— Ишак! — ругнулся Серега. — Гдэ Григорий?
— У меня в забое. Заряжает… Нельку Чижову. Маркшейдершу. У-ух и баба!..
— Снова ишак. Молчи! Зачэм за всэми подглядываешь, а? Мнэ взрывник нужен, а нэ твои дурацкие сплетни.
— Прикажете позвать, гражданин начальник? — изогнулся в поклоне Сыркин.
— Ага… Будь, Сыркин, человеком — позови…
— Не-е… Гамлет… — зевая, сказал тот. — У нас теперь самообслуживание, понял? Холуев нема. Мне покурить хотца…
Серега сплюнул и пошел за Григорием. А Сыркин высморкался, зажимая ноздри пальцем, и привалился спиной к нагретому кожуху лебедки. С наслаждением затянулся сигаретой.
Пришли. Покрутились у пальца. Посветили в него фонариком. Действительно, верх заклинил огромный негабарит.
— Фугас надо ставить, — сказал Григорий. — Обожди, Серега, малость…
Серега присел рядом с Сыркиным. Тоже закурил.
— А теперь поговорим, дарагой…
— Про баб? — включился Сыркин.
— Тэбе за баб морду бить надо.
— Эт-то еще почему?
— Скотына ты.
— И-ин-те-ресно…
— Что ты в женщинах понымать можешь?
— А вот я тебе щас расскажу… — заелозил Сыркин. — Ты послушай… Сижу это я вчерась с бабой своей у камина. Электрического. И, понимаешь, нежность во мне возникла… Чуйство… Либида, по-научному. Я про его в одной книжке читал. Там про пол и гигиену разную написали. В общем, когда и с кем спать можно. Интересная книжка. Но не в этом дело… Значит, возникла во мне либида…
— Лыбидо, дурак, — поправил его Серега.
— Не важно… — оттопырил губы Сыркин. — Главное, что возникла она в мине. Вот в чем вопрос, Гамлет. Не встревай. Да-а… И берусь я тогда с этой самой либидой за Агриппинину коленку, чтобы чуйство в себе проявить до конца. А там, под чулком у ее — хрусь! — бумага… Я задаю вопрос, как Гамлет, — что это? И ставлю этот вопрос ребром напротив… Что же вы думаете? Она молчит. Я задаю второй вопрос — что там?.. А она вдруг на цырлы и убегать. Натуральным, физкультурным бегом, как наш начальник рудника Тучин.
— Это твоя Агриппина? — уточнил Серега.
— Но!
— Бэгом?
— Ну да! А чего? Бегом… Я за ей. Она от меня. Я опять же вперед… Ну, квартира наша, сам понимаешь, не стадион. Шибко-то не разбежисся. Двадцать четыре квадратных метра всегошеньки… Короче, ускакивает она за стол, выдергивает из чулка ту бумагу и в пасть к себе. Съела.
— Что съела?
— Бумажку. Кесь — любовное письмо. А каво же еще? Каво ей там прятать? Квитанцию за свет, что ли?..
Серега поглядел на Сыркина, как на ненормального: уж он-то представлял себе жену Сыркина, громадную женщину, сигнальщицу рудничного спуска Агриппину…
— Вай…
— Ага… Вот так-от, браток!.. Все бабы одинаковы, — с воодушевлением философствовал Сыркин дальше. — У всех у их одно на уме… Возьми хоть Афелию твою…
— Э-э… Молчи. Офелию ты совсэм нэ знаешь. Дальше-то что?
— Ну а что же, по-вашему, должон делать тут дальше всякий порядочный мужчина?.. Ясно — действовать…
— Отвалите отсюда! — резко скомандовал им Григорий. — Пошел ставить фугас.
Серега и Сыркин затрусили из орта в укрытие. Спрятались в нише. Сыркин перевел дыхание и продолжил:
— Но… я, конечно, не сразу… Посомневался малость, для приличия, а после — врезал Агриппине. Ага… Поучил малость. Мол, не ешь на ночь бумагу. Пищеварение испортишь… Врезал будь здоров. У меня, брат, рука тяжелая… — Сыркин показал грязный кулачишко.
— Скотына. Тьфу!
— Это почему же? — удивился Сыркин.
— Разве женщин можно бит?
— Законных можно, Гамлет. Можно. Я здесь, понимаешь, вкалываю, план даю, а она там… по своей разнарядке выступает? Мне бы токо узнать с кем… — зашелся Сыркин. Его так и распирало от собственной мужественности. — А вдруг да с тобой? Али с Григорием? Он же до баб-то липучий, прет на их, как на буфет с пивом… Ха!
