— Что случилось, господин? — подал голос Магомет, втягивавший плечи, пытаясь хоть как-то спастись от непрестанно лившейся изо рта немца отборной германской брани. -

— Эти ротозеи загубили повозьку! Шайсовы дети! Не ферштейн ничего! Помогите её отремонтировать! Вас наградят! — при словах о награде даже Магомет подобрался и подошёл поближе к офицеру, который как раз двинул кулаком в скулу грязному греку. — Дело огромной важность! Кайзер-султан и фельдмаршал Энвер вас вознаградят! Гауптман-пашами сделают! Ну же, шнель, шнель, бистро!

Немец достал из-за пазухи горсть турецких лир. У солдат тут же загорелись глаза.

— Показывайте дорогу, господин! — об охране позиций они все разом позабыли.

— О, данке, данке, храбрый солдаты. Ми очень шнель всё сделаем, — офицер облегчённо вздохнул. — Ком за мной, ком!

— И где теперь прикажете их ловить? — вглядывался в ночную тьму Сергей Минаев. — Точка-то на карте маленькая, а вот на земле…

— Не волнуйтесь, Сергей Михайлович, вредно, до мигрени себя доведёте, — Степан Зарудный поморщился. — Греков мы разослали в разные стороны, Фрол Харитонович и наши отправились в другую сторону…Увидим. Они же должны подать условный сигнал!

— Условный сигнал вроде мигающего огонька посреди чёрной глади? — вполголоса спросил Минаев, не отрывая взгляда от Чёрного моря, приподнимаясь над землёй.

— Именно, Сергей Михайлович, а отчего Вы…Условный сигнал! — шёпотом крикнул Зарудный.

Вдалеке мигал огонёк. В руках Минаева незаметно оказалась зажигалка. Сергей пару раз щёлкнул, появился слабый огонь — и тут же потух. Минаев потряс, прислушался, взвесил на руке — и чуть не запустил в ближайшие кусты.

— Топливо кончилось. Эх, Боже, хоть бы увидели…

Огонёк мигнул и пропал. Со скоростью раненого вола тянулись минуты ожидания. Но вот Минаев смог разглядеть впереди, на морской глади, пять тёмных силуэтов. Это были лодки. Вскоре уже можно было расслышать тихий-тихий плеск воды под вёслами.

— А Вам не кажется, что их уж слишком много? — напрягся Минаев. — Да, этак мы пройдём незаметными только мимо мёртвых турок. Интересно, Фредерикс надолго отвлёк отряд охраны?

Между тем лодки завидели и остальные люди из русского отряда, и греки. Лодки стукнулись о грязноватый берег. Зарудный побежал встречать дорогих гостей. Перебросившись несколькими словами с одним из тех, кто разгружал лодку, Степан махнул рукой.

Вскоре греки подогнали телеги, погрузили на них привезённый из далёкой России груз, и поехали на юг, в "училище". А тем временем русские офицеры и солдаты пробивали днища лодкам, а потом отгоняли на глубину и топили.

Зачинался рассвет. Пока что отряд двигался безлюдной местностью. Но на всякий случай впереди ехал на отремонтированной повозке барон Фредерикс в мундире турецкого офицера. Позади расположились Алифанов и Селиванов, переодетые в османских рядовых.

— Штабс-капитан, — обратился к барону ехавший на той же повозке Зарудный.

— Можно просто Иоган. Или Иоган Карлович. Но после этой ночи сойдёт и Йохан-паша, — ухмыльнулся Фредерикс, откидывая со лба вспотевшие волосы.

А шевелюра у него была будь здоров! Густые тёмные волосы так и норовили закрыть глаза или залезть в уши. И как только вшей не боялся? Или, скорей, в Турции оброс…

— Да, я про это и хотел спросить, как же Вам удалось их так надолго занять? Обхитрили всё-таки турок!

