Несколько соединенных между собой просторных и удобных комнат располагались за дверью в середине коридора. До своего исчезновения Кальвадос многие годы предпочитал ночевать в них. Не удивительно, что Хуанита отвела отца именно туда. Другое дело, Кальвадос, возможно, вследствие черепно-мозговой травмы, не угадывал своих комнат. В тоже время, он хотел угодить дочери, не пугать её, и притворялся, что узнаёт старые вещи и комнаты. Его притворство читалось, от этого становилось ещё неприятнее и страшнее.
Человек вышедший из дверей спальни Кальвадоса, был не Кальвадос. Он шёл осторожно, крадучись, но, не оглядываясь, будто никакая угроза не определяла его поведение, а единственное чего он хотел, не наделать шума. Человек шёл по коридору. Вите, если он не передумал идти в туалет, приходилось следовать за ним.
Дойдя до лестницы, человек пошёл наверх. Там находился жилой чердак или мансарда с комнатами и наклонными окнами. Витя свернул в туалет.
В туалете было пусто и жутко. Журчала вода, пахло плесенью. Кроны деревьев, раскачивавшиеся в лунном свете за окном, казались призраками. Витя делал своё дело, когда порыв ветра с грохотом раскрыл окно. Куча пальмовых листьев влетела в помещение, вспугнув маленькую ящерицу, притаившуюся на кафеле. Ящерица пронеслась по стене перед глазами Вити, приведя его в трепет.
Витя опрометью вылетел из туалета и сразу остановился. Страх и любопытство боролись в нём. Витя пугливо посмотрел в коридор, на туалет, и, стараясь не скрипеть ступеньками, пошёл по лестнице на третий этаж выяснить, что там может делать человек, которого трудно отвести к обитателям дома. Если б он был слугой, вряд ли он стал бы двигаться столь осторожно, даже учитывая середину ночи.
На лестнице Витя услышал, как в парке отчаянно залаял ротвейлер. Вдруг голос собаки прервался , она захрипела и смолкла.
Витя опасливо выглянул в коридор третьего этажа. Чувства его обострились, нервы напряглись до предела. Тихо безжизненно мерцают лампы дневного света, одна чуть потрескивает. Идти дальше казалось совсем страшным. Витя собирался повернуть вниз, когда услышал странный звук, примешивающийся к треску лампы и шуму усиливающейся за окном бури. Пи-пи-пи. Словно кто-то попискивал или с интервалом скрёбся ногтям по стеклу.
Любопытство заставило Витю пройти дальше по коридору. В середине располагались апартаменты Хуаниты, столь же обширные как у отца, и прямо над его комнатами. Вот оттуда и доносились скрипучие звуки. Витя внимательно вслушивался. Как человек помешанный на компьютерах, он скоро определил, звук электронный.
Крадущийся человек исчез. Витя чувствовал себя в некоторой безопасности. Подойдя к дверям Хуаниты, он минуты две прислушивался, потом попытался заглянуть внутрь, чтобы выяснить, что же там попискивает. На зло дверь прилегала к косяку совсем плотно. Осмелевший Витя лёг на пол и заглянул под дверь. Тут была щель. Через неё просматривался низ комнаты. Витя мог разглядеть ковровую дорожку, ножки кресел. Дальше он увидел ножки стола и стула, край женского пеньюара.
Витя пыхтел, пот бежал по его лбу и щекам. Ему приходилось оглядываться. Любой, заставший его за подглядыванием, мог поставить в неловкое положение.
Пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, Витя сдвинулся по щели к косяку. Луч света ударил ему в правый зрачок. Удача! Жучок-короед проел крошечную дырочку сантиметрах в сорока от низа двери. Через неё можно смотреть и видеть. Витя взглянул и как фотовспышкой схватил сидевшую к нему спиной за столом Хуаниту. Плечи её чуть покачивались, а рука отбивала на столе ритм. Именно движение руки, надавливавшее на что-то, что Витя сначала принял за компьютерную «мышь», извлекало странные писклявые звуки. Перед Хуанитой на столе стоял какой-то аппарат. Из-за её спины Витя разглядеть его не мог. Догадка искрой пробежала по возбуждённому мозгу Вити. До него дошло. Он слышал эти звуки, знал о них, по крайне мере, они здорово напоминали известные ему. Манипуляции Хуаниты извлекали радиосигнал. На подобные сигналы Витя натыкался, когда был радиолюбителем. Это было перед тем, как папа купил компьютер. Рука Хуаниты отстукивала радиоключём. Сложный сигнал, точно не морзянка, летел неведомому адресату в леса сельвы или за океан.
