- Надо узнавать. Не так уж трудно. Разве будет наш истребитель заходить на группу своих самолетов сверху? Он сзади должен идти и в стороне. А мы все рты пораскрывали…
- Тихонов правильно говорит,-вмешался в разговор Афанасьев. - Учиться надо все время. Для этого бензина и боеприпасов не жалко. Зато уж врага будем бить крепко, наверняка. И хитростью нас никакой не возьмешь.
Ранним утром следующего дня начались учебные полеты. Летели на этот раз не на запад, а на восток. Часто меняли курс, высоту, маневрировали. Бомбы сбрасывали на полигоне с пикирования. В круг попали только бомбы экипажа командира эскадрильи. Остальные бомбили неважно. Я видел разрывы даже в лесу. Затем стреляли по наземной цели - настоящему «Юнкерсу-88». Немецкий [24] летчик посадил подбитую машину недалеко от нашего аэродрома. С самолета сняли все оборудование, моторы, вооружение, остался один разбитый планер. С земли огонь стрелков корректировали по радио.
- Неправильно упреждение берешь, - передавали мне. - Пули ложатся впереди цели.
Я учел ошибку.
- Теперь хорошо, - услышал я. - Делай короче очереди.
Едва самолеты сели и техники заправили их горючим - снова команда на вылет. Поднимаемся в воздух. Стрелка высотомера медленно ползет по шкале. Четыре тысячи, пять тысяч метров. Я надеваю кислородную маску. Дышать становится легко. Под нами проплывает знакомый, примелькавшийся ландшафт: широкие поля, перемежающиеся с лесными массивами, извилистые речки, неглубокие овраги. Идем вдоль шоссейной дороги. Сверху она кажется узенькой ленточкой. На ней движущиеся точки, похожие на муравьев. Я считаю их и передаю на землю радиограмму о движении колонны «противника». Семь тысяч метров. Дальше по шкале стрелка ползет очень медленно. Нужно несколько минут, чтобы она продвинулась на одно деление. Семь тысяч двести метров. Это уже потолок для нашего самолета с бомбовой нагрузкой.
Маршрут пройден. Командир переводит самолет в крутое планирование. От резкой перемены давления в ушах невыносимо ломит. Я вспоминаю советы нашего полкового врача и, набрав в легкие побольше воздуха, что есть силы кричу. Боль уменьшается.
- Что случилось? - тревожно спрашивает командир.
- Уши ломит, - отвечаю ему.
- Тьфу, сумасшедший! Этак перепугать до смерти можешь!
Снова заходим на полигон для бомбометания, а затем на стрельбу. Еще несколько минут полета, и мы на аэродроме. Ноги с трудом слушаются, в голове звон, уши словно заложило ватой. Я знаю, что скоро это пройдет. С наслаждением снимаю комбинезон. Хочется растянуться на земле, полежать. Но отдыхать нельзя - надо чистить пулеметы.
Потом разбор полетов. Командир опять недоволен, хотя говорит, что на этот раз мы бомбили и стреляли значительно [25] лучше. Он указывает на ошибки и дает задание на завтра.
И снова учебные полеты. Вечером, усталый, наскоро проглотив ужин, я спешу в землянку. Здесь любители домино уже «режутся» в «козла». Рядом с играющими, разложив на планшете листки бумаги, Власов пишет письмо. А на нарах, поджав под себя по-турецки ноги, продолжают спор неразлучные друзья - Тихонов и Киселев.
- Вот ты стрелял сегодня плохо, значит и фашиста в бою сбить не сможешь, - наставительно замечает Тихонов. - А говоришь: академию открыли. Выходит, нужна академия. И тебе больше, чем другим, надо учиться.
- А ты чем лучше? Стрелял-то тоже не ахти как! - язвит Киселев.
Я уже не слушаю. Веки слипаются, и сон одолевает меня.
Подвиг
Лейтенант Василий Челпанов летал на связном самолете «По-2». Он возил для полка почту, детали для боевых машин, раненых, доставлял боевые приказы и распоряжения - словом, выполнял трудную и незаметную «черновую» работу. Его маленький шустрый «кукурузник» поднимался с аэродрома в любое время дня и ночи.
Подстать самолету был и летчик. Небольшого роста, подвижный и быстрый, лейтенант в воздухе чувствовал себя прекрасно, машину пилотировал мастерски, взлетал и садился в темноте, при дожде и снегопаде.
