В Бриг приехали ночью. Взяли такси. В Таше пересели в электромобиль. Чтобы поддерживать воздух чистым, автомобили в Церматте запрещены.
Команду разместили в разных комнатах. Но никого в номер 15. Идя в комнаты, перешагивали через шланги, обходили канистры с известью. В отеле шёл ремонт. Данила Евгеньевич и Скакунов молили Всевышнего, чтобы в номере 15 не забелили потолок.
Наутро познакомились с хозяйкой «Плата Роза». Миловидная не без строгости женщина разрешила переехать в номер 15. Он пустовал, но не сдавался. Там вчера начали ремонт.
«Никакого ремонта!» - топнул ногой Скакунов, сейчас же куртуазно осклабился и зашептал Степанову, поблёскивая глазами: « Ты ей переведи. Номер дорог. Друзья нам рекомендовали. Прекрасный вид. View! » - вращал орбитами Скакунов, стараясь понравиться андрогинной владелице.- « Уедем, потом отремонтирует».
Желание постояльцев – закон. Хозяйка протянула ключи от номера 15. Вскочив в номер, Скакунов затанцевал. В танце лицо его постепенно вытягивалось, движения замедлялись. Половину потолка успели забелить. Повезло, не ту, что к двери.
Данила Евгеньевич и Скакунов бросились на крайнюю постель головой к красавцу Маттерхорну. До вечера было далеко, никакие цифры не проявлялись. Напрасно Скакунов становился на стул и изучал потолок в лупу. Никаких цифр. В глубине мелкой души Скакунов, верно, положил, Небеса требуют человеческих жертв, по-крайней мере, мучений. Он заставлял поочерёдно Степанова, Бориса, Павла и Данилу Евгеньевича подставлять ему плечи. Взбирался верхом и пристально выглядывал каждый пупырышек штукатурки. Скакунов провёл по потолку ладонью и покраснел с досады: не затер ли он заветные цифры?
Скакунов злился на Витю. Не напутал тот со вторым сообщением, тем более что, кроме голословных утверждений мальчика, никаких доказательств не существовало. Витя слово в слово ежечасно повторял Послание.
От перенапряжения Скакунов стал различать цифры на потолке, но всякий раз разные. Как назло, третьи сутки отсутствовали то розовые сумерки при закате, то шлейф тумана не собирался у пояса горы. Бушевавшая пурга заволокла гору так, что она едва проступала контуром.
Все понимали: требуется солнечный день. Свет должен лечь определённым образом.
Как-то ночью Степанову не спалось. Ему почудились шаги, голоса в коридоре. Степанов надел шлёпанцы и выглянул. Дошёл до входной двери. Отель стоял открытым, на ночь входная дверь не запиралась.
Степанов доложил начальству. Те были потрясены. Они не понимают? Надо переговорить с хозяйкой. Если Родригес их выследил, жди беды.
На претензии русских хозяйка улыбалась. Таков порядок. На ночь отель не закрывается, мало ли кто когда придёт.
«Тупые немцы !» Скакунов приказал на ночь втыкать ножки стульев в ручки дверей, придвигать тяжёлые предметы. Чтобы не взяли в заложники детей, за ними приглядывал Борис. Ночевали они в одной комнате. Полли и Борис на кроватях, Витя – на полу.
Ночами по коридору всё чаще кто-то ходил, прислушивался к происходящему в номере 15. Скакунов отдал приказ: номер не покидать ни на минуту. Установить дежурство. Обедать поочерёдно. До буржуазных развлечений, катания на лыжах, досках и санках, не опускаться. При уборке комнат выходить в коридор. Не отлучаться, через раскрытую дверь следить за уборщицей.
Скакунов и Данила Евгеньевич, спавшие на соседних кроватях, стоявших впритык, и иногда во сне придавливавшие друг друга, не разлучались и днём. Они проводили часы, изучая фотографии потолка, сделанные подполковником. Проявлять негативы ходил Степанов. Подполковники искали цифры.
День выдался ясный прозрачный. Он намекнул ровным синим покрывалом, натянутым над землёю шатром, когда в предутренней голубой неясности пронеслись у отеля обычные ранние пташки – санники с фонариками на лбах, высвечивающими дорогу. Синева выцвела. В жёлтом восходе проступил Маттерхорн, угловатый наклоненный переменчивый юноша, которому предстоит пережить ежегодно наблюдающих и восторгающихся им.
