Мы подъехали к небольшому двору, в центре которого стоял домик с карнизами, украшенными резьбой, выполненной искусным деревенским зодчим. Домик выделялся своей опрятностью, строгостью форм. Усадьба обнесена аккуратным струганым штакетником, дворик начисто подметен и посыпан песком.

Во дворе меня встретил генерал для поручений и пригласил войти, пропуская вперед.

Миновав крошечные сени и комнату с русской печью, я с папкой оперативных документов вошел в горницу… Комната простая, опрятная, приветливая. Четыре окна, низкий потолок, стены в обоях. Справа небольшой комод, прямо у стены – стол, несколько стульев, левее – печь «голландка» и деревянная перегородка, отделявшая, видимо, спальню.

Все это я разглядел позднее, теперь же все мое внимание было сосредоточено на товарище Сталине. Он ходил по комнате ровным, размеренным, спокойным шагом. Выглядел серьезным, немного задумчивым.

– Товарищ Верховный Главнокомандующий, – четко, по-военному приставив ногу, приложив руку к фуражке, отдал я рапорт, – войска Калининского фронта ведут бои на прежних позициях и согласно вашему приказу готовятся к новой наступательной операции.

Сталин остановился, принял от меня рапорт, поздоровался:

– Здравствуйте, товарищ Еременко. – Произнес он мою фамилию, как всегда, с ударением на третье «е» и подал руку.

– Здравия желаю, товарищ Сталин! – ответил я.

Сталин тепло улыбнулся, приветливо потряс мою руку и, не выпуская ее, сказал, пристально вглядываясь в лицо:

– Вы, по-видимому, до сих пор обижаетесь на меня за то, что я не принял вашего предложения на последнем этапе Сталинградской битвы о том, кто же должен доколачивать Паулюса. Обижаться не следует, – пояснил он и добавил: – Мы знаем, знает весь наш народ, что в Сталинградской битве вы командовали двумя фронтами и сыграли главную роль в разгроме фашистской группировки под Сталинградом, а кто доколачивал привязанного зайца – это уже особой роли не играет.

На эти, по сути, слова благодарности я ответил:

– Сталинград теперь уже история, а творец ее – наш народ, партия и лично вы, товарищ Сталин.

– Все на Сталина валят, – мягко перебил меня Иосиф Виссарионович. – Сталин да Сталин. Это неправильно. Я, конечно, давал директивы, но вы же непосредственно там командовали и руководили этой битвой. Победил, безусловно, советский народ во главе с русским народом, но им нужно было руководить.

После этих приятных слов Сталин пригласил меня сесть, сразу же задав несколько вопросов, и прежде всего о противнике и о снабжении войск фронта продовольствием и боеприпасами.

Выслушав мои ответы, Верховный Главнокомандующий сказал:

– Ну хорошо, значит, дела выправились, так и нужно. Теперь перейдем к другим вопросам.

Я подумал, что Верховный Главнокомандующий имеет в виду обсуждение плана предстоящей Духовщино-Смоленской операции, поэтому, достав из портфеля нужную карту, прикрепил ее к стене, собираясь докладывать. Однако Сталин жестом остановил меня и перевел разговор на другую тему, на тему о кадрах. Я понял, что Сталин прощупывает меня. Он интересовался моим мнением о многих генералах, которые были освобождены из заключения перед войной и теперь хорошо воевали.

– А кто виноват, – робко спросил я Сталина, – в том, что эти бедные, ни в чем не повинные люди были посажены в тюрьму?

– Кто, кто… Те, кто стоял тогда во главе армии, – повышенным тоном сказал Сталин и назвал несколько имен. – Они во многом повинны за истребление военных кадров.

Сталин сказал, что эти люди оказались неподготовленными к войне, что в своей подготовке они остались на уровне гражданской войны, но самое плохое – они не защищали свои военные кадры.

Я почти не участвовал в разговоре при обсуждении кадров, все больше слушал да отвечал на вопросы.