Витя отступил от двери и снова огляделся. Он чувствовал страх и неловкость, будто открыл святую святых дома Кальвадоса. Как и на втором этаже, середину коридора занимала небольшая оранжерея экзотических растений в горшках. Невидимыми узами внимание Вити приковалось к месту среди горшков. Там торчала человеческая нога. Вернее, часть её, скрытая ботинком и штаниной. Загипнотизированный ужасом, Витя не отпрянул, а пошёл ближе к горшкам. Липкий пот покрыл его лоб, руки и шею. Он напоминал кролика, бредущего на съедение к удаву.
Подойдя, Витя чётко разглядел кровавый след, лужу крови, проломленный череп с кусочками мозга на щеке, неестественно разбросанные конечности.
Таинственный человек, за которым шёл Витя, лежал недвижимо. Другой неизвестный оборвал ему жизнь. Паралич ужаса сменился истерикой отчаяния. Витя ринулся вниз. Вбежав в свою комнату, он принялся будить отца:
- Папа, папа, вставай! Там наверху труп!!.
Борис бормотал во сне, ворочался, сопел, натягивал на себя одеяло, которое отвернул сын.
- Какой труп? – не понял Борис, просыпаясь, садясь на кровати, растирая кулаками красные глаза.
- На третьем этаже кого-то убили и бросили среди цветов, - горячо объяснял Витя.
- Кого убили?
- Я не знаю.
Борис в огромных семейных трусах в горошек и синей майке с олимпийской символикой прошёл к холодильнику, открыл пиво:
- Тебе ничего не померещилось? – спросил он, делая большие глотки из банки.
- Я видел точно. Напротив комнаты, где тётя Хуанита. Я не мог ошибиться. Пойдём, я тебе покажу!
Борис возвратился к кровати, взъерошил волосы:
- Чего ты мне собрался показывать, труп?
- Ну да. Может, он ещё жив.
- Либо он труп, либо нет. В любом случае мы никуда идти не можем, - тяжело выдохнул Борис.
- Почему?! Ты же такой смелый.
- Потому что я сидел, - резко оборвал Борис.- Сидел в тюрьме, сынок. Я никогда тебе про это не рассказывал.
- Мама знает? – спросил Витя.
- Мама знает, - подтвердил Борис и уже мягче пояснил. – Я сидел за экономическое преступление.
- А ты меня, сынок, в мокрое дело впутать хочешь. Ты мало живёшь, не знаешь злых и завистливых людей. Сейчас мы туда пойдём, потом нам дело пришьют. Скажут, мы его и убили. Я убил. Трупы – дело милиции. Надо будить дядю Володю.
- Так пойдём, разбудим!!
- Надо подумать… Ты не слышал, как дядя Валера рассказывал, его чуть не сутки продержали в полицейском участке, когда кто-то напал на лодочника. Дядя Валера был лишь свидетелем. Того человека только ранили. Если же кого-то убили, нас задержат навечно, тем более, если мы с тобой к трупу первые явимся.
- Дядю Валеру задержали в Бразилии, а мы в Парагвае.
- Какая разница, малыш?.. Эх, а ведь мы маме обещали вернуться… Ладно, пойдём.
Борис натянул джинсы. Нехотя он отправился будить Володю. Витя следовал сзади хвостом.
Володя поднялся медленно с тяжёлыми вздохами: «Вляпались в историю!» и «Поспать не дают!». Он разбудил Степанова. С предосторожностями все четверо поднялись на третий этаж, приблизились к апартаментам Хуаниты. Тихо, не звука. Развернулись к оранжерее. Ничего не видно. Подошли ближе. Что-то случилось с электричеством. Лампы замигали. Давала знать буря за окном. Ветви качавшегося дерева у ставня били по кабелю, высекая искры. Витя вскрикнул. Борис влажной ладонью зажал ему рот.
Среди горшков никого не было. Посередине середине коридора тянулся мокрый, как от швабры след. Если здесь кто-то и был, пока прособирались, человека убрали. Следы торопливо замыли водой. Борис с негодованием смотрел на сына, не подвёл ли он его в глазах остальных, не стал ли труп плодом воспалённого воображения ребёнка.