- Папа, я не устал!

- Дай, я сам. Пусть лучше я сяду. Я сидел!.. Ты ещё не знаешь, что это такое.

         Борис принялся лихорадочно копать. Иногда он останавливался, вытирал пот со лба, бормотал: « Отец за сына…отец за сына!»

         Лопата ударила по крышке. Гроб отозвался эхом. Борис при помощи суетящегося Вити, Борис отгонял его, тот опять лез, достал гроб из могилы наружу. Борис поддел острием лопаты крышку. Она легко соскочила. В гробу никого не было.

- Я же говорил! – воскликнул Витя.

                                                               8

         Оставшись одна, Полли Беккер не испытывала страха, она чувствовала горе. Парусник, которому следовало доставить их на Галапагоссы, развалился ночью. Полли крепко спала, ей снились красивые фламинго, смешные утконосы, неповоротливые броненосцы и множество других забавных животных. Мама обещала, она увидит их завтра. Вдруг послышались крики, беготня сотни ног. В дверь каюты, где спала Полли и её родители, громко застучали. Чей-то встревоженный голос потребовал, чтобы они немедленно поднялись наверх. Полли смертельно хотелось спать, а ещё досмотреть сон про броненосцев и утконосов. Она сидела на кровати и торопливо заплетала косички. Папа и мама быстро поднялись и теперь одевали её. Раздавались стуки откидных кроватей, дверей, ступенек лестниц. Полли слышала такие звуки, когда они отплывали из Гуаякиля,  и множество людей одновременно поднимались на борт и занимали каюты. Сейчас наоборот. Всем срочно требовалось выйти на палубу. К топоту, возгласам и стукам, создаваемыми людьми, присоединился ещё звук. Его издавал корабль. Он вдруг дал знать себя. Корабль скрипел, корабль подавался. С усилием, еле заметно, но основательно, стены смещались относительно друг друга, потолок кривился, пол дрожал. Корабль  ожил. Он дышал, он боролся, восстанавливая  покореженные внешней болезнью составляющие. Люди понимали, ему трудно. Наступит мгновение, и он сложится карточным домиком.

         Полли и её родители занимали каюту без окон. Они не могли видеть, что происходит  снаружи. Когда они вышли и пошли по лестнице, где уже толпились люди, Полли удалось заглянуть в боковой иллюминатор. За бортом, в лучах корабельных прожекторов вздымались чёрные волны. Они надвигались на корабль. Каждая последующая волна накрывала предыдущую. Круглые часы на стене показывали третий час ночи.

         Кто-то закричал: «Тонем!» Толпа на лестнице осела, люди, будто сжались, а потом распрямившейся пружиной разом двинулись по лестнице, расталкивая соседей. Полли никогда не видела людей такими неодетыми, непричесанными, неприбранными, не накрашенными. Красные потные лица, раскрытые рты,  голые шеи. До мертвенной белизны вцепившиеся в поручни пальцы. От людей дурно пахло, они сквернословили, дрались. Локти  сталкивались с локтями, плечо отодвигало плечо. Ещё ценились вещи. Толпу будоражила брань из-за оторванной ручки чемодана, зажатого между телами несессера. Но кто-то уже летел сломя голову, бросив всё. Полли заметила  молодого симпатичного мичмана. Когда они поднимались на корабль, он вежливо подал руку маме, принял саквояжи у отца. Мичман приятно улыбался, словно не существовало большего счастья, чем принять их на судне, где он служил. Позже Полли заметила, как точно так же он улыбался другим людям. Теперь этот мичман, появившись внизу лестницы, грубо работал локтями. «Мне надо наверх, мне надо наверх!» - огрызался он на просьбы пассажиров вести себя повежливее. Он стремился на палубу, туда же, куда и остальные. Зубы мичмана скалились, как у хищного зверя.

         С пронзительным визгом охнула толстуха, которой наступили на ногу. «Берегите детей!» - крикнул  пожилой мужчина. Заглянувший в люк  помощник капитана потребовал, чтоб детей передавали на палубу. Мама не отпустила Полли. Она передала её отцу, тот высоко поднял дочь над толпой, чтобы не раздавили. Сидя на плечах отца, Полли смотрела на других детей. Как и её,  их несли на плечах.

