— Похоже, это по нашу душу, — бросил уже на ходу Кирилл, спеша на улицу.
Вокруг уже собиралась потихоньку толпа зевак, которую оттесняли сотрудники Службы Императорской Безопасности в жандармских мундирах. Несколько офицеров, проходивших невдалеке, даже пришли на выручку. Хотя, конечно, это было редкостью: уважение и помощь "мерзким синемундирникам", которые презирались обществом.
Кирилл застыл в дверях, не торопясь подойти поближе к месту взрыва. Скорее всего, не вовремя сработала бомба террориста, но он мог быть не один. Так погиб Александр Второй. Первая бомба достала конвойных, царь вышел посмотреть, что случилось, помочь — а вторая бомба уже достала и Освободителя. Ещё бы несколько часов, и в России могла появиться Конституция…
Один из сотрудников Службы, завидев Кирилла, заторопился к Главковерху — докладывать. А пока что несколько очевидцев из охраны дома рассказывали о том, что видели.
— Отделился от какой-то компании, с правого фланга, — офицер охраны показал на правую часть улицы. — Затем побрёл по тротуару, всё приближаясь к дому. Мне это совсем не понравилось. К нему подошёл поближе один из жандармов, спокойно обратился — и внезапно раздался взрыв.
Да уж, коротко и ясно.
— Ваше Высокопревосходительство! Только что сорвана попытка покушения на персоны Вашу и… — жандарм заметно замялся, на языке у служивого явно вертелось "Его Императорского Величества". — И персону Николая Александровича. Неизвестный пытался проникнуть на территорию вверенного нам дома, но был остановлен подхорунжим Устряловым! У террориста раньше времени взорвалась адская машина, смертельно ранив подхорунжего и бывшего рядом с ним казака Конвоя лейб-гвардии старшего урядника Мелехова.
Хотя голос жандарма звучал уверенно, но на лице его отражалось смятение: по самой Ставке ходят бомбисты! И ведь эсеры-то объявили об оборончестве, их Боевая организация давно не давала о себе знать. Может, в ответ на подавление петроградского мятежа? Но Кирилл понимал, что вряд ли такое было возможно. Нет, желания эсеров снова заявить о себе, "бомбануть" кого-нибудь нельзя было не учесть. Однако в Ставку они бы просто так не пробрались. Да и зачем? И в Петрограде, и в Москве, и в Киеве, и даже в Гельсингфорсе было достаточно более лёгких целей. Нет, это были далеко не эсеры.
А толпа всё росла. Постепенно начали стекаться полицейские, жандармы, офицеры и нижние чины, чиновники, жители Могилёва. Потом прибыл и комендант Ставки, на автомобильном экипаже, раскрасневшийся, взглядом, кажется, готовый прожечь даже линии германской обороны до самого Берлина. Он рассыпался в заверениях, что это больше не повторится, что меры будут приняты, и так далее. А заодно, словно цепной пёс, поглядывал в глаза Великому князю: не хотел терять места…
— Что ж, надеюсь, личность этого бомбиста и люди, которые стоят у него за спиной, в скорейшем времени будут выяснены.
Вообще-то, бомбист мог пройти и дальше, и адская машинка могла бы сработать и внутри дома. Сизова просто с некоторых пор по городу сопровождал небольшой отряд Службы Имперской Безопасности, в котором как раз состоял и погибший подхорунжий. Покой Николая стерегли только несколько казаков Конвоя, обычно пропускавшие внутрь большинство посетителей. Во всяком случае, они бы остановили бомбиста намного позже, нежели Устрялов.
Но сама личность бомбиста была не так важна, как личности направлявших его действия. Кто это мог быть? Германцы? Нет, вроде, не их стиль. К тому же зачем поднимать лишнюю шумиху в Ставке? Они уже должны были догадаться о том, что один из их "разведчиков" уже схвачен Службой, и рассказывает всё, что ему известно о германской агентурной сети. Надо сказать, знал этот выдававший себя за поляка безбожно мало, так, с десяток малозначительных персон и несколько явочных квартир. К тому же за указанными лицами уже "пришли компетентные органы". И, судя по всему, германская разведка уже знала о том, что их сеть потихоньку накрывали. Это заставит их задёргаться, беречь тех агентов, которые пока что считаются нераскрытыми. То есть тех, кто согласится на работу во благо России. В общем-то, выбора у таких шпиков особого не было. Правда, таких "выживших" будут проверять и перепроверять, скорее всего. Но уж с этим как-то можно будет разобраться. А новых разведчиков, которые придут на смену раскрытым, можно будет отлавливать и перевербовывать. Жалко, что Служба далеко не так сильна, а её работа не столько налажена и отточена, как деятельность СМЕРШа, но всё придёт со временем.
