— Дед Мороз? Да его вообще не существует..
— Бенжамен! Замолчи! Rachel is croying in the Pere Noel so donʼt be cow!
— Donʼt be cow? Скажи-ка, Франсуаза, милая, ты английский учила в клубе в Анкаре или где?
— А Дед Мороз приходил сюда в гости до того, как я родилась?
— Конечно, девочка моя, я даже больше скажу, это было тогда обычное дело.
— И Дед Мороз приходил к нам домой?
— Блин!
— Правда?
— Конечно! Кстати, поскольку он доел весь суп, у него проявились даже его волшебные способности. Я помню, он взлетел на люстру и превратился в Барби, правда, Франсуаза?
— No, Michel, stop with Barbie, you знаешь прекрасно, что я не хочу, чтобы Рашель has a Barbie for Noel…
— Ah yes, it is правда, I have забыл, Франсуаза…
— А почему Дед Мороз больше не приходит к нам в гости?
— Потому что он блевал после маминого волшебного протертого супа.
— Бенжамен!
— Дед Мороз в виде исключения заскочил, он прочистил дымоход и остался перекусить.
— Да, от хорошей прочистки дымохода всегда хочется есть.
— О… Франсуаза!..
— О… Мишель, you have все воспринимаешь извращенно… Not in front of детьми…
— А зачем Дед Мороз чистит дымоходы?
— Зачем? Как может тучный старик пролезть через узкий, забитый дымоход, карлица ты мелкая?
— Я не с тобой разговаривала, господин Бенжамен, а Дед Мороз написал мне, потому что я самая хорошая маленькая девочка…
— Знаем, мелкая карлица, знаем: ты про то письмо, где он говорит, что не хочет дарить тебе гигантскую игру «Микадо», да?
— Бенжамен! Ты что, роешься в моей сумке?
Тут я убегаю в свою комнату, смотрю на письмо Деда Мороза и узнаю бирюзовые чернила маминой ручки. Я думаю, что он, наверное, взял мамину ручку, потому что забыл свою. И когда я так думаю, я ясно понимаю, что концы с концами не сходятся.
И я целую вечность плачу, рассматривая потолок.
Короче, мой брат опять прав, I am сгоуing in the Pere Noel, а это просто-напросто обман…
~~~
В семидесятых годах мои родители влюбились в полную очарования нормандскую развалюху, дремавшую посреди спокойной деревушки.
Ночью там светятся светлячки.
Утром там поет петух.
В доме напротив живут фермеры.
Фермеры держат коров.
Коровы дают молоко.
И мы пьем коровье молоко.
В доме есть гостиная, столовая в местном стиле, три детские комнаты, ванная на втором этаже, ванная на третьем этаже и комната для взрослых, где я и была вроде бы зачата.
В гостиной хранятся дачные книги.
Дачные книги: шкаф, набитый томами с загнутыми и пожелтевшими по краям страницами, между которыми мирно покоятся расплющенные пауки.
В гостиной загородного дома можно наконец спокойно посидеть и отдохнуть.
Спокойно посидеть и отдохнуть в гостиной загородного дома: устроиться в отсыревшем кресле и слушать приглушенное жужжание издыхающей мухи, создающее расслабляющий и монотонный звуковой фон.
В комнатах стоят шкафы, в которых висят желтые дождевики и проеденные молью свитера.
В туалет ничего бросать нельзя, потому что канализационной системы здесь нет.
Летом стены источают влагу, а зимой паровой котел постоянно ломается.
По ночам обычно прохладно.
Вечером дым угасающих печных труб смешивается с запахом навоза.
Это типичный местный аромат.
У коров глаза облеплены мухами.
И, кажется, это их не нервирует, а успокаивает.
Если бы я была коровой, меня бы бесили все эти мухи в глазах.
Когда мы ходим по высокой траве, мы надеваем сапоги.
Сапоги, хоть они и некрасивые, бывают полезны.
Но все-таки они очень некрасивые.
Вечером после ванны, мы все чистые и аккуратно причесаны.
Мы играем в саду в футбол в пижамах.
Потом садимся за стол.
За столом шумно, мы пьем домашний сидр и едим колбасу.
Колбаса местная.
Сидр домашний, и дом — домашний.
В деревне у меня есть друзья моего возраста…
Они, как и я, проводят каникулы в деревне, где у них тоже есть друзья их возраста.
Друзья моего возраста — это люди одного со мной роста, о которых во время учебного года я особенно не вспоминаю.
Элиза, Патрисия, Бастьен, Пьер и я…
Элизе девять лет.
Это папенькина дочка, которая до сих пор не выросла.
Чертовски красивая брюнетка с чертовски многообещающими голубыми глазами, как говорит мама, ну, это ты так считаешь, Франсуаза, как говорит папа…
Элиза — дура.
Она никуда не ходит без Принцессы, своей любимицы, с которой не расстается после того, как ее мать уехала.
Любимец: грязный предмет, на который переносится любовь к матери в отсутствии последней.
Принцесса — коллекционная кукла, которая уже, наверное, ничего не стоит.
Коллекционная кукла, которая уже, наверное, ничего не стоит: коллекционная кукла, попавшая в руки того, кто не знает, что такое коллекционная кукла.
Не знать, что такое коллекционная кукла: сморкаться в нее, когда тебе грустно, и считать, что она красивее, если у нее с одной стороны волосы длинные, а с другой — короткие.
Считать, что кукла красивее, если у нее с одной стороны волосы длинные, а с другой — короткие: решить, что ты профессиональный парикмахер, а потом жалеть об этом.
Когда Бастьен ругается, Элиза наклоняется к Принцессе и шепчет ей, что обо всем расскажет папе.
Бастьен обзывает Элизу ябедой-корябедой.
Элиза плачет, потом сморкается в Принцессу.
Элиза пришепетывает.
Однажды я спросила Элизу, как она чихает, «апчхи» или «апсьхи».
Элизе шутка не понравилась.
Жалко, потому что мне интересно.
Патрисии одиннадцать лет, и, как говорит мама, она плод противоестественной любви спаржи и кузнечика.
Когда погода хорошая, Патрисия становится вся красная, а когда погода плохая — вся белая.
Патрисия — двоюродная сестра Элизы, она ходит к парикмахеру и уже трогала член Мишеля, своего сводного брата, который старше ее на семь лет.
Я очень люблю Патрисию.
Мы с ней здорово веселимся.
Бастьену десять лет, это хорошенький кудрявый блондинчик, подлый, умный и хитрый.
Я ненавижу Бастьена, и это меня занимает.
Пьеру восемь лет, это младший брат Бастьена. Иногда он насмешничает и паясничает, и ему совершенно незнаком стыд, это мама так говорит. Пока он — прилипала.
Быть прилипалой: плыть на волне старших.
Синоним: раньше времени щупать свой лобок.
Меня зовут Рашель, мне восемь с половиной, почти с тремя четвертями, на каникулах я то скучаю, то не расстаюсь с нашей бандой, но это уж точно лучше, чем школа, где я то скучаю, то очень скучаю.