А тогда, в разговоре, я очень серьезно согласился с отсутствием юридического смысла и даже предложил, поменяв порядок двух последующих фраз, изложить начало ст. 5 в такой редакции: «Все люди имеют право на жизнь, свободу и счастье, как они его понимают. Осуществление прав личности не должно противоречить правам других людей. Целью и обязанностью государства…» и т. д. Таким образом, «право на счастье» значило бы право каждого жить по-своему, не мешая другим, то есть выражало бы принцип индивидуального самоосуществления.

Андрей Дмитриевич выслушал и помолчал. Я принялся еще раз толковать формулу «как они его понимают» (или «как его понимает каждый»), ссылаться на Вильгельма фон Гумбольдта и проч. Андрей Дмитриевич смущенно улыбнулся и пояснил проще: «Хотелось, чтоб были какие-то высокие слова…»

На том и кончили. А. Д. оставил ст. 5 без изменений. «Юридически бессодержательное» понятие счастья дано в проекте даже дважды. Более того, с этого он начинается.

Ст. 2: «Цель народа Союза Советских Республик Европы и Азии — счастливая, полная смысла жизнь…» «Высокие слова» нужны были Сахарову в этом тексте не из сентиментальных побуждений. У политической Конституции должна быть надполитическая, всечеловеческая, гуманистическая цель. Если «счастье» — это «полная смысла жизнь», то смысловая полнота каждого индивидуального существования есть не что иное, как культура.

Замысел национально-государственного устройства (нового Союзного договора, основанного на Конституции) был разработан А. Д. Сахаровым давно и сперва изложен (в соавторстве с Г. В. Старовойтовой) в программных документах Межрегиональной группы народных депутатов СССР. Теперь этот замысел получил конкретную юридическую форму.

Какова же четвертая сквозная идея проекта?

Во-первых. «Первоначально структурными составными частями Союза Советских Республик Европы и Азии являются Союзные и Автономные республики, Национальные автономные области и Национальные округа бывшего Союза Советских Социалистических Республик» (ст. 25). Сталинское разделение всех национально-государственных образований в СССР на четыре категории, подчиненные по вертикали высшей из них — союзной республике, — как и союзные республики, в свою очередь, подчинены имперскому наднациональному центру — это неравноправное устройство уничтожается. И новый Союзный договор подписывают все бывшие части СССР в качестве равных республик, независимо от размеров, наличия внешней границы, численности населения. В частности, впервые появляется Республика Россия, отдельно от других республик, становящихся на месте автономий в бывшей РСФСР.

Никакого «центра» над республиками нет. Но сильные (то есть суверенные) республики добровольно, по условиям Союзного договора, передают строго оговоренный минимум полномочий (компетенции) создаваемому ими Центральному Правительству (ст. 23). Весь конституционный процесс преобразования идет снизу вверх. Не центр «расширяет права республик», а они вручают их центру. Передача центру наиболее важных (затрагивающих интересы всех республик) внешнеполитических сношений; организация совместной обороны (армии) и оборонной промышленности; межреспубликанская (всесоюзная) денежная единица и общая часть бюджета, выделяемая республиками из своих бюджетов; транспорт и связь общесоюзного значения. Двухпалатный Съезд, Президент, Совет Министров, Верховный Суд.

Во-вторых (и тут, пожалуй, изюминка предлагаемой структуры!). Помимо обязательного минимума полномочий, которые республики делегируют избранному и контролируемому ими Центральному Правительству, каждая республика также вправе добровольно, по своему усмотрению, дополнительно передать центру те или иные экономические, административные и прочие функции управления.

Республика может заключить Специальный протокол к Союзному договору.

По дополнительному договору права республики могут сужаться, но могут и расширяться. Республика, например, может располагать и собственными национальными военными формированиями (под общесоюзным командованием), и собственной денежной единицей, но может и не располагать. Дополнительный протокол подписывается каждой вступающей в Союз республикой с Центральным Правительством и ратифицируется Съездом — по существу, он заключается со всеми остальными членами Союза. То есть требуется согласие на дополнительные условия вступления в Союз как вступающей республики, так и Союза.

А это означает, что степень интегрированности той или иной республики в Союз (или, если угодно, объем ее реального суверенитета) неизбежно окажется чрезвычайно разнохарактерной, специфической. И если связь одних республик с Союзным Целым будет минимальной, то связь других членов Союза с центром практически мало отличалась бы от нынешней. Но любые территориально-экологические, экономические, культурно-языковые интересы каждой республики были бы надежно оберегаемы Договором и Специальным протоколом — оберегаемы ровно в той мере, в какой сама республика сочла бы это для себя необходимым и посильным.

Ведь государственный суверенитет — не только право, престиж, гордость, символика, но и тяжкая ноша всестороннего самообеспечения, включая финансовые расходы, «свою» бюрократию, квалифицированные кадры и проч. Каждый народ имеет право получить суверенитет в том объеме, который соответствует его действительным возможностям и чаяниям, выявляемым посредством референдума.

Конституция Сахарова предусматривает в этом отношении огромную (индивидуальную!) степень гибкости и многообразия форм включения каждой республики в Союз — и в этом самая сильная сторона проекта. Оговорены и права народностей, не имеющих своих территорий. Будут удовлетворены четыре десятка нынешних автономий, а также те, кто собирается их создать (немцы, крымские татары и др.).

Идет ли речь о федеративном государстве, о «настоящей» федерации (в отличие от мнимой, существующей ныне)? Или Союз, как он обрисован в сахаровской Конституции, — это конфедерация?

Идея сочетания общего Союзного договора и дополнительных специальных протоколов делает этот сакраментальный вопрос излишним.

С одной стороны, будущий Советский Союз может быть лишь конфедерацией! Иначе он распадется, многие республики не пожелают войти в состав такого содружества наций, которое ущемит их государственный суверенитет, так или иначе подчинит центру, превратит всего лишь в часть пусть и демократизированного федеративного государства. Правомерно пожелают особой и суверенной республики не только балтийские, закавказские народы, Украина или Молдавия, Татария или Карелия, но и, конечно, сами РУССКИЕ. Причем Республика Россия сама решит, не выделить ли ей в своих безмерных пространствах автономные административные регионы: скажем, Северо-Запад, Центральную Россию, Поволжье, Урал, Западную Сибирь, Восточную Сибирь, Дальний Восток.

С другой стороны, исторически сложившийся общий экономический рынок; реально существующий неофициальный язык межнационального общения; 60-миллионная миграция между республиками; обилие смешанных браков, переплетение языков и диалектов (особенно в Белоруссии и на Украине); привычки жизни в какой-никакой, но одной стране, без внутренних виз, пошлин и т. п.; отсутствие у многих народов традиций собственной реальной государственности (во всяком случае, на протяжении последних полутора, трех, а то и пяти и более веков); малочисленность некоторых этносов, нуждающихся не в том, чтобы срочно обзавестись своим министерством иностранных дел или собственной денежной единицей, но просто в бережном сохранении национально-культурной автономии, традиционного уклада жизни, землепользования или водопользования, чистых экологических ниш, и т. д., и т. п., — все это при непременном условии подлинного самоопределения неизбежно придаст будущему Советскому Союзу много черт действительной федерации. Даже для крупных суверенных республик в составе Союза «конфедерация», может быть, окажется более тесной (органичной, выгодной), чем обычно подразумевает этот политологический термин.