— Приведите все в норму, Иван Федорович, и работайте на здоровье, — спокойно сказал Юсин.

— В но-орму… Вырастил на свою шею казуиста. Ты вот лучше скажи, когда сосунком у меня по участку мастером прыгал, я тебе в книжки твои смотреть мешал?

— Нет, Иван Федорович. Спасибо, — улыбнулся Юсин.

— Чего же ты теперь в каждую дырку со своими горлохватами лезешь? Что это, понимаешь, за недоверие? Что я, может, хуже тебя эту горку знаю?..

— Работа у нас та-кая… — пропел, подмигнув, Анатолий.

— Пошел бы ты знаешь куда?

— Знаю…

Спуск закончился. Надежда врубила пневматику, и она, сработав со свистом, раскрыла гремучие двери. Все вышли. Агриппина обратилась к Ивану Федоровичу:

— Вы моего Сыркина там случайно не увидите?

— Прямо мечтаю увидеть… А что?

— Тогда передайте ему вот это, а? Поесть тут кое-чего… — Она вытащила из-за пазухи сверток. — Мы нынче проспали с им. Он не поевши и убег. Жалко ведь… — В грубоватом голосе Агриппины прозвучала нежность.

— Жалко… — буркнул Гаврилов. — Спать надо поменьше.

— Да мы с им на картину ходили… — смутилась массивная, грудастая, выше Гаврилова ростом, Агриппина.

— Передам, передам — не волнуйся, — сказал уже потеплее Иван Федорович и взял у нее сверток.

— Домой-то когда? — окликнула его Надежда. — Опять, поди, заторчишь тут?

— Видно будет.

Надежда оттянула его за рукав в сторону, заговорила шепотом:

— Гришку увидь. Погляди на него. Что-то он мне последнее время не нравится… Шебутится, нервный весь.

— Сама с ним и говори. Ты — мать.

— А ты — отец, понял? — строго сказала Надежда.

— Ну ладно, — отмахнулся Иван Федорович. — Нашла время… Поговорю, поговорю.

Он побежал догонять Юсина и Клыбина. Догнал на повороте. Навстречу погромыхивал состав с рудой. Они прижались к стенке штрека, пропуская вагонетки. Потом, закурив, Иван Федорович сказал:

— Толя, ты отойди-ка от нас подальше. Я с Петром Николаевичем секунду хочу по секрету…

Юсин пошел не спеша вперед.

— Петя, — заговорил Иван Федорович, глядя на Клыбина, вернее на его огромное родимое пятно на щеке, — ты почему людей не уважаешь?

— Каких это еще людей? — сощурился Клыбин.

— Рабочих, — уточнил Иван Федорович.

— С чего это ты так решил?

— Вижу.

— А я тоже кое-чего вижу, Иван Федорович, дорогой… — окрысился Клыбин. — Вижу, как вы с этим Тучиным шуры-муры разводите! Семенова спихнули. А он ведь дельный специалист. И потом, сейчас, когда вся страна, понимаете, охвачена трудовым подъемом и повсеместно разворачивает социалистическое соревнование, вы с Тучиным…

— Что мы с Тучиным?

— О Тучине будет кое-где особый разговор еще… — зашипел Клыбин и задохнулся. — Вы занимаетесь на руднике всякими переустройствами, а не заботой о перевыполнении плана. Как это делал Альберт Анатольевич Студеникин.

— А ты знаешь, за счет чего он перевыполнял?

— Да уж знаю, знаю!..

— Вот и хорошо, — посуровел Гаврилов. — Ты ведь вместе с ним грабил рудник, понял?

— Руководить, Ваня… — затрясся в нервном смешке Клыбин, — нужно талант иметь и образование. Куда ты лезешь со своим техникумом? А?..

Гаврилов с секунду помолчал.

— Ну, ладно, Петя… Поговорили, и хватит. Но учти… Я тебе это в последний раз говорю…

— Не пугай, не пугай. Михеев скоро вернется. Мы еще поглядим!..

— Ты, слушай! — рявкнул, не выдержав, Гаврилов. — Так вот… — Клыбин смотрел на него с явным испугом, — Если ты при мне… Или без меня, понял?.. Еще хоть раз потянешь на кого-нибудь, как вот сейчас в клети на мою бабу… То я тебе лично рога отверну. Понял? И второе. Кончай носиться в партком и стучать по пустякам. Богом прошу, Петя. Я тебе Тучина обижать не позволю. Ты меня вроде давно уже знаешь. А теперь дуй по холодку.

Клыбин вытер лицо ладонью.

