«Мы живем, чтоб умирая, воплотиться в пароходы, книги и другие добрые дела!»

Знал я одного такого деятеля, он был довольно известный капитан, его очень любили и ценили в верхах, потому что у него было крепкое здоровье, и он все время пил с разными там шишками из обкомов и горкомов. Поэтому он считался лучшим капитаном пароходства, и его фотография висела на доске почета. Там он, кажется, был трезвый, хотя точно неизвестно, какая-то у него загадочная улыбка на лице, как у Моны Лизы. А в рейсе он вообще не просыхал — это мне один чудачок рассказывал, который долгое время с ним плавал. А кроме пьянства, он был любителем лихой езды: напьется до чертиков, сядет за руль — и давай гонять по городу, только столбы мелькают. В основном делал он это, к счастью, по ночам, но однажды случился у него прокол.

Он, как всегда, был пьяный, и ему надо было ехать на дачу и везти туда свою жену. А жена была дочкой одного начальника из обкома, может именно благодаря ей он и капитаном стал так быстро, они поженились еще когда он в училище учился. Машина у него была с прицепом, с таким трейлером, он его себе за границей по случаю купил. Вообще тогда всем морячкам, а капитанам тем более приходилось с этим быть осторожными, чуть что — и на тебя могли капнуть, что ты, мол, машины за границей покупаешь, и вообще буржуазный образ жизни тебя увлекает. Но у Павлова и тут, кажется, все было схвачено, даже «серые» к нему не цеплялись. И он катался на заграничной машине с заграничным прицепом. Ну вот, и поехал он на дачу со своей женой. А тогда была пятница, вечер, и все ехали за город, на трассе было много машин. А он привык гонять со скоростью света, ну и погнал. И когда он обгонял КАМАЗ, тот стал прижимать его к обочине и не давал ему пройти на обгон. А на встречной полосе уже появился грузовик. И он стал лихорадочно выруливать и въехал левым бортом в какой-то там трактор. А его жена сидела на переднем сиденьи, рядом с ним. Ну и ее, естественно, всмятку. После того, как он угробил жену, у него осталось двое детей, и он был вынужден жить с тещей, потому что жениться снова он не мог — тесть был против, и он тогда лишился бы его расположения, и его карьере пришел бы конец. А за детьми должен был кто-то смотреть, вот и пришлось ему поселиться с родителями жены.

В общем, его жизнь превратилась в сплошной мрак. Он, конечно, в основном был в рейсе, но ведь иногда и домой приходилось возвращаться, на отдых, так сказать. И тут он продолжал квасить и кататься с ветерком. И вот как-то он, как обычно, нажрался и уселся за руль и поехал к одному своему знакомому за город, на дачу. В сентябре это было, он за грибами намылился, он очень торопился, а то еще грибов не достанется, и, подъезжая к железнодорожному переезду, заметил, что приближается электричка. А он хотел проскочить перед ней, как раз ему предоставился случай доказать самому себе, какой он лихой водитель. А шлагбаум уже начал закрываться. И он на полной скорости влетел под этот шлагбаум. Естественно, ему снесло вместе с крышей автомобиля этим шлагбаумом полчерепушки, и он так и покатился дальше в своей тачке без головы.

Хоронили его в закрытом гробу, потому что отреставрировать его не удалось, хотя предлагали большие деньги тем, кто этим в морге занимается. Но не получилось.

А потом, по просьбе его коллег по работе и трудящихся порта новое судно было названо его именем, для увековечения, так сказать, его памяти. Вот я на нем долго плавал. Хороший пароход, сухогруз с горизонтальным способом погрузки, тоже «Андрей Павлов» называется.

«Do you remember the day of september…»