Летчики нашего полка часто подтрунивали над ним.
- Скажи, Челпанов, почему не выпускаешь тормозные щитки, когда идешь на посадку?
Все знали, что тормозных щитков «По-2» не имеет - посадочная скорость самолета очень невелика.
- Нет, ты лучше расскажи, как сбил «фоккера» и взял в плен фашиста, - говорил другой под дружный смех летчиков.
В полку этот случай знали все. Челпанов вылетел на аэродром истребителей, расположенный в нескольких километрах от линии фронта, для установления связи и организации взаимодействия. В воздухе его поймал фашистский [26] истребитель «Фокке-Вульф-190», решивший, видимо, одним махом покончить с маленьким связным самолетом. Набрав высоту, гитлеровец устремился в атаку. Но «кукурузник» вдруг пропал: Челпанов заметил невдалеке небольшую речушку и «прижал» самолет к самой воде, летя ниже крутых, обрывистых берегов. Сделав несколько кругов, фашист заметил самолет и снова ринулся в атаку. Челпанов начал делать неожиданные виражи, развороты над самой землей, нырял в овраги и лесные просеки. Разница в скоростях самолетов была очень велика. Гитлеровец боялся врезаться в землю и поэтому на малой высоте не успевал прицеливаться или же выпускал за атаку всего одну-две очереди.
«Бой» длился долго. Фашист до того увлекся, что не заметил, как Челпанов завел его далеко за линию фронта на свою территорию. Закончился этот поединок тем, что немецкий летчик растратил боеприпасы, потерял ориентировку, израсходовал горючее и был вынужден совершить вынужденную посадку в нашем тылу, где его взяли в плен. Во время воздушной погони Челпанов был ранен: осколком снаряда слегка царапнуло пятку. Это ранение также служило предметом неистощимых острот.
Сам лейтенант, хотя и понимал, что насмешки беззлобные, переживал и сердился. Ему казалось, что работа, которую он выполняет, второстепенная, и он стоит в стороне от боевой жизни полка. А между тем Челпанова в полку уважали и любили.
Раз лейтенант не выдержал и обратился к командиру с просьбой дать ему возможность переучиться и летать на пикирующем бомбардировщике.
- Ты же не достанешь ногами до педалей! - пошутил командир.
- Достану!
- Ну, хорошо. Поговорю с командиром дивизии. Если разрешит, в свободное время сам вывезу тебя на учебном самолете.
Полк скоро получил передышку. [27] Начались учебные полеты. Командир вызвал Челпанова.
- Докладывал я комдиву о твоем желании, - сказал он. - Разрешил полковник. Так что готовься к полетам.
И вот Челпанов на боевом самолете. Успехи его были поразительны. Уже после нескольких полетов по кругу и в зону лейтенант вылетел самостоятельно. Взлетал и садился он отлично, пилотировал самолет уверенно, в строю держался, как на привязи.
Очень скоро Челпанов вошел в семью бомбардировщиков равноправным членом и активно включился в боевую работу.
Полк получил задание - вести разведку ближних и дальних тылов противника. Летали одиночно по маршруту Орел - Карачев - Брянск. Фотографировали аэродромы, шоссейные и железные дороги, сосредоточения войск. Возвращались обычно на большой высоте. Летали и на «свободную охоту». Так назывались вылеты на разведку ближних тылов противника. Маршрут обычно экипаж выбирал сам. В задачу входило: разведать и сфотографировать сосредоточение или передвижение войск противника, бомбить и штурмовать его.
Вылеты были опасными и в то же время очень интересными. Если самолет-одиночку ловили фашистские истребители, то уйти уже было трудно. Но зато какое чувство справедливой мести, бывало, испытываешь, когда, найдя большое скопление войск врага, неожиданно обрушиваешься на него.
…Самолет, круто планируя, заходит на штурмовку колонны автомашин с пехотой. Стреляет летчик. Веер пуль - разрывных, бронебойных, зажигательных, трассирующих - осыпает колонну врага. Там, внизу, все смешалось. Вспыхивают автоцистерны с горючим, валятся в кювет машины, на полном ходу выскакивают из кузовов автомашин гитлеровцы, падают, разбегаются по полю… За гибель наших людей! За сожженные города и села!