— Думаю, русские крепостные этак до шестьдесят первого года могли бы обмануть этих османов, не особо даже завираясь. Да, ведь были люди! Бросятся в ноги, плачут, стенают: "Не собрали, батюшка, урожай! Погиб, сгнил на корню!". А тот отвечает: "Собаки, ни черта не умеют эти азиаты! А ну, пшли!". А потом те же крестьяне, подсчитывая мешки зерна в амбарах, ухмыляются, радуются, смакуют, как обманули помещика. Так вот. Наши греки великолепно справились с первой боевой задачей: загнать повозку в яму и сломать чего-нибудь так, чтобы на полночи работы было целому полку! Сломали. Турки ругались, кричали на бедных греков, у которых в крови, наверное, ещё что-то осталось со времён Афинской республики, великолепно играя забитых батраков, ничего не соображающих. Признаться, турки справились быстрее, чем я надеялся. И потому пригодился мой любимый шустовский, — Фредерикс достал из-за пазухи фляжку. Потряс её, пустую, грустно вздохнул и спрятал обратно. — Они, конечно, выпили. Языки у них стали поразговорчивей, начали, как у нас говорят, травить байки о службе. Кстати, а Вы знаете, что турецкие власти плюнули на пропажу двух постовых? Решили, наверное, что те просто сбежали или передрались друг с другом, один другого убил и пропал. Так что теперь волноваться не стоит. К тому же здесь достойных дивизий нет во всей округе. Так, мелочь. Во всяком случае, те турки рассказывали, что почти все войска отсюда уведены на восток или запад. Так что нам тут можно и погулять немножко.

— Гулять нам предстоит совсем скоро. Осталось всего две недели. Второй отряд привёз приказ от самого Верховного главнокомандующего: приготовить все наличные силы к бою. Через четырнадцать дней мы должны отрезать линии связи Стамбула с Малой Азией. Любыми средствами, — нахмурился Зарудный.

— Получается, что мы должны выиграть время?

— Любыми средствами, — повторил с нажимом Степан. — А наши повстанцы почти что и не готовы. Оружия не хватает, как и выучки. Патроны, снаряжение, провизия…

— Придётся брать с боем. И собирать всех, кого только можно. Нужно поднять восстание. К тому же должен сыграть элемент неожиданности. Но будет трудно. Я буду рад отдать жизнь за Россию и царя, — наконец-то Фредерикс заговорил совершенно серьёзно. — Но этого мы не можем требовать от тех, кого поведём в бой.

— Они будут сражаться за свою свободу, они будут мстить за века издевательств, страха и ненависти. Иоган Карлович, неужели Вы думаете, что наши повстанцы будут драться менее жестоко и упорно, чем мы? Я сомневаюсь…

— Николай Николаевич, всё готово? — Кирилл склонился над картой. Пятнадцатое апреля тысяча девятьсот семнадцатого года войдёт в историю как начала Босфорской операции.

Сизов, министры, Ставка — да весь русский народ сделал немало для этого. Смогли навести относительный порядок на транспорте, для чего пришлось "пригрозить" железнодорожникам. По всей стране прогремели судебные дела по обвинению в саботаже и измене Родине нескольких ответственных за бардак на транспорте людей. Правда, многие поговаривали, что на них просто отыгрались, устроили показательные процессы — но пример оказался полезен. Сумели подавить несколько крестьянских выступлений: в Черноземье решили, что пора устроить "чёрный передел", пожгли многие усадьбы, убивали полицейских. Но совместные усилия Осведомительного агентства, который возглавил после длительных уговоров Маяковский, местных священников, властей и даже нескольких рот кирилловцев помогли справиться с беспорядками. К тому же крестьяне почувствовали, что землю дают, на самом деле дают, а не обещают! На фронте всё было более или менее: быстрая расправа с восставшей частью на Северном фронте многому научила возможных бунтовщиков. В городские думы и земства отправили множество проектов, расширили их полномочия, Кирилл даже намекал на более широкие возможности, чем даже те, что даровал местному самоуправлению Александр Освободитель. Имущественный ценз понизили в десять раз, с таким расчётом, чтобы владельцы хуторских хозяйств и рабочие, владеющие любой недвижимостью, имели бы право участи в земских выборах, без различий по вероисповеданию или национальности. Заодно создали волостные земства: в каждом волостном собрании избирали уездных гласных, а уже в уездных собраниях избирались бы губернские гласные. Волостные земства получили от уездных земств в соё ведение земские школы, больницы, санитарные и прочие пункты, на них же возложили постройку и содержание дорог, а также заведование всеми нуждами населения в пределах волости. Потихоньку вводились земства в Сибири и других местностях, в которых до марта местного самоуправления не существовало.