Данила Евгеньевич и Скакунов с рассвета остались лежать ждать сумерек. Павлу нездоровилось, и он тоже остался в номере. Степанову, Борису и Полли с Витей удалось отпроситься кататься на санях.
Степанов, Борис и дети долго поднимались в горы. Перед ними раскрывались новые ракурсы знакомых мест. Солнце заискрит снег, и окружающее растворяется в молоке, как в недодержанном негативе. Спрячется светило за ёлку, выставит её неловкой смущающейся красавицей, разлапистыми ветвями опустившей в наст платье кроны. Древняя церквушка выступит в опустелом селенье, и запахнет средневековьем. В низких крошечных домишках жили люди, где и не выпрямишься. Верили в наступившее, желали кладов… Степанов пробовал заговорить с Борисом о Кальвадосе, но встретил недвусмысленный отпор. После лечения «спиртное» имя бывшего миллиардера вызывало у Бориса оскомину. Он просил называть старика иным именем, и непрерывно интересовался, когда они с Витей уедут домой. Борис тосковал по родным пенатам. Витя проявлял солидарность с отцом. Заграницей он не находил ничего, чего не встретишь в Москве. Кататься в Подмосковье или на Домбае не хуже.
Полли и Витя в восторге спускались с гор. Борис и Степанов, огромные на одних санях, чегардили ногами, неловко подтягивая колени до ушей. Где дети катились смело, взрослые усматривали скрытые опасности. От страха направляли сани к вздымавшейся холмом боковине,- трассы лежали в долинах,- въезжали на подъём и заваливались через голову. Идя на риск, сани взрослых летели болидом, переворачивались на изгибе дорог. Борис и Степанов бились, получая синяки. Они примерили удовольствие не по возрасту. Дети же переживали экстаз.
Случайно наткнулись на хижину в пересечённом ущелье. В доме под потолком висели широкие доисторические лыжи с ремнями для стоп, деревянные древние санки. Бревенчатые стены излучали уют. Прислуживающая семья предложила омаров в кляре и поджаристую золотистую картошку. Изумлению Полли, Вити и взрослых не виделось предела. Экзотика в альпийских горах – по уши в сказке!
Розовые сумерки легли на городок, юноша Маттерхорн кокетливо затянулся пояском. Данила Евгеньевич со Скакуновым одновременно увидели цифры.
- Нашли? – раздался за дверь вкрадчивый голос Павла.
- Ещё бы, больной чёрт! – беззлобно сказал ему Данила Евгеньевич, впуская в комнату.
Подобно закату, поры кожи Данилы Евгеньевича сияли розовым, лицо расправилось, разрыхлилось, как у ребёнка.
Войдя в отель, Степанов и Борис ещё в холле различили шум в пятнадцатом номере. Скакунов и Данила Евгеньевич пустились в присядку.
Мужчины сидели в номере допоздна, рассуждая, что делать дальше. Точно ли ячейка в банке на предъявителя, на любого, знающего код? Наверняка потребуются дополнительно документы. Кто пойдёт в банк? Возможна ли консульская поддержка, если человека, обратившегося в банк, задержат? Предположим, мы получили секретные бумаги, как действовать потом? Немедленно лететь к Кальвадосу или, предварительно изучив материалы, отправиться в самостоятельное плавание? В любом случае, в интересах родины Скакунов требовал перефотографировать документы из банка.
Полли и Вите страстно желалось узнать, как выглядят цифры, которые усмотрели в номере. Расположение цифр запомнили и теперь смогут показать при любом свете, а не исключительно на закате. Детей не пускали. Они маленькие. Нечего и по отелю шляться, идите спать. Сидите в номере, никому не открывайте.
Около полуночи, наказав Полли затаиться мышью в комнате, Витя выскользнул в коридор. Ему не терпелось подслушать разговоры взрослых. Он спустился со второго этажа, собирался повернуть к 15 номеру, когда различил шорох в вестибюле.
Витя пошёл на синий свет, лившийся из окон холла. Повернув за угол, у регистрационной стойки Витя почти воткнулся лбом в спину человека в тирольской шляпе, потайным фонариком высвечивавшего страницы журнала, где отмечались постояльцы. Родригес, ищущий номера комнат! Витя повернулся бежать, предупредить взрослых. Неловко он зашумел. Родригес побежал за ним.