Сталин спрашивал, как я знаю того или иного маршала и освобожденных из-под ареста генералов.

Относительно маршалов я дал уклончивый ответ: знаю, мол, плохо, издали. Сказал только, что партия создала некоторым из них авторитет, на лаврах которого они почили, поэтому плохо показали себя на войне. Я добавил, что так о них говорит народ и что я придерживаюсь такого же мнения.

– Говорит народ правильно, – согласился Сталин.

По поводу освобожденных генералов я отозвался так:

– Товарищи Горбатов А.В., Рокоссовский К.К., Юшкевич В.А., Хлебников Н.М. – умные генералы, храбрые воины, преданные Родине и вам, товарищ Сталин. Все они во время войны, а некоторые и до войны были в моем подчинении, знаю их хорошо и даю им самую высокую оценку.

Сталин согласился со мной.

Во время беседы Сталин испытующе смотрел на меня, как бы определяя, какое впечатление производят на меня его оценивающие характеристики людей.

Позже я много раз мысленно возвращался к затронутой Сталиным теме, обдумывал сказанное. Думаю, что товарищ Сталин своими замечаниями и отзывами о людях воспитывал у меня определенные качества военного начальника.

После вопросов о кадрах Сталин остановился на вопросах военного искусства, сказав, что умение анализировать и оценивать обстановку – это большое искусство, нужно всегда реально оценивать противника, чтобы создавать превосходство в силах и средствах, иначе не будет успеха. Говорил о могуществе советской артиллерии (включая эресы), отметил ее особое значение на данном этапе развития вооруженных сил, подчеркнул ее огромную роль в современной войне.

Коснулся Сталин, правда, коротко, и вопросов контрнаступления, которое, по его мнению, является особо важной военной категорией, высшей формой операции и отличается от обычных действий оборонительного и наступательного характера как по своим целям, так и по форме и методам.

Как особый вид наступательных действий контрнаступление встречалось и раньше, но глубоко разработано нашей военной теорией. Командование Красной Армии не раз применяло эту высшую форму операции – контрнаступление – на полях битвы в гражданскую и особенно в Великую Отечественную войну. Контрнаступление, как правило, организуется в период наиболее напряженных действий войск и в наиболее тяжелый период для страны в целом, когда противник ведет усиленное наступление и стремится одержать победу. Именно в такой период приходится готовить контрнаступление, но прежде чем обороняющейся стороне его начать, применяя активную оборону, необходимо выиграть время и подготовить контрнаступление. Для этого прежде всего надо остановить наступление противника, затормозить его продвижение, а для этого нужны немалые силы и средства.

Вот здесь и встает вопрос о расчете времени и соотношении сил: сколько, какие силы и средства нужно бросить для того, чтобы остановить противника; какие силы и средства нужно собрать и подготовить для того, чтобы провести контрнаступление; как эти силы собрать; какое количество времени (минимально) требуется для этого.

Каждый раз, в каждом отдельном случае, все будет по-разному: создавшаяся обстановка будет влиять на соотношение сил и изменять расчет времени и районы сосредоточения.

В этот период знание противника, его намерений приобретает исключительное по важности значение. Поэтому нужно хорошо организовать разведку всех видов.

Основой контрнаступления является, безусловно, выбор направления главного удара. Выбранное направление должно привести к окружению главных сил противника и к уничтожению их или же к разрезанию боевых порядков противника на всю глубину и дальнейшему его уничтожению по частям.

Душою контрнаступления является умело организованный и продуманный маневр войсками и всеми боевыми средствами, участвующими в контрнаступлении.

Для контрнаступления в районы сосредоточения сплошным потоком идут железнодорожные эшелоны, организуются автомобильные перевозки, ведутся воздушные переброски и т. д. В связи с усилением воздушной разведки вопрос сосредоточения приобретает исключительно важное значение. Поэтому нужно тщательно маскировать сосредоточение сил и средств, нужно хорошо организовать дезориентировку противника.