и есть одно «но». Впрочем, чепуха. Такое нельзя запомнить абсолютно точно…

Игорь еще раз побывал у соседки, любительницы кошек.

— Калерия Саввична, вы твердо помните, что Зайцев сел в машину с незнакомым вам полным пожилым человеком?

— Как сейчас вижу. Тот подошел к машине и открыл дверцу, а Вадим с другой стороны зашел, с тротуара.

Зашел с тротуара. С другой стороны… Мелочь? Очень существенная. Зайцев и пожилой человек сели в машину с разных сторон. Зайцев со стороны тротуара, то есть рядом с водителем. А пожилой сел на водительское место. Но если Зайцев зашел с тротуара, то его спутником не мог быть Устинов. Бухгалтер не умеет управлять машиной! Конечно, Калерия Саввична могла ошибиться, наверняка ошиблась. А если она права?..

— К вам девушка, Игорь Николаевич.

Это дежурный звонит по внутреннему телефону.

— Кто еще?

— Хохлова Елена.

«Вот как! Сглупил крепко. Отпускать Устинова не следовало. Теперь они во всем сговорились».

— Пусть поднимется.

«Нет, хороший следователь из меня никогда не выйдет!»

— Здравствуйте, Игорь Николаевич!

— Здравствуйте.

— У нас был Константин Иннокентьевич.

«Хоть не скрывает, что сговорились».

— И попросил вас рассказать, зачем он посещал Зайцева?

— Что вы! Я сама…

«Ну еще бы!»

— Что же вы хотите сообщить?

— Над Константином Иннокентьевичем нависло страшное обвинение.

— Да, серьезное.

— Но он ни в чем не виноват.

— Вы так полагаете? А я нет.

— Вы тоже не уверены. Иначе вы арестовали бы его.

— Лена.

Мазин посмотрел девушке в глаза, но не «проницательным» взглядом, а просто с интересом:

— Лена! За что вы полюбили Зайцева?

Лена сразу растерялась:

— Разве это имеет отношение?..

— Имеет.

— Я считала, что могу ему помочь…

— Так я и думал. Вы из тех, кто за меньшее не берется. Спасать людей — ваше любимое занятие. Сообщите же мне те ценные сведения, которые у вас имеются.

— Не смейтесь. Константин Иннокентьевич ходил к Вадиму по просьбе мамы. Мама думала, что я мучаюсь…

— И попросила его узнать у Зайцева, собирается ли он предложить вам руку и сердце.

Лицо Лены покрылось пятнами.

— Я бы никогда не пошла за него. Мне было просто стыдно.

— Но он ведь нуждался в помощи…

— Ему нельзя было помочь. Он не считал себя слабым.

— А каким же?

— Наоборот. Суперменом.

— В самом деле? Но вы любили его?

— Это неважно.

— А что он ответил Устинову?

— Он сказал, что поздно.

— Почему поздно?

— Он полюбил другую…

Лена выглядела очень пережившей, и сама нуждалась в помощи.

— Мог он украсть деньги?

Лена подумала:

— Мог. Чтобы доказать, что может.

«Да, это в духе Зайцева».

— Скажите, Лена, если б вы знали, что Зайцев взял деньги, что бы вы сделали?

Она молчала.

— Сообщили б в милицию?

Она отрицательно покачала головой.

— Тратили бы их вместе?

— Нет.

— Так что? Просто смолчали?

— Уговорила б его вернуть деньги.

— Вы знаете, что он умер?

— Он разбился.

— Возможно, его убили.

— Я не верю.

— Почему?

— Кто мог его убить?

— Сообщник, с которым они не поделили деньги.