Крестоносцы тщательно охраняли подступы к каналу и реке. Они обедали, когда вдруг за пределами лагеря, со стороны Дамьетты, раздался сигнал тревоги. Жуанвиль - как мы говорили, всегда первый в бою - выскочил из-за стола вместе со своим ратником Пьером д'Авалоном и другими рыцарями; они быстро оседлали лошадей и бросились в ту часть лагеря, где было совершено нападение. На подмогу им поспешило все воинство тамплиеров во главе с Рено де Бише. Эти два доблестных отряда напали па сарацин в ту минуту, когда те захватили сира де Перона и его брата сеньора Дюваля, которых они застигли неподалеку от лагеря. Когда сарацины увидели приближающийся отряд крестоносцев, они решили убить своих пленников, но тех спасли прочные доспехи; Жуанвиль обнаружил обоих на земле, избитых и раненых, но живых. К крестоносцам подошло новое подкрепление, и сарацинам пришлось отступить, а два славных рыцаря с триумфом были доставлены в лагерь. Людовик приказал продолжить строительные работы и быть начеку. Вдоль всей линии на пути к Дамьетте прорыли рвы, и теперь лагерь, имевший форму треугольника, с одной стороны был защищен Нилом, с другой - каналом Ашмун, а с третьей - свежевырытыми рвами, к тому же был обнесен еще частоколом. Король и граф Анжуйский взяли на себя охрану прибрежной части лагеря; граф де Пуатье и сенешаль Шампанский поставили свои палатки так, чтобы обозревать территорию со стороны Дамьетты, а граф Артуа с храбрейшими рыцарями разместился неподалеку от боевых машин. Ни один лагерь не охранялся лучше, чем лагерь на Ашмуне, ибо на страже его стояли сам король и три его брата. Турки же, видя, что им не застичь крестоносцев врасплох, установили напротив насыпи самую мощную и разрушительную военную машину; тем временем другие машины извергали камни и стрелы не только на противоположный берег канала Ашмун, но и с левого на правый берег Нила. Эти приготовления предвещали скорое наступление врага, поэтому мессиру Готье де Кюрелю и сенешалю Шампанскому было велено нести караул вместе с графом Артуа, на коего король не слишком полагался по причине его молодости и горячего нрава. Рыцари заняли места у боевых машин.
Около десяти часов вечера два доблестных рыцаря бодрствовали в нескольких шагах друг от друга, когда увидели свет на противоположном берегу реки, они подошли поближе - посмотреть, что там затевается; в ту же минуту огненный шар величиной с бочку, оставляющий след, как комета, и похожий па летящего по небу дракона, вырвался из адской машины, разлив вокруг такое зарево, что стало светло как днем и можно было разглядеть лагерь, Майсуру и расположение турецкой армии. Шар упал между двумя башнями, прямо в отводной канал, прорытый для того, чтобы понизить уровень воды в реке, и продолжал гореть, потому что то был греческий огонь, который можно загасить лишь песком или уксусом. Весь лагерь тотчас же проснулся от грохота н вспышки, похожих на удар грома и сверкание молнии. Все застыли в оцепенении, а славный сир Готье де Кюрель, увидев пламя, повернулся к Жуанвилю и его рыцарям п воскликнул:
- Сеньоры, мы погибли, нет нам спасения, ибо если мы останемся здесь, то сгорим заживо, а ежели уйдем, оставив караул, то запятнаем свою честь. Один лишь господь может спасти нас от этой напасти, я призываю вас, соратники и друзья, всякий раз, когда нечестивцы станут насылать на нас огонь, опустимся на колени и, пав ниц, возблагодарим всевышнего.
Сенешаль и рыцари поклялись поступать так, как советовал пм доблестный сир. В эту минуту явился спальник короля узнать, не нанес ли огонь какого-либо ущерба. Но его уже погасили благодаря усилиям людей, умеющих сражаться с этой адской стихией и не побоявшихся подойти к огненному шару. Тогда спальник, слегка успокоившись, пошел к королю. Но не успел он войти в шатер, как все небо вновь осветилось столь ужасным заревом, что сам Людовик упал на колени и закричал голосом, в котором слышались слезы:
- Боже милосердный, спаси пас, меня и всю мою рать…
Вторая молния пересекла канал, отклонившись чуть правее, по направлению к башне, охраняемой людьми мессира де Курсена; увидев, что шар летит прямо на них, они разбежались кто куда. Огнедышащий дракон обрушился на берег, всего в нескольких футах от башни; один из рыцарей, заметив, что башню охватило пламя, и понимая, что сам не сможет погасить пожар, бросился к сиру Жуанвилю и мессиру Готье де Кюрелю с криком:
- Помогите, помогите, ради бога, иначе все мы сгорим, и мы сами, и наши башни. На помощь, сеньоры, на помощь!