Серега наотмашь залепил ему рот ладонью. Со звуком это получилось.
— Еще одын слово скажешь — конэц!
Перед тем как поставить фугас, Григорий еще на разок осмотрел пережатую негабаритом пальцевую воронку. Прошуровал, выверяя, «подушку»: порода больше не «капала», рудная пробка надежно заклинила выход. Он прикинул, что к чему, и решил — пары килограммов взрывчатки будет предостаточно. Машинально, по въевшейся уже привычке, огляделся: все вроде было в ажуре — Серега ладно зачистил скреперную дорожку и отогнал ковш от рабочего пальцевого восстающего на положенное по технике безопасности расстояние. И троса убрал…
Григорий задумчиво замурлыкал под нос какой-то мотивчик, очнувшийся в нем, и пошел снаряжать фугас.
Из трех реек-жердей, которые он подтащил к орту заранее, выбрал одну, самую прочную, и натуго примотал шпагатом к ее концу взрывчатку — фугас… Стал готовить запальник. Подрезал ножом конец детонирующего шнура, навертел на него ниточной канители для наилучшего уплотнения и аккуратно надел трубочку взрывателя. Когда все закончил, вернулся к пальцу с жердью. Облюбовал место для упора и хорошо утвердил жердь под негабаритом. Вывел детонирующий шнур на межвороночный целик и привязал к нему зажигательную трубку.
— Запалено-о-о! — от души заблажил Григорий, а прооравшись, дунул еще и в свисток.
Потянуло дымком…
Серега, услыхав Григория, врубил рукоять звукового сигнала. По орту поплыл, высверливая тишину, замирающий тягучий ной… Серега закрыл уши руками и сморщился…
Шнур горит со скоростью один метр в минуту. В полном одиночестве…
И чем дальше и дальше отползает по шнуру внешне неторопливая скорость огня, тем нестерпимей и стремительней нарастает скорость ожидания взрыва.
Если огонь доберется до цели — будет горячая, ясная вспышка. Если нет — тишина сделается еще громче…
Может быть, и сравнима жизнь огнепроводного шнура с жизнью человеческой, а? Кто знает…
К укрытию подошел Иван Федорович Гаврилов. Усмехнулся, глядя на припухшего Серегу:
— Тебя сейчас если по каске треснуть — точно штаны менять придется.
— По ушам сильно бьет. Нэ люблю… — начал было оправдываться Серега.
— А Сыркин вон хоть бы что… Орлом зырит! Инкубаторским, правда, но ничего… тоже с перьями. Я тебе, Сыркин, гостинца принес. От зайчика. На — держи… Агриппина, видать, и трясется над тобой, а?
— У меня затрясёсся… Я ее в кулаке держу.
— Это ты правильно, — подмигнул Сереге Гаврилов. — Она же у тебя транзисторная.
— Гори, гори, моя звезда… — подошел Григорий. — Привет главному инженеру! И выговор за нарушение техники безопасности. Почему не в укрытии?
— А много ль ты там поджег?
— Да каво… Пару килограмм.
— У-у… Страшно. Ка-ак фукнет!
— Не говори, батя. Только брызги в сторону…
И в это мгновение орт как бы осел, прогнутый адским усилием. Сморгнула огромная, белая зарница. Затем орт, выгибаясь назад, встряхнулся, рождая пока еще только глухой гул, а за ним почти сразу же, срывая и выламывая все на своем пути, промчался по тесным подземным пространствам ревущий, ураганный шомпол взрывной волны. Нет, на такое не мог быть способен заряд в два килограмма, что подвесил в Серегином скреперном взрывник Григорий Гаврилов.
Серегу и Сыркина, сидящих в укрытии, с хрустом приплюснуло к стенке проходки.
Григорий, всем телом ударив Ивана Федоровича, полетел, утрачивая тяжесть. Раза два его перевернуло и с размаху влепило в шершавый выступ породы.
Иван Федорович, с головы которого мгновенно слетела каска, кубарем катился по штреку, разбивая лицо…
Со скрежетом лопнули трубопроводы оросительной системы…
С лязгом и звоном упали с полков прожекторные осветители…
Зашипел, освободившийся от шлангов, воздух…
Хлынула вода…
От разнарядки цеха движения бежал навстречу погромыхивающему электровозу Анатолий Юсин… Остановил состав и крикнул машинисту:
— Где это?!
Машинист, недоумевая, пожал плечами.
— Давай в шестнадцатый! — скомандовал Юсин.
Еще через несколько минут в руднике пронзительно залились телефоны.
