Господи, что же творится на Земле? Да это же чехи, чехи с нами! Тоже с красными воюют, чудны дела твои, Господи! Покажем мы красным, кто есть кто, чья это земля…
Мы взяли вокзал, бросившись в безумную атаку на "льюисы". И смогли, смогли пройти! А вот чехи…Те отступили обратно к своим поездам, подчиняясь неожиданно пришедшему приказу командования. Эх, чехи, чехи…Ну да ладно, мы здесь хотя бы отогреться можем…Сейчас бы поспать часок-другой…
***
Двенадцать дней назад умер Каппель — и вот-вот может погибнуть Адмирал. Мы всё-таки пробились к Иркутску: я до самого последнего момента не верил, что всё будет настолько легко. Атака, снова атака, ещё раз атака, и опять…А потом — тихо. Очень и очень тихо: красные отходили к окраине Иркутска, устанавливали пулемётные гнёзда, сколачивали "дружины". Я сам видел, как человек десять-двенадцать парней, не старше лет двадцати, в тужурках и плохоньких шинелях суетятся вокруг "виккерс-максима". Смешно, право: одной гранаты хватит, чтобы превратить в ошмётки и саму дружину, и пулемёт. Да вот только — нельзя. Адмирала могут убить: городские власти пригрозили смертью бывшему Верховному правителю России. И ведь не дрогнет рука, не допустят они ошибок прошлого правительства. Это Адмирал мог отпустить на все четыре стороны Авксентьева с Зензиновым, отдав сто тысяч рублей каждому "на жизнь". Нынешние "правители" России разве что на тот свет отпустят с радостью, пустив пулю в лоб.
Вечером, как сказал нам майор Колотозов, состоялось совещание штаба Каппелевской армии. Как звучит-то! Три тысячи усталых солдат и ещё тысяч двадцать больных, раненых и умирающих. Армия…Вот она, наша Россия, съежившаяся до размеров вокзала и пары вёрст железнодорожного полотна. Погибла Россия…Нет, ещё не погибла! Отставить грусть и трусость! Адмирал! Пока жив Адмирал — жива и прежняя Россия. Только бы спасти его…
Колотозов принёс ещё какое-то известие, только вот я совершенно не расслышал его слов. Что-то там про обходной манёвр, об ударе с тыла…Ага, в атаку на Иркутск идём! Отобьём Адмирала! Наконец-то — в бой, чтобы не бояться, чтобы не мёрзнуть. И — чтобы не думать…
Ставшие давным-давно привычными сугробы и трескучий мороз. В новинку разве что полная луна, освещающая наш путь. Лучше б и не было её: иркутским легко заметить вооружённый отряд, идущий возле самого пригорода. Проклятье! Заметили! А. нет…Не успели знак подать: снег принял троих красных дружинников в свои морозные объятия. Я всё-таки посмотрел на них: простые люди, рабочие, не будь этой проклятой Смуты…Эх, да что уж там! Ещё битвы, ещё! Чтоб не думать, чтоб тупо выполнять команды, чтоб сражаться за Адмирала!
Блестит Ангара — или не Ангара? Вроде она здесь протекает, ныне закованная в ледяную броню. Эх, смотри-ка, поэтому становлюсь, романтиком…Давно ли копал в промёрзшей земле могилы для умерших от гангрены однополчан? Воспоминание отбило всякий поэтический настрой.
Внезапно скомандовали залечь. Поднявшееся было волнение унял, умыв лицо снегом. Хорошо стало! Да, хорошо! Мысли сразу в порядок пришли, да и внимание переключилось на…
Кто же это там? Кого…
Я подполз поближе, чтобы увидеть холм, ребёнком выглядящий на фоне крутой горы. А там, на холме, высокий человек в серой папахе возвышался перед расстрельной командой. Ещё ближе, ближе, ближе…Подползти, надо подползти поближе…Этот человек показался мне до боли знакомым. Да он там не один, ещё кого-то вот-вот расстреляют…
Где-то вдалеке раздался пушечный выстрел — и словно этот громовый отзвук придал ясности моим мыслям: там, на холме, был…Адмирал! Да, это он! Адмирал!
Я едва удержался, чтобы не подняться во весь рост и не побежать к нему, чтоб закрыть телом…
— Кто Вы по званию? — слышу я уверенный, спокойный, ледяной голос Адмирала, обращенный к начальнику расстрельной команды.