— Хорошо, Иван Федорович. Мы и этот разговорчик запомним…

Гаврилов пошел на него грудью. Клыбин отшатнулся, а Иван Федорович, как бы и не замечая его, крупно зашагал по штреку.

В разнарядке, только они вошли в нее с Юсиным, сменный мастер протянул ему трубку.

— Гаврилова спрашивают.

— Гаврилов слушает…

— Это ты, Гриша? — уточнила трубка.

— Нет. Это другой Гаврилов… — сказал Иван Федорович. — А что?

— Скажите, Григорий Гаврилов сегодня в которой смене? — спросила трубка.

— А простите, кого это интересует?

— Это звонят из ресторана «Пурга». Руководитель оркестра.

— Ясно… — Гаврилов аж засипел носом. — От восемнадцати до ноля. Еще что?

— Все, спасибо, другой товарищ Гаврилов, — съехидничала трубка.

Гаврилов швырнул ее на рычаг, зло сказал мастеру, заполняющему на краешке стола какие-то бумаги:

— Не рудник, понимаешь, а народный театр! Композиторы… Певцы! Гамлеты всякие! А третий сортиры расписывает. Тоже поэт… С кем только руду брать?!

— Ну ты что это, Иван Федорович, икру мечешь? — улыбнулся мастер.

Гаврилов дернул щекой.

— Ты вот что, милый… Не рассиживайся. А валяй-ка за меня в партком. Учись и учись. Не мешай нам вот с этим начальником разбираться…

Мастер собрал бумажки и, пожимая плечами, удалился.

— Ну? — спросил Гаврилов у Юсина. — Зажгутся вечером огни, и снова будем мы одни? Так чего тебе еще от меня надо?

Юсин, выслушав это, рассмеялся:

— Предлагаю на планчик взглянуть.

— Давай, давай. Поглядим…

Юсин развернул на столе чертеж участка. Показал пальцем:

— Вот здесь, Иван Федорович, именно здесь, у вас магистраль и буксует…

— Скажи, какой умный…

— Пойду до грузина… — сказал, потянувшись, с зевком во весь рот, Сыркин. — Про Гамлета с им погутарю. Как он там с этой… Афелией… С вами меня тута скука загрызла.

— Катись, катись, — отозвался из полутьмы забоя Григорий.

Он заряжал пробуренные Сыркиным веерные скважины. С потолка блока уже зависли бесконечные хвосты огнепроводных шнуров.

Григорий работал споро, без остановок, изредка поглядывая на Нелю, что вела в стороне маркшейдерские замеры. Рвал на аммонитовых пачках маслянистую упаковку, всовывал в шпуры взрывчатку и далеко и сильно уталкивал ее специальным «шомполом» — длинной палкой.

Неля еще разок взглянула в окуляр прибора и затем стала снимать его с треноги.

— Все вроде в норме, Гаврилов… Как там у тебя роман с газированной водой?

— А как у тебя… с техникой безопасности?

— Абсолютно безопасно, — съязвила Неля.

— Динаму крутишь, что ли?

— Рассказать, да? — отпарировала она.

— Не надо… Это мне без разницы.

— А может, придешь ко мне, Гриша? — неожиданно ласково, с тем, прежним, всегда волновавшим Григория придыханием, спросила Неля. Она скинула с головы каскетку и игриво подправила волосы.

— Отгул, чо ли, взяла у Юсина? — насторожился Григорий.

— Приходи, а?

— Ты серьезно? — обрадовался он.

— Серьезно…

Григорий, гремя сапогами о породу, подошел к ней. Вгляделся в ее немигающие глаза, взял за плечи и потянул к себе… Неля почти допустила его к губам, а потом зло фыркнула прямо в лицо:

— Пробьешься в судорогах, бугай!.. Вот так вот вас дураков и покупают! Пей газированную воду. Она бесплатная!

Григорий опешил, а Неля выскользнула из его рук и добавила:

— И только попробуй еще раз ко мне прикоснуться…

В забой всунулась голова Сыркина. Осклабилась довольно и тут же исчезла.

Григорий аж сплюнул.

Неля расхохоталась…

Серега Гуридзе в это время подтянул скреперный ковш до самого люка и вырубил лебедку. Грохот стих. Серега залез за ограждение в орт и заглянул в подающий палец. Посоображал, в чем дело, схватил шуровку и потыкал, отскакивая каждый раз, когда начинала «капать» порода… Но большого поступления не выходило, и Серега отбросил шуровку. Сказал сам себе вслух:

— Зажим. Рват надо. Григория зват надо.

— Один вот так-от тожа сам с собой толковал — повернулся. В дурдом загрохотал… — хихикнул неожиданно появившийся Сыркин.