         За кормой бушевал шторм. С неистовым рёвом огромные чёрные волны катились по безбрежному океану. Полли не знала океан сердитым. Он всегда встречал её ровным, ласкающим взгляд безмятежным простором. Над ним летали белые птицы, по нему плыли серебристые корабли, сопровождаемые благодушными дельфинами, теми, что всегда спасают людей, попавших в беду.  В небе застыли кучеряшки облаков. Таким океан был на картинках. Полли наблюдала на картинках и шторм. Это когда гибли люди. Люди держались за мачты, к ним приближались прозрачные подсинённые валы воды. На картинках беда и покой были контрастны. Полли поняла, настоящий, страшный шторм нельзя изобразить. Ну, если только не закрасить картину чёрным. Настоящий шторм, это когда полный мрак. Прожекторы от садящихся аккумуляторов высвечивают лишь несколько ярдов у корабля. На самом судне тлеют светлячки сигнальных огней. Обескровленные, перекошенные страхом лица, попадая в свет, вспыхивают и застывают в воздухе, витая  масками из музея восковых фигур.

         На палубе опять кричали,  бегали, толкались. Папе Полли составляло много труда не уронить её. Налетавший шквалами проливной дождь сделал палубу скользкой. Мама упала. Другие люди падали тоже. Корабль сильно кренило то на один борт, то на другой. Упавший человек, как по горке, тут же катился к борту. Держась за фальшборт, он вставал. Когда корабль накренялся, а накренялся он на каждой волне, ощущалось, как внутри трюма переливаются набравшиеся туда тонны воды.  Раздавались голоса, проклинавшие судно. Они мешались с чьей-то молитвой. Один человек, совсем рядом от Полли, сказал,  что на подобном судне вообще не следовало выходить в море, что подрядчики обманули, перекрытия съели черви, ржавчина растворила обшивку, а налипшие на киль моллюски превратили корабль в  неуправляемую лохань. Полли повернула голову. Это говорил капитан.

         Путешествие предполагали сделать красивым. В путь отправились на паруснике. Когда налетел шторм, никому не стало дела до парусов. Серые полотнища хлопали высоко на мачтах. Грот-марсель обернулся вокруг мачты, а бизань, оторвавшись, упал на палубу, сбил с ног десяток матросов и пассажиров, сгрёб ковшом, и унёс в бушующее море.

         Капитан грозил главному инженеру судом. Тот соглашался предстать перед судом, если они спасутся.  Пассажиры  подбегали к капитану и требовали, чтобы он что-нибудь сделал. Он направлял их к спасательным шлюпкам.

         У шлюпок шла драка. Треск готового в любую минуту распасться на части старого судна придавал паники. С круглым фиолетовым лицом женщина прокладывала дорогу к шлюпкам, орудуя тяжёлым ридикюлем. Удар ридикюля пришёлся пожилому мужчине по затылку. Мужчина повернулся, схватил женщину за локти.  Женщина двинулась напролом по мостку, спущенному от борта к шлюпке. От страха у женщины появилась нечеловеческая сила, она волокла вцепившегося ей в локти мужчину. Дети и взрослые распластались у поручней, уступая им дорогу. Зацепившись каблуком за перекладину, женщина пошатнулась, грузным телом легла на канат, перевесилась. Ещё секунда и оба, женщина и пытавшийся остановить её мужчина, полетели  вниз.

         Помощник капитана ревел в рупор. Он требовал построиться в очередь, пропустить вперёд детей. Его никто не слушал. Каждый находил аргументы быть первым.

         Дождь и брызги от обрушивающихся волн накрывали палубу, заливали лица, мешали видеть.  Не надеясь скоро добраться до шлюпки, папа передал Полли вперёд. Вместе с другими детьми накрывшись с головой  плащом из полиэтилена,  Полли села на скамейку спасательной лодки. На носу стоял  высокий моряк с фонарём. Он принимал детей, подталкивал их к свободным местам в середине и на корме. Уже заполненные людьми качались на воде по соседству другие шлюпки. В спешке в шлюпку, где находилась Полли, передали очень много детей.  Помощник капитана кричал : «Детей вперёд!». Родители поняли, что шлюпка для детей, взрослым же следует плыть отдельно. В шлюпке разместились около сорока малышей, папа и мама Полли, моряк, женщина с грудным ребёнком и священник.