Двое рыцарей тотчас же бросились к башне; глядя на них, и к остальным вернулось мужество; все кинулись туда, где пылал огонь; но едва они принялись его гасить, как на них обрушился град камней и стрел. Они вылетали из орудий, противостоять которым могли лишь не менее хитроумные машины. Но рыцари, нимало не думая об опасности, продолжали свое дело, и уже мгновение спустя их щиты и доспехи были густо унизаны стрелами.
Так прошла эта ночь, вселяя в людей непреодолимый ужас; небо полыхало до рассвета; рыцари бодрствовали, начиная верить в то, что Мухаммед, этот лжепророк, отрядил на защиту Египта не людей, а демонов. Во мраке ночи, на чужбине внимали они самым немыслимым легендам. Даже сам Нил, дарующий воду и жизнь, стал предметом невероятных россказней. Простодушный Жуанвиль сохранил для нас пространные суждения, услышанные или высказанные крестоносцами. Нил, полагали они, берет начало в земном раю; объяснялось это предположение тем, что зачастую воды Нила забрасывали в сети рыбаков корицу, имбирь или алоэ, а так как эти ценные растения растут в Эдеме, христиане не сомневались в том, что в реку попадают ветки этих кустарников, обломанные ветром, а река песет их к Каиру, Майсуре, Дамьетте, где их вылавливают торговцы и продают за золото.
Говорят, что почивший недавно султан как-то решил узнать, где берет начало река. Он приказал сведущим людям проследить ее течение; тут же была снаряжена целая флотилия, груженная провиантом. Путешественники провели в пути три месяца; наконец они вернулись и рассказали, что поднялись вверх по реке до того места, где путь преградили обрывистые скалы, и с высоты этих круч они увидели, как Нил, подобно гигантскому водопаду, устремляется вниз. Вершины этих скал покрыты чудесными лесами, где бродит множество диких зверей - львы, слоны, драконы и тигры, ползают змеи; оттуда, сверху, они смотрят на людей. Побоявшись идти дальше, путешественники повернули назад и предстали перед султаном, чтобы поведать ему о том, что они увидели во время своих странствий.
Можно легко вообразить, какой страх должны были посеять в душах людей самые незначительные, но кажущиеся сверхъестественными события, ибо в этих краях никто не ставит под сомнение подобные истории. Неудивительно, что ужас перед греческим огнем - тайной константинопольских монархов, раскрытой турками, но еще неведомой христианам,- быстро обуял все войско. К счастью для крестоносцев, после первой атаки стало известно, что ущерб, нанесенный греческим огнем, оказался не так велик, как страх, который он внушал; те, кто бодрствовал ночью, отправились спать; только король со своими братьями не пожелал уйти с поста и остался стоять на страже.
На рассвете граф Анжуйский распорядился чинить метательные машины, но воины опасались сарацинских стрел, и тогда притащили обе башни, откуда стали отвечать неприятелю выстрелами из арбалетов; поскольку среди христиан были отменные стрелки, турки скоро поняли, что превосходство не на их стороне. Тогда они установили напротив башен камнемет и, выстроив рядом с ним все своп орудия, дабы увеличить силу удара, к огненным шарам, выпускаемым главной машиной, добавили несметное количество горящих стрел; теперь уже никто не отваживался подвергать себя этой опасности.
На сей раз, при свете дня, греческий огонь разил наверняка и без пощады; в одно мгновение пламя охватило обе башни и все близлежащие шатры крестоносцев. Увидев это, граф Анжуйский хотел броситься один тушить пожар, его удержали силой, и он от ярости буквально потерял рассудок. Весь день изливался этот дождь Гоморры, поглощая все вокруг, к вечеру ничего не осталось - ни машин, пи снаряжения. Ночь прошла спокойно: гореть было нечему. Все запасы дерева - и в лагере, и в окрестностях - оказались израсходованы. Король собрал рыцарей и поведал горькую правду. Было решено разрубить несколько кораблей и из обломков соорудить новую башню. Пришлось расстаться со многими судами, но зато через две педели поднялась башня, прочнее и выше прежних. Верный понятиям рыцарской чести, король решил помочь брату вернуть свое доброе имя, которого тот якобы лишился, позволив сгореть двум сторожевым башням, поэтому он приказал поставить новую у насыпи лишь в тот день, когда настанет черед графа Анжуйского нести караул. Так и сделали: в назначенный день новую башню привезли на берег канала, и воинам приказали вновь браться за работу.