— Комиссар!
— Нет такого звания. Боюсь, что по уставу Вы не можете командовать моим расстрелом, здесь нужен старший либо равный по званию, — всё так же заметил на возглас красного комиссара Адмирал.
— Так что же тогда прикажете делать? — издевательским тоном произнёс командир палачей.
— Командовать своим расстрелом буду я, — отчеканил Адмирал. — Готовсь!
Майор Колотозов поднял руку — знак изготовиться к бою. Ага, ну сейчас мы…Приклад послушно прижался к плечу. Мушка глядела прямо на одного из палачей, вон того, в тужурке с красным околышем.
— Цельсь! — возвысил голос Адмирал, готовясь произнести последнее в своей жизни слово.
— Пли!
Адмирал застыл…Он стоял секунду, две, три…Он, наверное, не понимал, почему же не он упал в снег — а красные…
Колотозов обогнал Адмирала — и вся расстрельная команда отправилась на тот свет…
— Александр Васильевич! Александр Васильевич! — майор первым поднялся из сугроба и побежал к Адмиралу. — Александр Васильевич!
Адмирал, не в силах побороть охватившее его волнение, покачнулся и едва не упал в снег.
— Александр Васильевич! Уходим! В часе отсюда — Войцеховский! Уходим, Александр Васильевич! Нам больше нечего здесь делать! — Колотозов, обыкновенно спокойный и обстоятельный, теперь более походил на юнкера, прошедшего через первый в своей жизни бой. — Александр Васильевич!
Но, признаться, мне самому хотелось пожать руку Адмиралу, посмотреть в эти глаза — и…
— Я не считаю возможным покинуть Иркутск, — взяв себя в руки, отрезал Адмирал. Он вглядывался…куда?
Я проследил его взгляд — он падал на какой-то из городских кварталов, там же и темнела громада…тюрьмы? Неужто и вправду тюрьма?
— Я понимаю, что Вам сейчас нелегко, мы только что избежали смерти, но…помилуйте! Надо уходить! — дородный Пепеляев надеялся образумить бывшего Верховного Правителя России. Шальной взгляд премьера метался: Пепеляев, видимо, не желал возвращаться, не желал вновь увидеть застенки. — Опомнитесь! Там же красные!
— Там — Анна Васильевна. Пока она находится в Иркутске — я не в силах покинуть город, — лицо Адмирала напряглось, посерело…
Я наконец заметил, что он поседел, и теперь более походил на старого орла. Не только мы прошли крестный путь, но и Адмиралу досталась своя дорога на Голгофу.
— Проклятье! Ваше Высокопревосходительство, разрешите выполнять! — взял под козырёк майор. — Я берусь спасти заключённых. Клянусь Вам: Анна Васильевна…
— Верю, охотно верю — я пойду с Вами, майор. Дайте мне оружие, — именно в тот момент я готов был охотно поверить, что Адмирал когда-то смог успокоить митинг революционных матросов. Этот взгляд…Этот голос…Металл был мягче.
— Но, Ваше Высокопревосходительство…Александр Васильевич…
Вы когда-либо видели, чтобы мужчину, спешащего к любимой, кто-то мог остановить? А уж особенно бывшего Верховного Правителя России…
Зато я могу поклясться: вам никогда не доводилось видеть отряд человек из сорока, решивший взять штурмом самое охраняемое здание Иркутска. Наверное, в иное время впору было бы снимать картину-синема о наших похождениях…
По дороге встретился патруль красных…Наконец-то — бой! Не думать! Не думать о том, что вот-вот нас могут окружить "дружинники", что мы в самом центре вражьего гнезда…
А ведь какие юнцы были среди "дружинников"…Точно такие же парни воевали у Тобола и под Самарой…Эх, Самара-городок, сколько же ребят там полегло…Почудилось, что среди красных был и Пашка Милорадовский, лихой поручик, нашедший последний приют в братской могиле Челябинска…Вылитый Пашка! Такой же молодой — и такой же горячий. И погиб первым…
И снова — бег по улицам просыпающегося Иркутска, снова стрельба…И оборачиваться- нельзя: там, позади, пятеро наших осталось. И, знаете, я был даже рад за них: наконец-то отдохнут…