С другой стороны, это мог быть и намёк Рейха. Тоже можно это предположить. Однако это могли быть и союзники: убрать бывшего царя, выдав всё за действа эсеров или германцев. Каков был смысл этого? Николай мог, пользуясь тем, что его сын сейчас зовётся императором, в дальнейшем вернуть себе власть. Всё-таки — Россия, и самодержец мог себе позволить здесь многое. Николай был опасней для союзников, чем ребёнок, "солдафон" Кирилл, за которым водились (по мнению "общественности") грешки заигрывания с либералами, или же министры-либералы. А так — твори что хочу…
Сизов просто помнил несколько интересных вещей. Например, в первые дни после устранения Николая в Тобольске тамошний комитет точно сообщил о судьбе самодержца, о его убийстве, а вот о семье лишь было заявлено, что они "в надёжном месте" — на том свете. А вот, скажем, судьбу других Романовых, Михаила и прочих, комитеты скрывали, ссылаясь на то, что какие-то неизвестные люди в солдатской форме увели "граждан Романовых" в неизвестном направлении. Зачем было скрывать? Затем, что могли и вправду не знать об их судьбе. Здесь могли поработать и другие люди, а точнее, силы. Боялись же только бывшего царя, мирно жившего в глухомани. А просто так Советская власть бояться не могла. И союзникам тоже не нужен был претендент на престол, или, точнее, законный хозяин трона. Да и кредитор огромных средств, ушедших за рубеж в качестве залогов, вкладов на сохранение и вложений в так и не созданную после войны международную валютную систему…
— Эх, тяжела доля засланца, — про себя, нервно прошептал Кирилл, возвращаясь в комнату, где у окна застыл Николай Александрович. — Никки, прошу тебя, решайся. Ты же видел, что здесь могут с тобою сделать. Даже в Ставке невозможно укрыться от гибели. Ведь ты не знаешь, но на Юденича, которого я назначил начальником штаба, тоже хотели совершить покушение. Николая Николаевича ждала пуля в сердце. Я не хочу, чтобы ты погиб здесь, как некогда Освободитель. И к тому же кто ожидает, что на пароходе будет сам Николай Романов?
— Surprise for dear George, — проговорил Николай. — Может быть, может быть…
"И всё-таки Николай слишком легко подпадает под чужое влияние" — невесело подумал Кирилл. Но если бывший самодержец согласится, то будет решено сразу столько проблем…
— Прошу прощения, у Вас не занято?
Маленький кафе-шантан в Петрограде, "Приют комедиантов", сейчас был практически пуст. Что сказать, хоть и время не самое раннее, семь часов вечера, и вроде популярностью пользовалось, да только — недавнее восстание! Люди всё ещё побаивались лишний раз выходить на улицу. К тому же — Кутепов. Новый глава округа сразу ужесточил порядки в Петрограде. Был введён комендантский час с десяти вечера, так что любого человека, не получившего специальное разрешение лично в штабе Кутепова, могли задержать и привести в ближайший околоток. Патрули, по три человека с винтовками и ещё одним автоматчиком, стали частым явлением даже в солнечное, дневное время. Любые скопления людей теперь вызывали у военных подозрения. А уж что творилось на Выборгской стороне! Там совсем плохо стало для "весёлого" народа, "котов", к примеру. Нет, конечно, вольницу совсем удушить нельзя было, не за такое время, и военных, бывало, можно было подкупить, с ними можно было договориться — или убить. Через два дня после введения комендантского часа на Выборгской нашли мёртвым целый патруль. Похоже, их ждали. Вокруг трупов валялись стрелянные гильзы, запах пороха стойко въелся в пальцы и окровавленную одежду: патруль отстреливался. Неподалёку лежали тела нападавших, где-то с полтора десятка. На банду не было похоже, скорее, кто-то из депутатов Совета решил продолжать борьбу руками чернорабочих и вооружённого сброда. Дело произошло не на самой глухой улице, но жители окрестных домов будто бы оглохли в ту ночь. Все. Разом.
